А вот Павлик (даром, что не сполна ума!) только показал нос из-за двери и тут же засунул его обратно. Но когда, спустя несколько секунд, вся компания трусцой отправилась в сторону дворцового комплекса, и он не выдержал – помчал вдогонку, часто подпрыгивая и что-то выкрикивая на своём малопонятном языке. Кроме явной – укрепление здоровья – сия пробежка имела ещё и тайную задачу – обследовать окрестности замка с целью обнаружения объектов, названия которых начинаются на русскую букву «ц», но об этом знали лишь посвящённые, то есть сами зачинщики акции. Ярослав толкнул незапертые ворота, и первым очутился на территории дворца. Что ворота по-польски «брама» он конечно же знал, а вот как по-белорусски? На возникший вопрос незамедлительно дал ответ Василий Кондратьевич: – Почти так же, как и по-русски – вароты. После чего взялся за перевод слова «дворец». Шибко напрягать мозги при этом тоже не пришлось: и так и этак – палац. Аналогичный результат получился с замком. По-польски – замэк, по-белорусски – замак. Как не крути! Как не верти! И кто теперь скажет, что наши языки не имеют никакого родства, а народы – общих, братских корней? Но, сколько друзья ни старались, никаких серьёзных зацепок в деле обнаружения места захоронения золотых апостолов, они так и не нашли. И собрались немного передохнуть под сенью желтеющей берёзы на берегу пруда в дальнем углу княжеской резиденции. В тот самый момент взгляд Ярослава упал на одинокую могильную плиту, поросшую мхом и выцветшей травой. – Что это? – Когда-то здесь находилось небольшое кладбище, на котором хоронили прислугу Радзивиллов, – компетентно пояснил Фёдор Алексеевич. – Стоп! Клад-би-ще! – радостно воскликнул Яра. – По-польски – цментаж! – И, кстати, именно в этом месте когда-то стояла небольшая часовенка, но её снесли незадолго до начала Первой мировой, – недолго покопавшись в своей феноменальной памяти, выдал Фролушкин. – То есть всё сходится, отец? – Похоже… – За лопаты, друзья мои! – Не будь горячим, как жидовский борщ. Подними голову… Сейчас хлынет так, что мало не покажется! – Ну и что? – Ничего. Просто земляные работы придётся отложить на неопределённое время. Или тебе нравится копаться в земле под проливным дождём? Словно подтверждая слова профессора, с неба, заволоченного низкими хмурыми тучами, на землю упали первые холодные капли… За ними по куполам и шпилям соседних культовых сооружений звонко ударил крупный град. Легко одетые кладоискатели, словно по команде свыше, бросились врассыпную. Чтобы вскоре собраться под навесом одного из соседних подсобных помещений. – Похоже, это надолго, – грустно предположил Василий, наблюдая за тем, как мириады дождинок и крупных градинок с небывалой мощностью бомбят ещё недавно идеально гладкую поверхность пруда – да так, что, в считанные мгновения его уровень поднялся на несколько десятков сантиметров. А то и больше! – Ничего. Главное, что мы уже у цели, – бодро заверил Фролушкин. – Сорок на шестьдесят – это двадцать четыре метра на юго-запад – и сокровища наши! – Не ваши – народные, – молниеносно внёс поправочку младший лейтенант Бурмистренко. – К слову, я сегодня же распоряжусь установить в этом месте круглосуточный пост НКВД. Кабы чего не вышло! – А что? В принципе лишняя осмотрительность не помешает, – здраво рассудил Ярослав, вспоминая козни Пчелова – в том, что им противостоит его бывший сослуживец, он уже ни на миг не сомневался. Вскоре дождь немного стих. Чтобы через несколько мгновений припустить с новой силой – пуще прежнего. Но и этого небольшого времени вполне хватило, чтобы наши герои перебрались в чрево костёла Наисвятейшего Божьего Тела. Василия среди них не было – он умчался в местное отделение НКВД, дабы отдать, как и обещал, указание об учреждении «поста № 1». * * * На обед Ядвига Мечиславовна предложила щавелёвый суп и жаренный на сале картофель с невероятно вкусными «кручениками», приготовленными из телятины и посыпанными твёрдым сыром домашнего производства, пропущенным через самодельную тёрку. – А где ваш друг Васька? – приступая к трапезе, поинтересовалась она, вроде бы как между прочим. – Побёг призывать коллег к всеобщему усилению бдительности! – в который раз явил свой непревзойдённый сарказм профессор Фролушкин. – Что-то нашли? – подозрительно покосилась на него старушка. – Нет. Но надеемся. Как вдруг… – А вот и я! – бодро донеслось с порога. Конечно же это был младший лейтенант Бурмистренко. Собственной, так сказать, персоной. Лёгок на помине оказался бесёнок! Довольный, с хитроватой сияющей улыбкой «до ушей» на тщательно выбритой физиономии (когда только успел?) и оригинальной рифленой бутылкой, которую он держал за горлышко в правой руке. – Вася, что это? – удивился Фёдор Алексеевич, как только заметил яркую разноцветную этикетку, на которой красовался средневековый французский аристократ с шикарной тростью. – А я откуда знаю? Премировали меня… Так сказать, за обнаружение ценного свидетеля и проявленную при этом осмотрительность. – О! Оказывается, ты наш человек, Василий Кондратьевич. Воистину – славный малый! – А то! – «Ожье»… Самый старый коньячный дом в мире… Где откопал? – Говорю же: премировали меня. Наши хлопцы сегодня обыскивали дачу какого-то пана, ну и конфисковали у него… в пользу неимущих. – А этот конфискат нам случайно поперёк горла не встанет? – грустным голосом выразил сомнения Ярослав, встревая в «светскую беседу». – Наживаться на чужом горе – не наша коронка. – Не порти мне аппетит, сынок… Такая прелесть побочных эффектов априори вызывать не может. А тот, кто в этом сомневается, должен добровольно отказаться от участия в нашем благородном мероприятии. – Мы так не договаривались! – Медлить не стоит. Прошу к столу, очаровательная пани Ядвига… Уверяю вас: эта штучка ничуть не хуже уже опробованного «Хенесси»! – Ох, как я вам доверяю, дорогой пан профессор, как доверяю! Была б моложе годков этак на тридцать, мы б с вами… – Осторожней, уважаемая… Не будем развращать нашу целомудренную молодёжь. – Кого? Ваську с Яреком? Им уже не поможет ничего! Тютя – это диагноз на всю жизнь. – И чем только они вам не нравятся? Вы только взгляните на их юные целомудренные лица… – Вот-вот. Слишком целомудренные. Для настоящих мужчин – истинных панов – это порок, а не положительная характеристика! – Интересная у вас философия. Надо бы освоить. – Что хотите, то и делайте. Но знайте: к женщинам их и близко подпускать нельзя – всё равно толку никакого! (Молодые люди при этих словах лишь недоумённо переглянулись – вроде бы и повода никакого не давали, чтобы кто-то мог так думать о них, – и вот на тебе, получай по полной программе!) – Ну что, братцы, пьём? – спросил профессор. – Да-да! Конечно! – За ваше драгоценное здоровье, милейшая наша гаспадыня[30]! – Дзякую[31]! – зарделась Ядвига Мечиславовна и, как показалось нашим героям, вмиг помолодела на лет десять-пятнадцать. – Ох, какая же смачнина[32]! У вас прекрасный вкус, пан профессор! – А я, дурень, думал, что сорок пять градусов – слишком много для такой шляхетной пани, как вы… – Ну что вы? Я уже в таком возрасте, когда напитки должны быть как можно крепче, а слова – короче. – Ой, доиграетесь. – Может, мне только того и надобно? Плесните, пожалуйста, ещё капельку… – Василий! – Я!