– Похоже на то… – Мы на всякий случай посоветовали сержанту усилить бдительность, и пошли прочь. Однако ночью начались странности. Поначалу мне просто не спалось; затем какая-то потусторонняя сила подняла меня с кровати и насильно погнала в сторону замка… – Давай без лирики. Чётко и по делу! – Бальбузы на месте не оказалось, а Салов лежал, нет, сидел, прислонённый спиной к берёзке. Из раны в груди сочилась кровь. – Как его табельное оружие оказалось в твоих руках? – Не подгоняйте меня, дорогой Лаврентий Фомич! Обо всём по порядку, хорошо? Как говорил Фамусов: «С чувством, с толком, с расстановкой!» – Здесь правила буду устанавливать я. И не пудри мне мозги бессмертными цитатами нашего великого классика Грибоедова. Отвечай! Быстро! Без задержки! – В тот миг, когда я наклонился, чтобы проверить его пульс, – как ни в чём не бывало, гнул свою линию Плечов, – в мою спину упёрся холодный металл… Конечно же, это был он. – Пчоловский? – Ага. – Откуда у него удостоверение действующего сотрудника НКВД? – Не знаю. – А раньше вы были знакомы? – Нет… Вы как себе хотите, а я уже потерял нить разговора. – Найдёшь. Если хочешь жить… – Марек начал расспрашивать, что нам с профессором известно о золотых апостолах, и я, стараясь выглядеть, как можно естественнее, наплёл целый короб, так что, думаю, без нашей помощи разыскать реликвию, ему не удастся никогда… – Молодец! – впервые за всю ночь похвалил собеседника Цанава. – Кстати, Пчоловский собирался начать немедленно копать в указанном мною месте, но тут снова: град, дождь… Я поскользнулся, упал и вдруг увидел в траве наган Ивана Салова… – А как ты установил, что это его оружие? – Не знаю. Но именно такая версия в первую секунду закралась в мою голову… – Так! – Лаврентий Фомич сорвался с места и принялся измерять шагами пространство вдоль переднего фасада подсобного помещения. – Значит, ты утверждаешь, что сержанта убили не из табельного оружия? – Я такого не говорил. Но это однозначно – не моя работа. И баста. – Проверим… Проведём экспертизу. Если Ивана «замочили» из его же собственного «ствола» – тебе конец, если нет – у вас появится ма-аленький шанс, – заключил старший майор. – А если ещё и удастся доказать, что пуля, ранившая Фролушкина, выпущена из того же оружия, которым убит Салов, все подозрения с меня будут окончательно сняты… Так? – Что-то уж больно хорошо ты разбираешься в криминалистике… Тоже в университете научили? – А как вы думали? Философия – это великая сила! * * * Начало светать. Пошёл пар от многочисленных, ранее покрытых мраком темени, прудов. Стали различимы силуэты людей и контуры окружающих построек. Сначала – еле-еле, едва-едва – в виде каких-то плохо узнаваемых потусторонних теней, движущихся и недвижимых, затем – всё чётче и чётче, так, что вскоре уже можно было узнавать лица и архитектурные особенности… В это время явился с очередным докладом сержант Коваленко, и Ярослав наконец-то смог как следует разглядеть его. Среднего роста, стройный, подтянутый, с гладко выбритым бледным лицом без каких бы то ни было «особых примет»: ни шрамов тебе, ни родинок, ни бородавок – он был живым воплощением полагающихся по Уставу главных качеств чекиста – сдержанности и хладнокровия. – Товарищ нарком, обнаружить лейтенанта Бальбузу так и не удалось… – Плохо… – Разрешите через час повторить попытку? – Разрешаю. Особое внимание уделите близлежащим водоёмам. К тому времени туман окончательно развеется – и заметить тело на поверхности воды не составит особого труда. – Считаете, что он мёртв? – Да. Уж больно не похож Сидор Епифанович на заурядного предателя. Я ему самые сложные задачи поручал, и он всегда справлялся. Так что, старайтесь, парни, – на кону честь не только вашего командира, но и моего боевого товарища… – Как думаешь, Пчоловский ещё долго будет нам гадить? – продолжил ненавязчивую дискуссию, плавно переходящую в откровенный допрос, Лаврентий Фомич. – До самой смерти. – Моей, твоей? – Своей. – Эх, много бы я отдал за то, чтобы заглянуть в его автобиографию! Хоть краешком глаза. – Зачем? – Чтобы понять, на кого он работает. – Что это даст? – Тогда мы сможем предугадать, откуда ждать следующего удара. Но – главное – выведать, что этому Мареку известно о наших апостолах. – Можете не сомневаться: ничуть не больше, чем нам с профессором. – Уверен? – Да. Фёдор Алексеевич – несомненно, лучший в мире специалист по сокровищам Несвижа. Этот факт даже не обсуждается. – Значит, ты не сомневаешься в том, что он абсолютно правильно рассчитал нынешнее местонахождение реликвии? – Практически – нет. – Что ж, тогда действуй! – Прямо сейчас? – А чего ждать? Пока тебя расстреляют? – Товарищ нарком, Лаврентий Фомич, ну сколько можно? Как только вам не стыдно? – Меньше говори – больше делай. В этот раз Плечов решил быть искренним до конца. Он нашёл поросшие мхом остатки фундамента некогда снесённой часовни и честно отмерил от неё расстояние в двадцать пять шагов. – Лопату мне, лопату! – потребовал торжественно – почти как Чацкий карету в знаменитой пьесе его самого любимого автора – Грибоедова. – Держи… Я всё предусмотрел! – Может, дадите ещё кого-нибудь в помощь? – Дам… Господа Бога… – Нехороший вы человек, товарищ старший майор, недобрый! – Согласен! – самокритично признал Цанава. – Был бы добрый – советская власть меня на такое ответственное место не поставила б. Ярослав вогнал острие лопаты глубоко в землю и еле поднял огромный пласт мокрой глины, моментально налипшей на железо. Пришлось долго оббивать её об напоминающую рельсу металлическую балку, вкопанную в берег пруда для того, чтобы привязывать лодку (об этом свидетельствовал обрывок цепи с ржавым запертым замком и дырявое «корыто», нос которого торчал из ила). – Так ты не закончишь до начала весенних полевых работ… Коваленко! – Я! – Покажи товарищу учёному, как правильно пользоваться садово-огородным инвентарём! – Есть! Дайте-ка мне свою лопату, Ярослав Иванович…