– Ух ты! – воскликнул он с искренним интересом. – Значит, ты посвящена в тайну близнецов? И фамилию их знаешь? И суть проблемы Фрэнсиса? Хм. Неплохо! Я раскопал все это только сегодня: до этого не лез по просьбе Элайяны (не то чтобы она отменила свое требование, но я решил быть плохим мальчиком). Может, ты и про гибель птицы иррин в курсе, а, госпожа Найт? – В курсе. – Прах, да у тебя открыто больше карт, чем у меня. Что, думаешь, не надо лезть? – прищурившись, спросил Берти и склонил голову уже на другую сторону – разминочка-с. Конец его длинного узкого шарфа реял на ветру, как гордый флаг академии. Ладислава пожала плечами, хмурясь: – Я не вижу, чтобы в нашей ситуации был возможен хороший исход следствия, понимаете? Мне всегда говорили: ищи победу без проигравших; избегай проигрыша без победителей. У нас, к сожалению, будет второе. Берти задумчиво покивал головой. – Да ты сама рациональность, – вздохнул он. – Но давай помечтаем. Что, если в убийстве виноват не Фрэнсис? – А кто? – тотчас встрепенулась Ладислава. – Пока не знаю, вот и хочу выяснить. Но все вокруг либо ставят мне палки в колеса, либо пускают слюни беспамятного оптимизма. Однако представь, как было бы здорово доказать, что твой друг – ни при чем… Правосудие для Хейли и чистая совесть Винтервиллей разом – мастерство комбинаторики, м-м-м. – А вы стопроцентно уверены, что это не Фрэнсис? – опешила Ладислава. – Стопроцентно я уверен лишь в том, что жизнь – это счастье и грандиозная удача кучки атомов, сорвавших великий куш и сложившихся в таких чудесных нас, – пробормотал Берти. – Не уверен, нет. Но! Даже если Фрэнсис и участвовал в убийствах (что очень вряд ли), то он был там не единственным чудовищем – прости мне это слово. – Не единственным?! – Ага. И я сомневаюсь, что второе действовало так же бессознательно, как твой дружок. Так что смысл у следствия есть. Причем куда больший, чем обнажить всеобщие страхи, потешить мое эго или еще разок плюнуть на репутацию асеринской церкви. Такие дела. Голден-Халла бодро подмигнул Ладиславе, развернулся и пошел прочь. – Эй! Стойте! – возмутилась девушка, бросаясь следом и хватая его за рукав зеленого замшевого плаща с ярко-желтыми карманами. – Откуда вы знаете, что Фрэнсис был не один? – С такими вопросами, Ладислава, ты рискуешь стать помощницей детектива. Чужаков в секреты не посвящаю. – А ею можно стать? – глаза Найт восторженно загорелись. – Пожалуйста! Я хочу! – Можно, – кивнул сыщик, ждавший этой просьбы. Ибо, во-первых, Найт была отличным источником информации. А во-вторых, он обещал звать ее на «интересности». Ничего интересней расследований Голден-Халла и помыслить не мог. Искренне – не мог. – Только никто не должен знать, что ты мне помогаешь. – Почему? Потому что я бы тоже сам себя убрал с дороги, Найт. Я, конечно, ловко верчусь в жерновах судьбы, но осечки случаются. Лучше б тебе не светиться. – Но ведь секреты – это так здорово, – вслух сказал рыжий и подмигнул. – Итак. Ты серьезно со мной, Ладислава? Жалованье мне платить тебе нечем, предупреждаю. – С вами. С чего начнем? – С говорильни, ясен-красен. С обмена, то бишь, информацией. Уединимся? * * * Первое собрание по Делу Звенящих Колоколов – как косвенно-поэтично назвал его Берти, любитель всему давать имена, – провели в лодочке. В одной из тех двух, что «волк-коза-капуста», на озере у дома Голден-Халлы. Сыщик и адептка отплыли от берега и отпустили весла, позволив лоханке безалаберно качаться на студеной воде среди густого багряного ивняка. Удобная позиция: никто не подслушает, никто не увидит. Берти достал из сумки улики, подобранные в Фонтанном Дворе, и альбом для рисования. Он открыл первую страницу, где была срисована разбитая кладка академии. – Итак, – обстоятельно начал сыщик. – Почему я уверен, что Фрэнсис либо был не один, либо вообще отсутствовал при убийствах. Первое: в Долгую Ночь кто-то разрушил угол здания. Давай представим, что во дворе в тот момент были только иррин, вышедшая погулять, и… Голден-Халла запнулся. Ладислава успела посвятить его в новые для него факты жизни и невезения Фрэнсиса, но сыщик пока не знал, как трактовать всю эту мистерию из области ТММ. – …И демонангел, – выкрутился рыжий. – Скажи, Найт, как эти двое разрушили стену? Иррин бы точно не смогла: она слишком мягкая на ощупь. – Наверное, Фрэнсис не вписался в поворот на лету? – протянула Лади. – У него б тогда переломы были – крыльев, ребер, всего такого. Нет, госпожа адептка. Стену разнесла либо магия, либо кто-то непрошибаемый в стиле горного тролля. Двигаемся дальше. Берти перевернул страницу альбома. Найт вгляделась в рисунок странного следа, отдаленно напоминавшего то ли индюшачий, то ли саламандров… Сбоку сыщик указал масштаб, свидетельствующий о том, что существо, его оставившее, слишком активно кушало манную кашу – выросло просто гигантом. – Я нашел этот отпечаток сегодня на границе двора, под друдом, чьи корни распугали траву, растущую в округе и скрывшую все остальное на пару с брусчаткой. Ладислава, ты видела ноги второй ипостаси Фрэнсиса? – Нет. Сегодня он был только наполовину обратившимся, как я понимаю. – Хм. Ладно, предположим, сын Ноа ходит на куроящериных лапках. Но! Мы знаем, что он летает. Так зачем тогда летучему Фрэнсису идти к жертве пешком? – Наверное, не за чем… – Вот-вот. Теперь улики. Рыжий развернул первый из шелковых платков. Внутри лежал лоскут черной материи. – Обрывок попал под один из камней кладки, выпавших в Долгую Ночь. Это очень похоже на оторванный подол плаща, но плаща паршивого: даже двухтысячелетняя накидка хранителя Карланона, которую демонстрируют паломникам в Храме Откровений, выглядит новее. – Да уж… – Ладислава нахмурилась, осторожно прикасаясь к ткани, буквально рассыпающейся между пальцев. А еще очень грязной, будто над ней поточили угольный карандаш. Однажды в порту они с коллегами нашли мертвеца, замурованного в стены таможни. Его одежда за десятки лет стала как будто прелой, но эта ткань… Сожми сильнее – сотрется в порошок. Между тем Голден-Халла снова перевернул альбом – любит же рисовать, а! – и тотчас развернул второй платочек. На листе были изображены человеческие ладони с частично заштрихованными зонами. В платке ничего не лежало, кроме едва заметной мелкой графитовой пыли – большая часть ее впиталась в шелк, покрыв его мраморными разводами. – Я соскреб это с ладоней нашей жертвы, – пояснил сыщик. – Как ты думаешь, что это? Ладислава всмотрелась и внюхалась. – Вообще это похоже на пепел, – протянула она. – Такой же, как тот, которым испачкали ткань… – Вот и мне так кажется. Откуда он мог появиться на руках Хейли? Ожога у девушки нет. – Она во что-то вляпалась? – Типа того. Ну-ка, следственный эксперимент! Голден-Халла достал из сумки какую-то белую присыпку и вдруг щедро, как из солонки, обсыпал себе всю грудь. Лади ахнула: бедный плащ! – Оттолкни меня! – приказал сыщик, бросаясь на нее с такой лучистой улыбкой, что хотелось, напротив, обнять. Но Ладислава послушно толкнула, чуть не перевернув лодку. Они оба с интересом уставились на руки адептки. Присыпка на них осталась примерно в тех же местах, что пепел – на руках Хейли. Найт еще раз посмотрела на улики: плащ, пепел, таинственный отпечаток. Это вызывало странные ассоциации и, что самое интересное, неожиданный холодок мурашек на затылке… И хотя мурашки свитой ходили у многих, общавшихся с Голден-Халлой, нынешняя дрожь Ладиславы не имела ничего общего с приятным волнением от близости детектива. Нет-нет. Это были отвратительные, липкие, ледяные мурашки. Девушка с сомнением протянула: – Знаете, я тут видела кое-кого, у кого был черный плащ, и пепел вокруг, и куриные ноги. Только есть проблема: этот кто-то предположительно нереален. – Шикарно! – восхитился Берти. – Мой любимый тип твари божьей. И кто же это? – Один из монстров с Хромой башни. И Ладислава быстро рассказала сыщику об островных фольклорных чудовищах. Потом, в связи с этим, о Корпусе загадок. О щите. О потерянных дневниках бывшего ректора Фоскаша и волнении Стэна насчет погоды. Чем дольше она говорила, тем сильнее вытягивалось и без того длинное лицо Голден-Халлы. – Очуметь! – наконец выдохнул он. – Да ты просто сокровище, Найт! Девушка зарделась.