– Нашей. Русской. Или вы не знаете, что европейцы всегда считали нас нецивилизованными варварами? – Знаю. Но можешь продолжать. Я весь внимание. – Хорошо. Только не перебивайте меня больше… – Ладно, считай, что мы договорились. – 30 ноября 1812 года в Несвиж вошел преследующий неприятеля полк Карла Кнорринга из корпуса Сергея Алексеевича Тучкова. Местные евреи, сполна натерпевшиеся от чрезмерной жадности здешних правителей, поспешили донести им о несметных княжих богатствах, и Тучков с Кноррингом решили немедленно приступить к допросу доверенного лица Радзивиллов, не успевшего сбежать вместе со своими хозяевами – некоего пана Альберта Бургельского, – с одной-единственной целью: выведать, где находятся вожделенные сокровища. Вскоре тот не выдержал побоев и указал на заветное место. – Да… Что ни говори, школа правильного допроса – великое дело! Можно сказать – искусство, мастерство, которое не пропьёшь. – О чём вы, Лаврентий Фомич? – с плохо скрываемым презрением во взгляде покосился на него профессор, ставивший ненасилие во главу своего философского учения (о чём наркому конечно же ничего не было известно). – Об умении выбивать нужные показания, – уточнил Цанава. – А… – Разрешите я продолжу? – не выдержал Плечов, боявшийся потерять нить разговора. – Валяй! – … Тучков по старой русской традиции попытался присвоить часть богатств, но об этих планах неожиданно пронюхал командующий Дунайской армией Павел Васильевич Чичагов. Он прижал командующего корпусом к стенке и потребовал немедленно вернуть всё, что прилипло к его рукам… После этого драгоценности описали, погрузили на подводы и отправили в разные стороны великой необъятной страны. В Харьков ушла коллекция монет и медалей (около 12 209 штук), в Москву – религиозная утварь, в Санкт-Петербург – картины, гобелены, посуда и прочее барахло. Однако большая часть сокровищ исчезла. Причём – бесследно, будто испарилась! То ли царские генералы, как это не раз уже бывало в нашей истории, успели прикарманить ненадолго оставшееся без присмотра добро, то ли оно просто потерялось в пути… – А золотых апостолов случайно не постигла такая же судьба? – Убеждён, что нет! – Откуда такая уверенность? – С тех пор кто-то запустил в обиход слух о том, что обделённый трофеями Карл Кнорринг зарыл их до лучших времён где-то на территории Несвижского дворца. – Во как? – То место он будто бы изобразил на рисунке и оставил его на хранение тогдашнему настоятелю костёла Наисвятейшего Божьего Тела, как ни странно, – весьма лояльному к русскому царю. Но привередливая судьба распорядилась совершенно иначе… 17 августа 1813 года в бою при Кульме[25] полковник был тяжёло ранен, а спустя несколько лет и вовсе умер… Как утверждают шутники: окончательно и бесповоротно. – Отставить чёрный юмор… Вы ничего не приврали? – Нет конечно. – Ну, раз так, товарищ младший лейтенант, оружие можете не применять, – милостиво позволил нарком. – Есть не применять. – Но следить за ними ты по-прежнему обязан в оба глаза. – Понял. – Ну а я присоединюсь к вам только в пятницу, если, конечно, раньше ничего сверхъестественного в Несвиже не случится. – Будем надеяться, – тяжело вздохнул привыкший уже к разным неожиданностям профессор, поблескивая глазами – озорными и не утратившими блеска. * * * – Ну что скажете, Фёдор Алексеевич? – очутившись во владениях Ядвиги Мечиславовны, завязал серьёзный разговор Плечов. – По поводу чего? – прикинулся непонимающим Фролушкин. – А то ты сразу не догадался? Что означает твоя реплика «это меняет дело»? – Пошевели мозгами сам… Если они есть, конечно. – Сомневаетесь? – Нет конечно. Пытаюсь встряхнуть твой разум, и заставить неглупую башку думать. – Неужели тебе посчастливилось разгадать тайну буквы «м»? – Смотри-ка – угадал! И голову при этом шибко напрягать не пришлось. – Я жду объяснений. – Хорошо… В тетради Пчоловского искомый знак больше напоминает две рядом стоящих буквы «л». Мне кажется, в той записке, которую он мне передал от Григория Викентьевича, их тоже умышленно слили воедино… – С какой целью? – Чтобы окончательно сбить нас с толку. – А что может скрываться за этими двумя «л»? – Литовский локоть. Знаешь такую меру длины? – И как я сразу не догадался? Как не разрешил мгновенно столь элементарную задачку? Лох! О! Самый настоящий лох! – Ничего страшного. И на старуху бывает проруха! Так ведь говорят в нашем народе? – Литовский локоть, то есть шестьдесят два сантиметра, а Cлавка хотел превратить их в целый метр и таким образом донельзя усложнить нашу задачу, – продолжал бичевать себя Плечов. – Какой ещё Славка? – ухватился за ниточку Фёдор Алексеевич. – Да это я о себе, – засмущался Яра, понимая, что сболтнул лишнего, допустил непростительную оплошность. – О себе? В третьем лице? Раньше ты до такого не опускался. – Извини, батя, позже всё объясню. – Надеюсь. – Давай вернёмся к нашим баранам… Если принять во внимание, что на рисунке два «л», то речь по идее также может идти и о мифическом логойском[26] локте, не правда ли? – Маловероятно. Многие учёные подвергают сомнению само существование такой меры длины, но даже если ею кто-то кое-где и пользовался, в любом случае разница между мифическим логойским и литовским локтем – невелика. – Согласен. В принципе ею можно спокойно пренебречь. Однако поправку в несколько сантиметров всё же надо сделать – на всякий случай… – Обязательно. – А как поступим с «ц»? – Завтра целый день проведём на территории замка, где отметим для себя все элементы дворцовой архитектуры, начинающиеся на эту букву. – Правильное решение, товарищ профессор. – Там по месту и определимся. – Будем считать, что договорились… В этот момент дверь скрипнула, и на пороге дома появился младший лейтенант Бурмистренко с шинельной скаткой в руке. – Извините. Но я к вам. – Добро пожаловать! – Можете не обращать на меня ни малейшего внимания. Я где-нибудь на шинельке покемарю. – Как тебя по батюшке? – Кондратьевич. Но для вас просто Вася. – А я – Слава. Тебе сколько лет? – Двадцать шесть… Исполнится… Скоро… А вам? – Двадцать восемь.