– Запросто, – подтвердил Форкерей. Почему-то я ждал какой-то церемонии, какого-то ритуала, даже таинства для посвященных, хотя бы зловещих заклинаний, но мы лишь взмыли к основанию Шпиля и юркнули в пятно, словно поставили дружно ноги на давно знакомый горный склон, нисколько не смущенные угрозами и ловушками, несомненно поджидавшими впереди. Помещение в точности соответствовало описанию Форкерея. Было темно, но камера-дрон давала слабую подсветку, а датчикам наших скафандров темнота не была помехой: они быстро сосканировали помещение и вывели картинку на визоры шлемов. Пол казался металлическим, тут и там в нем зияли щербины, а закругленные грани отверстия – того самого черного пятна, если смотреть снаружи, – выглядели потертыми от времени. Я наклонился. На ощупь сплав под ногами воспринимался одновременно твердым и податливым – словно был готов просесть, если на него как следует надавить. По визору бежали строчки отчета, сообщавшие, что температура пола всего на сто пятнадцать градусов выше абсолютного нуля. Хемосенсор перчатки отрапортовал, что пол состоит преимущественно из железа с вкраплениями углерода, причем последний присутствует в аллотропных модификациях[15], неизвестных прибору. Еще имелись признаки практически всех прочих изотопов периодической таблицы, но, как ни странно, отсутствовало серебро. Впрочем, это были, так сказать, сугубо теоретические выводы – когда хемосенсор попытался «отщипнуть» микроскопический фрагмент пола для более подробного анализа, результатом стала череда панических сообщений об ошибке, после чего датчик вырубился. Я попробовал узнать состояние собственного скафандра. Хемосенсор не реагировал. – Починить, – приказал я скафандру и дал разрешение использовать для ремонта необходимые ресурсы. – Что-то не так, Ричард? – поинтересовался Чайлд. – Скафандр повредил. Мелочь, но отвлекает. Похоже, Шпилю не понравилась моя попытка взять образец. – Эх, моя вина. Надо было предостеречь вас заранее. У команды Аргайла возникли те же проблемы. Ни соскобов взять, ни кусочка ни вырезать. Считай это первым предупреждением. – Очень любезно с его стороны, – проворчал я. – Ты уж поосторожнее там, ладно? – Чайлд на общем канале распорядился отключить хемосенсоры: мол, включите, когда я разрешу. Хирц пробурчала ругательство, но остальные беспрекословно подчинились. Между тем я продолжал обозревать помещение и радовался тому обстоятельству, что попытка познакомиться со Шпилем поближе не вызвала более резкой реакции. Стены, по-видимому, были из того же хитрого сплава, что и пол. Какие-либо элементы обстановки отсутствовали, зато в метре от пола виднелась та самая дверь, о которой упоминал Форкерей. К ней вели три широкие ступени. В ширину дверь была около метра, а в высоту примерно вдвое больше. – Эй, погодите-ка! – окликнула нас Хирц. Она стояла на коленях и прижимала ладонь к полу. – Может, не стоит? – сказал я. – Меня уже наказали за то же самое… – Я отключила ту хемохрень, не переживай. – Тогда в чем дело? – Да ты сам проверь. Хватит вопросами сыпать. Мы медленно опустились на колени и прикоснулись к полу. При прошлом прикосновении он ощущался холодным и мертвым, как пол подземной гробницы, но теперь все вдруг переменилось: пол мелко вибрировал, как будто где-то поблизости сходил с ума мощный мотор или крутилась обезумевшая турбина, норовя вырваться из удерживающих ее креплений. Вибрация то усиливалась, то ослабевала, а приблизительно раз в тридцать секунд достигала этакого крещендо, как если бы кто-то медленно делал крайне затяжной вдох. – Оно живое, – проговорила Хирц. – Пару минут назад все было иначе. – Ну да. – Хирц повернулась в мою сторону. – Только теперь эта хрень проснулась. Она знает, что мы внутри. Глава 3 Я подошел к двери и пригляделся. Ее размеры казались вполне обычными, и это успокаивало, надо было лишь немного пригнуться, переступая порог. Правда, пока дверь была закрыта и пряталась за тонким металлическим листом, который, наверное, отодвинется, когда мы сообразим, как это сделать. Подсказки, вероятно, следовало искать на дверных косяках, усеянных слабо различимыми геометрическими метками. Почему-то я заметил их не сразу. Метки присутствовали на вертикальных опорах и на перекладине вверху. Если смотреть снизу вверх слева, все начиналось с точки, слишком жирной, чтобы счесть ее случайно оставленным пятном; далее по порядку располагались равнобедренный треугольник с плоской вершиной, пятиугольник и семиугольник. Справа обнаружились три других многоугольника – с одиннадцатью, тринадцатью и двадцатью сторонами соответственно. – Ну? – спросила Хирц у меня из-за плеча. – Светлые мысли будут? – Простые числа, – сказал я. – Это, по крайней мере, самое легкое объяснение. Смотри, слева у нас получается четыре простых числа, если считать по вершинам, – единица, тройка, пятерка и семерка. – А что справа? Вместо меня ответил Чайлд: – Одиннадцатигранная фигура – следующая в этой последовательности. Тринадцать – это слишком много для простого числа, а двадцать – вовсе не простое число. – Выходит, если выберем одиннадцать, то сорвем куш? – Хирц протянула руку, явно собираясь нажать на нижнюю фигуру справа; с ее ростом она могла это сделать, не поднимаясь по ступенькам. – Надеюсь, другие испытания будут такими же элемен… – Стой, торопыга! – Чайлд перехватил ее пальцы. – Давайте не будем спешить. Не нужно ничего трогать, пока все не согласятся. Договорились? Хирц отдернула руку: – Как скажешь. Понадобилось всего несколько минут, чтобы остальные пришли к тому же выводу: одиннадцатигранная фигура выглядит наиболее предпочтительно. Селестина колебалась дольше других, долго изучала правую стойку, но в конце концов неуверенно кивнула. – Я проявляю осторожность, не более того, – объяснила она. – Нельзя действовать наобум или по наитию. А вдруг здешние хозяева читали справа налево? Тогда правая сторона начинает последовательность, а левая ее завершает. А может, они мыслили диагонально или как-то еще? Чайлд кивнул: – Согласен, очевидный выбор вполне может оказаться неправильным. Совсем не исключено, что последовательность тут иная, для нас невообразимая, не укладывающаяся в нашу логику. Вот почему, кстати, я пригласил Селестину. Если кто и сумеет распознать все эти тонкости, то только она. Селестина повернулась к нему: – Прошу вас, Чайлд, не надо безоглядно верить в способности, которыми меня наделили жонглеры. – Я и не верю, но порой обстоятельства вынуждают. – Он покосился на специалиста по проникновениям: Хирц по-прежнему пялилась на символы. – Что ж, твой ход. Хирц прикоснулась к дверному косяку, полностью накрыла одиннадцатигранную фигуру ладонью. После короткой, но отягощенной страхами паузы раздался щелчок, а пол внезапно завибрировал сильнее прежнего. Дверь медленно, величаво откатилась, открыв доступ в следующее темное помещение. Мы переглянулись, исподтишка присматриваясь друг к другу. Никаких изменений. Никто из нас не пострадал внезапно и жестоко. – Форкерей, давай, – произнес Чайлд. Ультранавт знал, что тот имеет ввиду. Он швырнул в дверной проем камеру-дрон и подождал несколько секунд, пока она снова не оказалась в его руках. – Тоже металл, помещение немного меньше, пол вровень с дверью, значит мы поднимемся где-то на метр. В дальнем конце дверь, также с символами на косяках. В остальном пусто, сплошной голый металл. – А что насчет обратной стороны первой двери? – спросил Чайлд. – Там что-нибудь изображено? – Дрон ничего не видит. – Ладно, побуду подопытной свинкой. Я пойду первым, а вы наблюдайте. Думаю, если даже дверь закроется, я сумею снова ее открыть. Аргайл говорил, что Шпиль не мешает тем, кто хочет уйти, при условии что они не попытались сначала пройти дальше. – Сам вызвался, – буркнула Хирц. – Валяй, мы тут поторчим. Если дверь закроется, ждем минуту, потом пробуем открыть с нашей стороны. Чайлд взошел по ступенькам, переступил порог. Помедлил, оглядываясь, обернулся к нам, взирая сверху вниз. Дверь не шелохнулась. – Видимо, она так и останется открытой. Кто со мной? – Подожди, – остановил его я. – Пока мы все туда не забрались, давай разберемся со следующей загадкой. Зачем лезть в ловушку всей толпой? Вдруг мы не сумеем разгадать новые символы? Чайлд пересек помещение и стал перед дальней стеной. – Дельная мысль. Форкерей, транслируйте остальным картинку с моего визора. – Готово. Теперь мы видели то, что видел Чайлд, а его взгляд блуждал по дверным косякам. Новые значки тоже выстраивались в некую последовательность, но вот их очертания выглядели непривычно. Слева от двери были изображены по вертикали четыре загадочные фигуры. Каждая состояла из четырех прямоугольников различного размера, состыкованных в разных конфигурациях. Справа, когда Чайлд перевел взгляд туда, отыскались четыре похожих символа, и казалось, что они неотличимы от левых. – Это явно не геометрическая прогрессия, – заметил Чайлд.