– Товарищ нарком вызывают. – Где он? – Пьёт чай с Ядвигой Мечиславовной. – Понял. Летим. * * * Лаврентий Фомич сидел на крыльце и что-то напевал на незнакомом и совершенно непонятном для его немногих слушателей языке. Когда скрипнула калитка, он мгновенно повернул голову на звук и громко расхохотался: – Вы только посмотрите на них! Казалось бы, обвиняемый и обвинитель, по сути – палач и жертва. А ведут себя, словно неразлучные друзья-приятели. Бредут не спеша, вразвалочку, как будто не нарком их ждёт, а хрен собачий. Никакого уважения, никакой субординации! – Виноват, товарищ старший майор! – вытянулся Савицкий. – Да если б мы знали, что вы вернётесь, ни за что не вышли б за пределы забора. – Ладно… Прощаю… Как вёл себя подозреваемый? – Нормально. – Сбежать не пытался? – Никак нет. Поковырявшись немного в правой ноздре широкого носа, Цанава наконец поднялся со своего места и уставился на Яру: – В подземелье сегодня полезем или уже завтра? – Завтра воскресенье. Выходной. – Тебя это не касается. – Ну, если так, тогда начнём с самого утра. – Осень на дворе. Темнеет рано, светает поздно. Раньше восьми утра нам в замке делать нечего. – Значит, в восемь ноль-ноль на прежнем месте. – Согласен. Да, кстати, как там Фёдор Алексеевич? – Более-менее… Постойте, откуда вам известно, что мы проведывали его в больницу? – От верблюда. Служба у меня такая! * * * Когда утром 1 октября Плечов, Савицкий и Максимец прибыли в назначенное место, там уже вовсю хозяйничали незнакомые люди, среди которых Яра ещё издали разглядел фигуру наркома Цанавы. Тот, как всегда, отличался фирменной физической активностью и без устали раздавал распоряжения то своим немногочисленным подчинённым, то воинскому командованию, сбившемуся в плотную кучку у той самой берёзы, под которой Плечов несколько дней тому назад обнаружил убитого Ивана Салова, то священникам, то каким-то незнакомым штатским лицам. Подобравшись ближе, агент обнаружил… очередное тело, аккуратно положенное прямо на старую могильную плиту, вокруг которой и стояла толпа. Конечно же это был Сидор Епифанович Бальбуза, точнее, его труп. – Вот, выловили из пруда, – как бы оправдывался перед наркомом невысокий плотный красноармеец с узкими азиатскими глазами: может, киргиз, а может, казах. Лаврентий Фомич свирепо сжал зубы и резко повернул туловище вправо, – в ту сторону, откуда только что подошла дружная компания. – Явились наконец… – глухо пробурчал он, придавая голосу напускной строгости. – Не запылились! – Мы люди пунктуальные. Взгляните на часы – без одной минуты восемь, – с максимальной вежливостью в голосе парировал Плечов. – И как вам нравится такое безобразие? – Так же, как и вам… – У него отверстие от пулевого ранения. Прямо посредине лба. Кто, я спрашиваю, кто научил этого долбанного диакона так стрелять? – Ну, не я же. – Ох и дерзок же ты, Ярослав Иванович. – Какой есть… – Не по годам – прямо скажем! Не по годам! Но на то мы и поставлены советской властью, чтобы усмирять всякую не в меру разбушевавшуюся наглоту вроде тебя, – Лаврентий Фомич пробуравил Плечова испепеляющим взглядом и вдруг рявкнул: – Смирно! Все моментально вытянулись в струнку. Ярослав тоже. – Сегодня при помощи армии мы с вами будем прочесывать все закутки проклятого Несвижского подземелья до тех пор, пока не вытащим на свет Божий этого гадского крота в поповской рясе, ясно? – Так точно. Я лично ничего против не имею, – отозвался Плечов. * * * Близился полдень. Три группы военнослужащих срочной службы: одна – под командованием неразлучного тандема Плечов-Савицкий, вторая – Якова Максимца, третья – самого Цанавы, излазили катакомбы вдоль и поперек, но ничего из ряда вон выходящего там так и не обнаружили. Каждый из участников вылазки прекрасно осознавал, что Пчоловский где-то здесь, рядом – следует найти лишь потайной ход, ведущий в его тщательно замаскированное укрытие – и тогда успех операции будет обеспечен на все сто. Однако, как ни старались наши герои, их усилия оказались тщетными. Около трёх часов дня все группы в очередной раз сошлись под Башней Убийцы, где нарком и объявил о своём решении прекратить поиск. Красноармейцы построились и пехом отправились в казарму, под которую приспособили одно из хозяйственных помещений на околице города. Савицкого и Максимца Цанава великодушно отпустил пообедать, а сам в компании Плечова отправился в больницу. Леонтий Михайлович завистливо смотрел им вслед. Эх, такая статья сорвалась… И хороший обед, на который он не без оснований, между прочим, рассчитывал – тоже. * * * Кабинет начальника хирургической службы был не заперт, но, к сожалению, пуст. Ярослав не без оснований предположил, что доктор находится у кровати своего друга Фролушкина, и ускорил шаг. Лаврентий Фомич едва поспевал за ним. Дверь в палату тоже оказалась открытой. И в ней тоже никого не было – ни Фёдора Алексеевича, ни его юродивого сына Павлика. – Что за странности? – процедил нарком, нервно озираясь по сторонам. – Массовая эвакуация? Средь бела дня? И без моего ведома! Да я их, сволочей, поганой метлой гнать буду. Как вдруг… В конце коридора показалась стройная женщина средних лет в новеньком, ни разу не стиранном (а может, просто тщательно накрахмаленном) халате. – Вы к кому, товарищи? – тихо поинтересовалась она, приблизившись к странным посетителям. – К Лычковскому! – сухо бросил Цанава. – Он только что уехал. В Минск.