— Ха?.. — резко выдохнул я. Внутри меня ни капли силы не колыхнулось. Какого хрена я ни черта не могу собрать⁈ Энергия всё ещё внутри моего тела, но словно увязла в болоте, едва плескаясь… Ста-ари-ик! — Не можем энергетически, тогда уроним физически! — произнёс я и налетел на библиотекаря, стараясь нанести удар по нему. Каким бы он мастером боевых джиу-джитсу ни был, удар кулаком в нос при нашей разнице в массе в любом случае превратит его из охотника в жертву. Однако, когда я подбежал к нему вплотную, тот даже бровью не повёл и лишь сплюнул. — Дилетантство, ей-богу, — произнёс Глациус. Он вцепился в мою руку железной хваткой и, проскользнув мне за спину, заломил её. Затем ногой ударил под колено, отчего я чуть не стал инвалидом… — Прекращай сопротивляться и успокойся, — проговорил библиотекарь и, используя энергию, швырнул меня в пыточную. Оказавшись внутри, я приложился затылком, отчего ненадолго потерял сознание. Очнулся я уже привязанный к драному креслу. Вокруг находилось два десятка самых разнообразных орудий пыток, с частью из которых я сталкивался ещё в прошлом мире. Несколько пыточных приспособлений отдалённо напоминали экспонаты из музеев стран Европы, а некоторые были очень схожи с инструментарием из подвалов Ордена, в которых я оказывался несколько раз по долгу службы. И в центре комнаты, словно вишенка на торте, стояло деревянное кресло, обитое красной бархатной тканью. Я хрен знает, какая тут используется… Слышал лишь о жаккарде, но различать их не умею. Однако на это мне абсолютно на-пле-вать. Меня интересует другое: оно красного цвета из-за того, что это её естественный цвет или же это всё осталось от предыдущих посетителей? Думаю, нет, раз я усажен на соседнее, менее впечатляющее кресло… Услышав позади скрип, я понял, что старик закрыл дверь, которая, судя по звуку, ещё и металлическая. Выбить за раз со всей дури не получится… — Тебе лучше приготовиться получать по щам, старикашка! — крикнул я, вновь пытаясь собрать энергию и освободиться, а затем и накинуться на него. — И не от таких садистов-маньяков отбивался! — Лучше не выкобенивайся, пацан… — произнёс старик, делая пас руками, от которого по стенам, полу и потолку пошла рябь. — Дело у меня есть к тебе. — Да ладно? — с сарказмом сказал я. — Попытать меня — дело такое себе, скажу я тебе. Неблагодарное! — Довольно! — резко крикнул Глациус, вновь выпустив энергию, которая словно плашмя ударила меня по голове, после чего старик так же неожиданно успокоился. — Успокойся. Тебя пытать я не собираюсь, пацан. — Так… — недоумённо начал я, — а для чего весь этот фарс?.. — Вызнать у тебя хочу, где сидит твоё демоново отродье? Вот ведь… Прикинуться дурачком? Придётся. Вдруг чёрт улизнёт и шефу своему всё донесёт… — Не понимаю, — начал юлить я, — о чём вы говорите. О каком демоновом отродье речь? — Хватит тут шутки шутить, — Хранитель стал чуть серьёзнее. — Я прекрасно чувствую, как за тобой по пятам ходит собака дьявола, а потому говори начистоту: где оно? — Я-я-я… не уверен, что могу разглашать подобное… Я даже не уверен, что выживу после этого… — кивнул я на оковы на моих руках. — Ты за кого меня принимаешь, пацан? — приподнял бровь старик. — По-твоему, я первый день охочусь за ними? Оглянись. Указав по сторонам, Хранитель вновь уставился на меня внимательным взглядом, пока я осматривал комнату. Я, конечно, видел, что по её стенам словно пробегает рябь, на которой всколыхались всякие малознакомые мне символы и знаки, но… — Всё равно не понимаю, что вы имеете в виду. На мои словах Глациус раздражённо сплюнул. — Руны сковывания, — начал он мне читать лекцию. Это я по его тону понял. — По отдельности связывают небольших и слабых духов, после чего тех можно изгнать туда, откуда они родом. Оказываясь в осмысленной цепочке и в большом количестве, ловят тварей похлеще, и хрен что те смогут сотворить. Цепь не позволит сбежать, лишь усугубит их положение при сопротивлении. Из этой комнаты даже высшие демоны не выберутся, иначе не быть мне Глациусом Орэльским! — И насколько сильна здешняя формация? Что-то я сомневаюсь в работе всего этого… Примитива, что ли?.. — Да даже если сам незваный сюда заявится без страха порвать ткань миров и создать аномалию, которую после него хрен уберёшь, то он всё равно не сможет ничего сделать. Силёнок не хватит разорвать печать безболезненно и без их внимания. Понял. Если рогатый припрётся, то для того, чтобы разрушить те десятки, если не сотни рун, придётся приложить такую силу, которая привлечёт внимание местных больших папочек, развлекающихся в своём пантеоне. — Ну, даже не знаю… — замялся я. — Я не в курсе работы ваших конструктов, но я и сам был охотником на нечисть в прежние времена и хорошо осведомлён об их работе. Мы использовали иные схемы борьбы с демонами, в отличие от вас, а потому… Не успел я договорить до конца, как в лицо мне прилетело водой, отчего я сразу зафыркал от попавшей в рот и нос воды и начал мотать головой. Подмочить мою репутацию решил, дед⁈ — Хм… — озадаченно посмотрел на меня старик, после чего кинул в сторону бутыль. — А ведь и вправду человек. Только зазря двадцать золотых потратил на освящённую в ордене воду. — Хоть бы предупреждал, старик! И вообще, что за примитивизм? — прикрикнул я на него, после чего продолжил трясти головой. — Да я вроде как и не скрывал от других свою расовую принадлежность. — Достал, — резко произнёс Глациус. — Надоело мне с тобой нянчиться. Если бы самолично не видел это бесовское отродье рядом с тобой, то хорошенько бы за тебя принялся. А так вроде и чист, как выпавший снег. Бога упоминаешь часто, Дьявола, проклятого Арушимана, ещё чаще ругаешь за грехи свои, а потому понимать и расшифровывать тебя я устал. Говори прямо, в чём он скрывается? Побрякушка, татуировка? Камень рунный заставили проглотить? Где⁈ — Да погоди, старик, не всё так сразу. Ты лучше свет включи, а то больно темно тут у вас в подземельях. А то и не поймёшь сходу, что, где и почему. Давай, орденоносец, думай быстрее, пока до чёрта не дошло, какую подлянку я устраиваю. Ну же! Кажись, до деда дошло. Иначе его чуть посмеивающееся фырканье и не расшифровать. Не теряя времени, Хранитель в очередной раз взмахнул руками, начав что-то бубнить себе под нос, и в воздухе стали появляться ярко-жёлтые шары из света. Каждый размером с мой кулак. Один, второй, третий, четвёртый… Один за другим они зависали в воздухе, освещая комнату. Шары появлялись до тех пор, пока пыточная полностью не заполнилась светом. Даже тёмные пространства между орудиями не остались нетронутыми. Сколько же старик потратил энергии, я фигею… Вот это бездонный колодец! — Так, пацан, — закончил тот кастовать световое шоу и отцепил меня от деревянного кресла, — по серёдке комнаты печать на полу. Встань в её центр. Я кивнул и последовал его указаниям. Сбоку от меня действительно оказалась нарисованная подобием мела, только красного цвета, пентаграмма. Выглядела она, мягко говоря, непривычно. Изображения кругов и шаров, местами кресты и квадраты образуют узор закованной в цепи сферы. Всё это в рамках прямоугольника из мелких символов, складывающихся в полноценные руны неизвестного мне назначения. Мне очень хотелось разобраться с этим как можно быстрее, но я не мог. Кое-кто тянул меня назад, прочь от печати. Я хмыкнул. Что зашевелился, гад? Ничего, скоро всем вам не поздоровится. Скоро всех вас мы отправим в преисподнюю, а то и вовсе изничтожим! Когда я дошёл до центра, шары вокруг внезапно начали меня облеплять со всех сторон. Не вплотную, но достаточно близко. Настолько, что вокруг меня не осталось места для тени. Свет закончил уничтожать тень, и от моих ног отделился чёрный сгусток, в котором я не сразу узнал морду Чеширчатого. Я, конечно, знал, что это он и будет, но просто не ожидал, что бес этот окажется в настолько плачевном состоянии. Уменьшившись в несколько раз, демон начал с бешенной скоростью носиться по всей поверхности пентаграммы, а на меня накатила внезапная слабость. Вот говнюк! Решил моей жизнью продлить свои мучения⁈ Я ещё не до конца осознал происходящее, когда в меня со всей силой ударило энергией, направленной стариком, и откинуло в бархатное седалище. Слегка стукнулся ранее пострадавшим затылком о спинку кресла, и в моих глазах всё резко помутнело. Уж не знаю, что творил Глациус, но, когда он подошёл ко мне и приложил ко лбу ладонь, мои веки начали опускаться. Перед тем, как я провалился во тьму, Хранитель что-то сказал… * * * Тёмное пространство. Всматриваешься в него и кажется, словно здесь нет никаких ограничений. Можно идти куда хочешь, как хочешь и когда хочешь. Но иллюзия обманчива… Я в своей комнате. В своём кабинете. Комната следователя всегда кажется такой просторной, но одновременно с этим и замкнутой, словно цепи неведомых законов не позволяют обрести вновь свободу и отправиться туда, куда желаешь ты сам. Вокруг меня то тут, то там вспыхивали и затухали всполохи света. Внезапный яркий всплеск превратился в два силуэта. Два… человека ли? Перед молодым и старым посетителями возник тяжёлый дубовый стол с принадлежностями для работы, и первый сел за него, пока второй лишь наблюдал чуть поодаль за его работой и выдержкой. Я подошёл к столу и посмотрел на уже когда-то виденные материалы. Молодой заговорил, и я, словно сквозь воду, услышал приглушённый голос. — Первый подсудимый… Я вчитался в строки текста на документах с моей фотографией. Сухая, лишённая красок биография заставляла сердце громко стучать. Алекс Лозовой… Член юношеской олимпийской сборной. Бывший армеец, член команды Альфа… Боже, как же давно это было. Словно целую вечность назад… — Работал в органах. Получил несколько наград, но был уволен со службы после убийства двух человек: Владимира Шелестякова и Константина Репейникова. Предположительно, убийц его жены и дочери: Аннабель и Александры Лозовых. Дальнейшая судьба скрыта за грифом секретно. Через десять лет появился в сводках как свидетель происшествия у Крестовоздвиженского храма в городе… Молодой следователь, что изучал моё досье, перевернул страницу, и яркий свет ударил мне по глазам, перенося в совершенно иное место, скрытое в моём подсознании. Очередное болезненное воспоминание… — Человек слаб перед собственными эмоциями. Дьявол поглощает слабых, — произнёс мой будущий куратор по Ордену — отец Димитрий. — Если с человеком происходит горе, тот грустит. Если с ним происходит нечто радостное — радуется. Если ненавистное — злится. — И всё равно я не понимаю, — покачал головой «я», стоящий у часовни. Моё сознание смотрело со стороны на самого себя и мудрого старца, что перевернул мою жизнь с ног на голову. Уже тогда меня нельзя было назвать юным. Не был я и старым, но уже с сединой. Сколько лет мне тогда было?.. Тридцать? Тридцать пять? Я столько лет старался убить эти воспоминания… и, казалось, у меня это получилось… — Эмоции не поддаются логике. Тебе многому ещё предстоит научиться и понять, что живые существа, живущие в материальном мире, не всегда воспринимают позывы голоса разума. Чаще они слушают песни сердца, растворяясь в них и следуя течению реки эмоций и желаний. Но если сердцем завладел демон… Я что-то говорил, активно жестикулируя, вдаваясь в теологический диспут о грехах убийства.