– Ефим, прошу тебя: давай сходим туда, а? Или в поезд попросимся – ходят же иногда поезда тут! – Сгонять в Тыреть – дело нехитрое. Только прежде нам от Кости Замащикова спрятаться требуется. Ежели поймает он нас – в Тыреть на его аркане побежим! В один конец, без обратной дороги! В той яме и останемся… Ты все-таки просвети меня, неразумного: пошто золото искать надумал? – Давай потом об этом поговорим, Ефим! Вот с мыслями соберусь на досуге – и все тебе изложу. – Ну, как знаешь… Ефим помолчал, потом выматерился, со злинкой сплюнул: – Контузия твоя, как я погляжу, зараза еще та! От тебя я ее подцепил, должно, старый я дурень! Сорвался с места, на зимовье тебя попер – а припасов-то не взяли с перепугу! Одним зверем в тайге зиму не проживешь, возвращаться надо в деревню. – Давай вернемся, коли так… – «Давай вернемся»! – передразнил Ефим. – Ты в сумерках по тайге шел и запинался, а щас, в темени египетской – под руку тебя, как барышню, вести надо. А вертаться назад сейчас надо: Замащиков мужик хитрый, он догляд за моей избой установит. И сцапают меня его дружки. Нет, щас вертаться надо, пока он не ждет! Вот только тебя куда? – Я здесь тебя подождать могу, под деревом… – «Под деревом»! До завтрева, что ли, ждать будешь? Таежные припасы собрать – дело не быстрое! К винтарю патроны, положим, у меня имеются. А вот за порохом и дробью в лавку идтить надо. Муки, сольцы, опять-таки, прикупить надо – а ночью лавки закрыты… Вот что, паря! Тут недалече скрадка старая есть на дереве – я тебя туда щас отведу, и ты меня ждать станешь. Только, боже упаси, слезать оттуда! Или шумнуть, скажем, ежели кого узришь. Понял? Тогда пошли… Как старик с легкостью ориентируется в глухой чащобе, где и днем-то неба не видать из-за сплошного зеленого полога – Рейнварт искренне не понимал, и воспринимал умение старого лесовика как данность. Но нынче, в кромешной тьме, найти в тайге нужное дерево с устроенным высоко над землей помостом для засады на зверя представлялось ему задачей немыслимой. Поэтому, когда через малое время Ефим уверенно остановился перед мощным стволом лесного великана и похлопал по корявой коре рукой, он искренне усомнился: – Ты уверен, что к тому самому дереву со скрадкой привел, Ефим? Ни зги же не видать… Ничего не говоря, старик опустился на колени, пошарил руками под корнями кедра и звякнул укрытыми под слоем мха железными «костылями». – А эти «орехи», по-твоему, под каждым деревом растут, Вадим? Подержи винтарь, я щас тебе веревку сверху спущу… Он воткнул первые «костыли» в заранее пробитые дыры в древесине и постепенно начал подниматься по ним наверх. В двух-трех саженях от земли он нащупал обмотанный вокруг ствола конец веревки и сбросил его вниз. Спустился сам, перекрестил своего «постояльца»: – Туточки, под деревом до свету ожидай, Вадим. По темени наверх лазить тебе не надо, сверзишься еще. Как развиднеется – тогда лезь. Там, наверху – помост огороженный, вниз не свалишься, если заснешь. Свеча там есть, спички, сухари в железной банке, орехи. Веревку, как залезешь, за собой втяни. И жди меня – вернусь завтра под вечер. Спуститься заранее можешь, как смеркаться станет. Все понял? * * * Ефим вернулся на следующую ночь, как и обещал. Он беззвучно вынырнул из густого орешника, положил руку на плечо вздрогнувшего офицера: – Заждался, паря? – Ох, как я рад тебя видеть, Ефим! – Рейнварт, не удержавшись, обнял старика, ткнулся лицом в его колючую бороду: – Не поверишь: ночка прошедшая да нынешний день самыми длинными в моей жизни показались. – Ну-ну! Бери бидон с керосином, мешок с припасами – пошли! Шагать нам еще часа два, полагаю. А поговорим там, на зимовье. Дыхалку пока береги! Уже в лесной избушке, затеплив фонарь и затопив печь, Ефим рассказал Рейнварту про свой ночной поход: – В свою избу я возвращаться вчера ночью поостерегся, к старухе знакомой пошел. Она поутру и за шкурками в мою избу сходила, и в лавку за припасами. А когда верталась – мужичок за ней следил, из наших, деревенских – прихвостень Замащикова. Должно, под домом моим где-то залег и караулил. Я, как стемнело, через окошко из старухиного дома выбрался, огородами обошел и того наблюдателя маленько по голове дрыном приложил. Он в траву улегся, а я с припасами сюда направился. Ну, теперь нам, паря, до весны всего хватит! Капканы тебя ставить научу, зверя скрадывать – всю таежную науку постигнешь! – А не найдут нас тут, Ефим? Замащиков-то тоже, поди, лесовик изрядный! – Не-е, паря, он не из таковских! В артели его бандитской есть, конечно, следопыты. Говорили, даже буряты – промысловики имеются. Но мы с тобой побережемся, паря! Пару самострелов на тропках поставлю… Давай-ка спать, Вадим! Притомился я что-то… * * * В зимовье Ефима неторопливо потекли таежные будни. Для Рейнварта лесная «робинзонада» поначалу казалась невыносимо скучной и однообразной. К тому же его невыносимо мучило сознание своей ущербности: память к нему, вопреки утешающим прогнозам Ефима, возвращаться не спешила. Ночами он иногда просыпался, словно от толчка и долго лежал с открытыми глазами, пытаясь вспомнить мелькнувший во сне фрагмент воспоминаний – и не мог! Рейнварт соскакивал с лежанки, накидывал тулуп и бродил под окнами зимовья, ругая последними словами себя, Ефима, атамана Замащикова, загнавшего его в эту таежную каторгу. Вадим отчего-то был уверен: вернувшись к людям, на таежную станцию Тыреть, он непременно вспомнит все – вспомнит – и только тогда обретет долгожданный покой… Замерзнув, офицер возвращался в потопленное зимовье и нырял в «кокон» одеял и шкур на теплой лежанке – но сон к нему уже не шел, и тогда он до света, задыхаясь от бессилия, слушал чью-то возню и шуршание на полу. Ефиму эти метания постояльца были чужды. Здесь, в «лесном храме» тайги, он вел привычную жизнь лесовика – никуда не спешащего, не ведающего суеты буден. Старый охотник терпеливо сносил нервные срывы Рейнварта и его бесконечные расспросы и рассуждения. Несколько раз подступал с расспросами: – Вот не пойму я все же, Вадим: отчего ты туда рвешься? – Сам не знаю, Ефим… Хочу убедится, что похищенное золото там, в яме. – Как же ты нужную тебе яму узнаешь, ежели из вагона, говоришь, не выходил? Их там много, ямов-то! – Узнать можно: кое-что я все-таки помню. Один из моих товарищей сапером был. Он бомбу заложил в яму так, чтобы засыпало спрятанные ящики. Стало быть, края у нужной ямы взрывом попорчены! Ефим терял терпение: – Ну, найдем нужную тебе яму – дальше что? Сам туды полезешь? Али думаешь, что местные мужики жижу соляную откачать помогут? – Не знаю я Ефим! – Рейнварт брался обеими руками за голову, начинал монотонно раскачиваться. – Понимаешь, должен я точно знать, что золото еще там! Ефим, давай по весне на разведку в Тыреть съездим, а? Ну, пожалуйста! – Вот приставучий ты Вадим! Ну, словно банный лист к жопе пристал: поехали да поехали! – рассердился Ефим. – Я не отказываюсь – только до весны дожить еще надо! И Костю Замащикова со следа стряхнуть. Ты же не маленький, понимать должон: если он нас поймает, плохо нам будет! Поедем, говорю! Только тогда, когда я скажу. – И когда же? – Не когда, а как, Вадим! Не будь под Аларью Замащикова – можно было бы лошаденку в деревне добыть и напрямки в Тыреть отправиться. Но так он нас мигом словит! По чугунке надо нам ехать, вот как я придумал! Дрезину починим да поедем, вот как! Рейнварт даже застонал: – Вот теперь дрезину какую-то выдумал… Ладно, на лошади нельзя, понимаю! Но отчего нам не на поезде, как все люди, не поехать? – Куды я на поезде с винтарем да без мандата? Без него по нынешним временам никак нельзя. Не отберут, так заарестуют! И у тебя документов никаких, Вадим – а без них на поезде никак нельзя! – А дрезину твою где взять? – после томительной паузы поинтересовался Рейнварт. – Был здесь купец когда-то. Яков Швец прозывался. Два магазина в селе имел и еще парочку в Тырети и Хотгоре – это южнее. Когда германская война началась, спроворил Швец лесозаготовки, пилораму хотел ставить. Откупил у обчества деляну, нанял работяг, чтобы лес валили. Узкоколейку от главной колеи Транссиба до своей деляны проложил, тупик свой на станции построил. У казны хотел подряд на поставку леса взять – а казна ему отказала. Работяги без жалованья разбежались, управляющий тоже. Сторожа дольше всех продержались: мужикам лес потихоньку сбывали, тем и жили. В общем, осталась от задумки одна заросшая узкоколейка, пара вагонеток и дрезина ржавая. Вот я и хочу одну отчистить от ржавчины и приспособить. Согласен? – Конечно! – «Конечно»! – усмехнулся Ефим. – Погляжу я, как ты ржу отскребать от дрезины станешь! Там на неделю работы, не меньше! – Уж лучше на людях ржавчину отбивать, чем здесь в моховика таежного превратиться, Ефим! – криво усмехнулся Рейнварт. Глава двадцать четвертая Снова стычка (Забайкалье, 1921 год) Стоять и не двигаться, псы красные! – скомандовал другой. – Первый, кто шевельнется, схватит пулю! А вы, граждане штатские, – он повел стволом обреза в сторону замерших у тарантаса Агасфера, Андрея, Безухого, Линя и Масао. – Ну-ка быстренько к костру! И руки держать кверху, чтобы я видел! Стреляем метко, если чо! Появление незнакомцев было столь неожиданно, что все замерли. Мгновением спустя картинка ожила: один из кашеваров, сидевший у костра на корточках, резко рванулся в сторону, пытаясь дотянуться до лежащей в траве кобуры с наганом. Тут же грянул выстрел и раздался сдавленный крик: кашевар покатился по земле, так и не успев встать. На плече у него расплывалось кровавое пятно. – Все на землю! Ложись, суки! – дико заорал бандит, передергивая затвор еще дымящегося обреза. – Я ж сказал, что стреляю изрядно! Лежать всем! Он оглушительно свистнул, и тут же из ложбинки, из густой гривы кустарника, где паслись кони, с руганью и торжествующими воплями к костру полезла целая свора бандитов. Агасфер едва успевал считать: один… три… шесть, семь. Да двое первых, подкравшихся к биваку незаметно. Итого девять – если, конечно, в кустах больше никого нет. Бандиты мгновенно оказались хозяевами положения: винтовки красноармейцев были составлены в сторонке, кобуры с револьверами валялись повсюду. Агасфер скосил глаза на свой маузер, который он обычно носил за поясом, а нынче, перед тем, как присесть передохнуть, уложил на скинутую фуражку, имея в виду непременно почистить после стрельбы по рябчикам. Далековато, враз не дотянешься… Эх, будь он лет на 20–30 моложе, можно было бы рискнуть – но на седьмом десятке где проворства наберешься… Бандиты между тем на месте не стояли: пятеро страховали своих товарищей, которые проворно связывали красноармейцам руки за спиной, не особо обращая внимания на штатских – двух стариков, «мальчишку» Андрея и пару китайцев. Но вот дошла очередь и до них. – Кому было сказано: марш к костру! – угрожающе поигрывая обрезом, направился к шанхайцам детина из первой двойки. Он схватил за шиворот сразу двоих, Агасфера и Медникова, и с силой толкнул их вперед. Агасфер мог бы удержаться на ногах, но предпочел подыграть, мешком свалился на землю. Медников, судя по всему, поступил так же. – Гля, мужики, безрукий вояка! Ну и дела! – захохотал бандит, поворачиваясь к китайцам и Масао. – И вы, ходя-модя, тоже к костру! Ух ты! Костыль, у них и жрачка готова! Главарем явно был тот, кого назвали Костылем. Чуть прихрамывая, он не поленился обойти всех связанных красноармейцев, проверил крепость узлов на веревках. Разогнувшись, он неожиданно пнул одного из бойцов в бок: