– Надо заметить, товарищ Блюхер, что вооружение этих бригад значительно пополнилось после взятия Унгерном Урги и перехвата китайских караванов с оружием. По нашим данным, в бригаде Резухина полторы тысячи сабель, 4 орудия с достаточным запасом снарядов и 10 пулеметов. У барона – свыше 2 тысяч бойцов, 8 орудий и 20 пулеметов… – Сколько у нас времени до их подхода к Верхнеудинску? – перебил Блюхер. – Шесть-восемь дневных переходов. – Вообще-то Верхнеудинск – это сфера действия 5-й Советской армии, – заметил Блюхер. – И партизанских соединений, судя по сводкам, там должно быть достаточно. Но мы, конечно, в стороне не останемся. Время пока есть! Местные дела пока отложим, принимаю решение о временном переносе штаба армии в Верхнеудинск! Вопросы ко мне есть, товарищи? Тогда предлагаю каждому заняться своими неотложными делами! Не дожидаясь сигнала об окончании совещания, Блюхер встал, одернул гимнастерку и направился к дверям. Тем временем на столе у Краснощекова зазвонил один из телефонов. Подняв трубку и выслушав чье-то торопливое донесение, он окликнул задержавшегося в дверях Блюхера: – Василий Константинович, на минуту! Прикройте, пожалуйста, дверь. Мне доложили, что вы приказали расстрелять интенданта склада № 6 военспеца Мельникова. Могу я узнать причину, товарищ Блюхер? – Пожалуйста! Этот ваш интендант, из военспецов, бывший капитан Белого движения Мельников, практически в открытую торговал вверенным ему трофейным имуществом. Ему не повезло: мы подъехали к его складу, аккурат когда жулики грузили на ломовиков народное имущество. Грузчики и часть извозчиков успели разбежаться, к сожалению. Сам Мельников ничего вразумительного в свое оправдание сказать не мог, начал дерзить, ссылаться на устное указание из правительства. Книги учета имущества у него не оказалось. Так что пришлось применить крайние меры, господин Краснощеков! – Мерзавец! – буркнул Краснощеков. – Но вы, по-моему, все же перегнули! У нас – демократическая республика. Есть суд, наконец! Не отвечая на претензии, Блюхер вынул из офицерского планшета несколько листов бумаги, протянул Краснощекову: – Это мой доклад в правительство, в Москву. Не хочу действовать за вашей спиной, господин президент! Прочтите! Если указанные в докладе безобразия будут исправлены к моему возвращению из Верхнеудинска – внесем поправки. Обещаю! – И когда вы все успеваете? – криво улыбнулся Краснощеков. – Да ночью не спалось что-то, вот и набросал черновичок. И последнее, Александр Михайлович: для моих бойцов нужны казармы! Нужно вещевое довольствие. Про ваше нежелание проводить реквизиции я уже слышал. Покупать? Давайте покупать! От атамана Семенова в городе осталось, я слышал, помещение организованного им кадетского корпуса. Оно пустует. Я имею в виду прежде всего его! – Но у нас нет средств, я же говорил! А у этого здания наверняка есть собственник! Я не могу нарушать конституцию ДВР, в разработке которой сам принимал участие! – Хорошо. Разыщите хозяина и купите. Нет средств – дайте гарантию оплаты в течение двух-трех месяцев. Вам, надеюсь, поверят? – Поверить-то поверят – но как я буду моргать глазами через три месяца? – В черновике моего доклада есть настоятельная просьба к правительству Республики о выделении 1,5 миллионов золотых рублей для неотложных нужд НРА. Думаю, мне не откажут. Вернее, уверен! В общем, в любом случае деньги я достану! С Унгерном разберемся, думаю, месяца через два-три. Надеюсь, что к этому времени казарма будет готова, Александр Михайлович! И не пустая! Походные кровати и прочее я видел на одном из складов – за них, надеюсь, платить не нужно? – Разумеется, нет! – Вот и прекрасно! Дайте срочное соответствующее поручение своим министрам. И давайте не будем ссориться, Александр Михайлович! Пусть правительство к моему возвращению из Верхнеудинска подберет еще пару-тройку помещений для казарм. Деньги будут! Слово Блюхера! * * * Бригаде Резухина в Забайкалье удалось поначалу разбить несколько красных отрядов. Но у него не было связи с Унгерном, а части 5-й армии при поддержке партизан с каждый днем «наваливались» все сильнее и сильнее. Почувствовав угрозу окружения, Резухин начал отступление. Унгерну же не везло с самого начала последней кампании. Потерпев поражение в боях за Троицкосавск, барон после некоторых колебаний повел свое воинство на соединение с Резухиным. В конце концов отряды нашли друг друга в необъятных степях, но переправиться через Селенгу и соединить силы удалось лишь через несколько дней. Объединившись, Азиатская дивизия двинулась в свой последний поход – на Верхнеудинск. Силы Унгерна к моменту выступления во второй поход составляли 3250 бойцов при 6 орудиях и 36 пулеметах. Эти силы оказались решающими в бою около Гусиноозерска, где неожиданный натиск барона позволил нанести красным сильный удар и даже взять в плен 300 красноармейцев, 2 орудия, 6 пулеметов, 500 винтовок и весь обоз с боеприпасами и провиантом. Пленных Унгерн велел выстроить в ряд и пошел вдоль него, изредка прикасаясь своим ташуром к плечу того или иного пленника. «Отмеченные» были немедленно оттащены в сторону и обезглавлены, остальных барон велел отпустить, громко крикнув, что воюет только с коммунистами. Наступление белых вызвало большую обеспокоенность у Блюхера и властей ДВР. Обширные территории вокруг Верхнеудинска были объявлены на осадном положении. Блюхер произвел перегруппировку войск, дождался подкрепления и повел своих бойцов в контратаку. К этому времени Унгерн понял, что все его надежды на восстание населения не оправдались. Грамотные маневры красных партизан и частей 5-й армии вот-вот могли привести к окружению Азиатской дивизии. Баро, наконец осознал, что ему противостоят не плохо организованные партизанские отряды, а многочисленный, хорошо вооруженный и организованный противник. И Азиатская дивизия повернула в Монголию. * * * Именно тогда барон велел позвать к себе подъесаула Камета Ергонова. Ему Унгерн доверил спасение последнего золота дивизии – малой части огромного запаса, который Унгерн оставил на хранение в Урге. Но и эта малая часть впечатляла – 26 ящиков весом в три пуда каждый. Бурят Ергонов пользовался редким доверием барона и был горячо ему предан. Только Ергонову «пустынный самодержец» после долгих размышлений решился доверить «золотую миссию спасения». Выслушав приказ Унгерна – доставить казну дивизии в Хайлар, а оттуда поездом в Харбин – подъесаул покачал головой: – Эта миссия вряд ли выполнима, ваше превосходительство. Степь кишит красными конными разъездами, а груз тяжел. Налегке, без золота, я наверняка добрался бы до Хайлара, но казна не даст уйти от красных конников. Вели казнить, отец бурятов… Но барону импонировала честность подъесаула. Он и сам понимал, что ставит перед ним непосильную задачу. – Спасибо за прямоту, Камет, – барон приказал ему подойти поближе, достал подробную карту местности. – Покажи свой путь до Хайлара… Подъесаул без колебаний провел прутиком по карте. Унгерн кивнул и сделал на маршруте три карандашные пометки. Оторвал кусок карты с пометками, протянул Ергонову: – Ты хорошо знаешь эти места, подъесаул. Если красные обнаружат твой караван, золото спрячешь в одном из этих мест. Они приметные, сам знаешь. А когда зароешь, уведи красных собак подальше, чтобы сбить их со следа. И старайся не попадать в их руки живым, Ергонов. Человек слаб, а вырывать из него тайну могут не только палачи моего Сипайло. – Я понял, ваше превосходительство! Сотня Ергонова с казной дивизии ушла в ночь. Несколько суток ему удавалось не попадаться на глаза красным дозорам. Но рано или поздно везение кончается – кончилось оно и у подъесаула. Его сотня наткнулась на конный дозор и с боем попыталась затеряться в степи. Но Ергонову не повезло. Оставив большую часть своих всадников в прикрытии, подъесаул с десятком самых доверенных бурятов и казной поспешил к заветному месту, отмеченному на карте. Успев закопать золото, его отряда повернул к озеру Буй-Нур. Но там Ергонова догнали, отряд был окружен возле затерянного в степи селения монголов-пастухов. Патроны кончались, и тут, перебегая в редком кустарнике, Ергонов заметил прячущегося здесь же пастуха-бурята. Проглотив клочок карты, Ергонов потребовал от пастуха… отрубить ему голову. Пастух выполнил просьбу-приказ – хорошо понимая, что в противном случае головы лишится он сам. Подъесаул погиб с мыслью о выполненном приказе барона: тайна золотого клада умерла вместе с ним. Но получилось не так… Пастух еще раньше приметил, как окруженный красноармейцами человек, давясь, глотал какую-то бумагу. Выполнив просьбу чужака и отрубив ему голову, пастух ползком вернулся в свою ложбину и замер там. Красноармейцы, прочесывая кустарник, наткнулись на обезглавленное тело азиата, и после недолгих поисков нашли его «палача». Пастух, не поминая о проглоченной незнакомцем бумаге, рассказал о его просьбе. Красноармейцы пожали плечами, тщательно обыскали и пастуха, и обезглавленное им тело, ничего не нашли и ускакали. А пастух дождался отъезда красных и с непосредственностью, свойственной многим восточным людям, вспорол покойнику живот и нашел проглоченную бумагу. Потом пастух побрел с остатками баранов на север, и через несколько дней судьба столкнула его с конным разъездом отступающей в сторону Монголии дивизии Унгерна. Пастуха хотели на всякий случай пристрелить: вдруг это лазутчик красных? Но бурят упомянул имя Ергонова, рассказал о его просьбе. Пастуха потащили к барону. Выслушав его рассказ, Унгерн кивнул: он не ошибся в подъесауле, тот выполнил все его наказы. И золото спрятал, и к красным живым не попал. Барон бросил буряту пару золотых монет, велел накормить его и отпустить на все четыре стороны. Про извлеченный из еще теплого тела Ергонова клочок бумаги бурят, разумеется, промолчал, и поспешил покинуть бивак барона. Он чудом избежал внимания личного палача Унгерна, Сипайло: тот присутствовал при допросе пастуха и решил разыскать его в лагере попозже. Сипайло нутром чувствовал, что пастух рассказал не все! Но с повторным допросом не получилось: в тот же вечер Унгерн послал Сипайло с секретным поручением в Хайлар. * * * Надо сказать, что самодержец пустынь к тому времени изменил свои планы и решил податься в Тибет. Но его замыслы уже не получали поддержки: и рядовой состав, и офицеры барона были уверены, что в горы барон ведет их на погибель. В обеих бригадах практически одновременно возник заговор против Унгерна. Первым от рук заговорщиков пал верный барону Резухин. Он погиб от рук своих офицеров. И уже на следующую ночь заговорщики обстреляли палатку самого Унгерна, однако тот успел нырнуть под полог и скрыться в ночи. Бунтовщики отвели душу, казнив несколько самых близких барону людей. Бывшая Азиатская дивизия, сильно потрепанная, вразброс поспешила в восточном направлении, чтобы успеть добраться до Маньчжурии раньше красноармейцев. Но повезло далеко не всем. Монгольские степи заполнили красные конники, которые без труда добивали остатки дивизии. Оставшись практически в одиночестве, Унгерн был пленен верными ему до сей поры монголами и передан красным. В Ургу, спешно оставленную изрядно потрепанными войсками Унгерна, вступили части экспедиционного корпуса Дальневосточной Красной армии под командованием комкора Неймана. Среди этих частей была и 27-я конно-стрелковая дивизия, командир которой, Александр Дягур, имел от военного министра и одновременно главкома НРА Блюхера, секретный приказ. * * * Молодой комдив Александр Дягур и командующий Народно-революционной армией Василий Блюхер впервые встретились в Верхнеудинске, где армейские части и партизанские соединения готовились к отражению нашествия Унгерна. Дягур с восторгом и мальчишеским обожанием глядел на спокойного и невозмутимого военного министра, на гимнастерке которого поблескивали ордена Боевого Красного Знамени. Понравился молодой комдив и Блюхеру: тот умел разбираться в людях. Узнав о том, что конно-стрелковая дивизия дислоцируется в Чите, Блюхер, подстраховавшись, навел о комдиве справки у «секретчиков». То, что он услышал от них и то, что прочитал в характеристике Дягура, Блюхера вполне устроило. Вызвав его к себе, он завел с ним долгий и весьма рискованный для обоих разговор о казне Азиатской дивизии. Блюхер не скрыл от комдива устное указание Троцкого насчет использования армейскими частями толики трофейного золота. – А ты как считаешь, Александр? – Блюхер не отрывал от лица Дягура пристального взгляда. Он, безусловно, рисковал: молодой комдив вполне мог, для виду согласившись, написать по итогам разговора с командармом донос на него. Но Блюхер умел разбираться в людях, а Дягур и в мыслях не держал предать свое непосредственное начальство. Задание меж тем было не простое: разыскать в Урге оставленное бароном Унгерном золото. Оба прикинули: барон был, конечно, сумасшедший – но не настолько, чтобы брать в дальнюю и опасную дорогу тяжелые обозы с золотом. Значит, он оставил его где-то там. Но где? Может быть, в одном из монастырей? – Никаких повальных обысков, Александр! – наставлял Блюхер. – Это шумно и непродуктивно. Несколько тонн золота – это не свистнутый в московском трамвае кошелек! Незаметно его в монастырь не пронесешь! Если барон выбрал для схрона монастырь, значит, туда шли обозы. И эти обозы наверняка кто-то видел: в Урге живут не только буддисты-ламаисты. – Я понял вас, товарищ Блюхер! – Да погоди, Саша! – досадливо поморщился Блюхер и тут же улыбнулся. – Ты ж сообразительный парень, сам на месте все поймешь! Но и старших слушать не мешает! Начни с китайских лавочников, с еврейских торговцев в Урге… Беседуй каждым с глазу на глаз. Припугни, ежели что. Проникнись, комдив: никак нам без золота этого проклятого нашу армию на ноги не поставить! Я вот просил у Краснощекова хоть помещения для казарм выделить – нельзя, говорит, реквизиции проводить! У нас, мол, конституция, у нас, дескать, демократия, черт бы ее побрал! В общем, все покупать надо! И обмундирование, и винтовки, и казармы – все! – Вообще-то свинство это! – поддержал Дягур. – И кому только этот «буфер» с америкашкой понадобился! Блюхер постучал пальцем по столу, осуждающе покачал головой: – Краснощеков – мужик грамотный, ты его не ругай, Саша! У нас все люди играют свою роль – как в театре! А у президента нашего роль такая выпала… Особая! Да и в Америке он долго жил, привык заокеанскими категориями мыслить. Ладно, давай о последнем. Всей дивизии твоей о золоте знать вовсе, полагаю, не обязательно. Подбери людей понимающих, десятка два-три, не больше. Для остальных – есть приказ о переброске важного секретного груза в Читу. А что там в телегах – не наше собачье дело! Вот тебе мандат за моей подписью – видишь, как тебе доверяю? Когда к Чите близко подойдете – отделишь от унгеровской казны пару миллионов золотом, и с доверенными людьми отдельно эти миллионы припрячь. Найдется ежели негодяй, который поднимет шум, – а у тебя мандат с моей подписью! И ты чист! – Да я могу и без вашего мандата, товарищ Блюхер! Думаете, боюсь? Или не верю? Да как можно не верить такому орденоносцу! – Все, Саша, пора! Выгорит дело – возьму тебя к себе в штаб: хватит, навоевался! Сколько годков тебе? – Двадцать пять, товарищ Блюхер! Ну, осенью будет двадцать пять, – поправился смущенно комдив.