– Выходит, мы почти ровесники? – Ну да. Два года – ничтожная, по сути, разница. – Согласен. – Поэтому и вести себя будем соответственно. Обращаясь друг к другу исключительно на «ты», без лишних понтов и всякой там служебной субординации. – Не возражаю. – Вот и славно. Спать будешь не на полу, а в кровати. Правда, придётся делить её со мной, но это так, издержки производства. Смотри, какая тут ширь, при необходимости в ней и десять чекистов разместить можно. Притом – легко и непринуждённо. – Такой, как у меня, комплекции – точно! – добродушно улыбнулся лейтенант. – Вы чай пить будете? – Говорили – балакали, сели и заплакали. Говори мне «ты». Только что ведь договорились! – И что – будешь? – А то как же?! – У меня и сахарок есть. И варенье вишнёвое имеется, мамка готовила. – Прекрасно… Пани Ядвига… Давайте кипяток, устроим внеплановые вечерние посиделки. – З пшиемностью[27]! * * * – Вы не думайте, я не зверь, не безмозглый кровожадный хищник, – похлёбывая горячий ароматный напиток, настоянный на луговых травах, собранных Ядвигой Мечиславовной ещё в конце прошлой весны, добродушно говорил младший лейтенант Бурмистренко. – И без надобности применять против вас оружие, как рекомендовал Лаврентий Фомич, не стану. Лишь в самом исключительном случае! – Что ж… И на том спасибо! – язвительно поблагодарил молодого чекиста профессор Фролушкин. – По большому счёту мне даже не ведомо, что вы здесь делаете. Говорят – ищете какой-то клад. Ну и шут с ним, с кладом. Искать ведь не возбраняется? – Ой, хитришь ты, Васька – по глазам вижу… – Нет, честно. – Неужели за всё время своего пребывания в прекрасном городе Несвиже тебе не посчастливилось услышать хоть одну легенду, объясняющую наше поведение; увидеть хоть что-нибудь непонятное, сверхъестественное и труднообъяснимое? – Но почему же? Видел… Слышал некоторые разговоры… – Кого? – Например, парней из нашего отдела. – И о чём болтали твои коллеги? – Они полагают, что вы ищете скульптуры двенадцати христианских апостолов – в полный рост… Вроде бы как даже из чистого золота наивысшей пробы… Это правда али выдумка? – Чистейшая правда! – неожиданно опередила всех с ответом Ядвига Мечиславовна, ошарашивая одновременно и Василия, и обоих его «подопечных». – О существовании такой реликвии хорошо известно каждому жителю нашего городка. – И вам тоже? – Очевище[28]. – Ещё скажите, что вы видели её собственными глазами… – Ну, этого утверждать не стану – в начале девятнадцатого века, когда согласно документам апостолов наблюдали воочию последний раз, я ещё не родилась… А вот кое-кого из Радзивиллов лицезрела лично. – Не верю. – Да как можешь ты, москальский прыщ, брать под сомнения слова благородной дамы? – мгновенно воспылала гневом пани Ядвига; при этом её тонкая шея и щёки покрылись бордовыми пятнами – совсем как у обиженной девицы. – Простите, пани, но откуда вам известно о моём детском прозвище? – недоумённо выдавил младший лейтенант Бурмистренко. – Каком? – Ну, Прыщ… – А ты на себя в зеркало посмотри! – К тому же я родился на хуторе Москаль Горвальской волости Речицкого уезда Минской губернии. – Вот это да! Попала – так попала. В самое яблочко. Не в бровь, а в глаз, как говорят наши русские братья! Значит, ты, Василий, самый что ни на есть бяларусский хлоп? – Ну да… – Так и веди себя соответственно. Как у нас говорят – будь чемным, пся крев[29]! Как и подобает христианину. Надеюсь, ты крещён? – Не знаю. Не интересовался. – А ты поинтересуйся, расспроси своих беспутных родителей. – Сирота я наполовину. Мать при родах умерла. А отец – пьёт. – Извини. – Ничего, мы привыкшие… – Итак… В далёком 1905 году ещё до вашей пролетарской революции… – Постойте, почему только нашей? – И как только научить ваше красное племя никогда не перебивать старших, а? – окончательно вышла из себя чопорная старушка. – Виноват… Больше не буду! – Я таких невоспитанных типов никогда ещё не встречала. Не делают их в Польше – и всё тут! – Виноват. Исправлюсь. – В общем, как представитель городской общественности, я присутствовала на вскрытии некоторых родовых усыпальниц… Именно тогда полуистлевшие старые гробы поместили в новые, предварительно перевязав каждый из них металлической проволокой и снабдив свинцовой пломбой с оттиском радзивилловского герба. – Вот это да! Выходит, что вы – самый что ни на есть живой свидетель тех буреломных событий?! – неподдельно разволновался молодой чекист. – А мы весь город поставили на уши! Никто… Ничего… – Будешь получать медаль – не забудь позвать меня на обмывание. – Непременно, дорогая… Яд… – Пани Ядвига! – Позову обязательно, дорогая пани… – Только не помышляй отделаться вонючей москальской водкой. Коньяк. Французский. Иного с недавних пор не пью! – Да где ж я его возьму? – Обратись за помощью к пану профессору – он обязательно посодействует. * * * На пятый день своего пребывания в старинном городе Несвиже великий философ Фролушкин и его последователь Плечов соизволили наконец-то вспомнить о былой приверженности здоровому образу жизни. Как только рассвело, Фёдор Алексеевич устроил обливание ледяной водой из колодца, находящегося во дворе дома Ядвиги Мечиславовны. При этом он стонал так громко, что быстро поднял на ноги всех остальных её постояльцев. Первым на улицу выбежал Яра и тут же выплеснул себе на голову целое ведро бодрящей влаги. За ним незамедлительно последовал никого и ничего не упускавший младший лейтенант Бурмистренко.