– Упомянутый вами Лейба Давидович Бронштейн был моим соратником еще в Америке, товарищ Блюхер! Впрочем, мы тут не свои биографии разбираем. Поговорим лучше о вас, товарищ Блюхер! Кстати, а как вы сами относитесь к евреям? Вопрос не праздный: нам предстоит вместе работать! Надеюсь, у вас нет некоторого предубеждения, свойственного отдельным представителям русских рабочих и крестьян? – Я сужу о людях не по их родословной, а по конкретным делам, товарищ Краснощеков. И полагаю, что если партия сочла возможным доверить вам большое дело, у нее были на это все основания. – Ну, что ж… В таком случае, очень рад. Тогда поговорим о вас, Блюхер. О ваших подвигах на Перекопе мы здесь наслышаны, и я весьма рад, что Москва выбрала вашу кандидатуру на пост военного министра ДВР! Да вы садитесь, садитесь! – Благодарю. Только рассиживаться мне сейчас, извините, некогда, Александр Михайлович! Не для рассиживания я литерный по приказу товарища Троцкого девять суток сюда мчался. С вашего позволения, я дела сейчас у товарища Михайлова приму по-скоренькому и часа через два-три, полагаю, снова зайду. Уже для серьезного и конкретного разговора! – Мне всегда импонировали деловые люди, – кивнул Краснощеков. – Я буду на месте, никуда не отлучаюсь, и жду вас! * * * Через три с половиной часа Блюхер вновь появился в приемной президента. Не обращая внимания на порученца и секретаря, на ходу бросил: – Мы с президентом договаривались. Он меня ждет, – и, коротко стукнув в дверь, проник в кабинет: – Разрешите, Александр Михайлович? Краснощеков, дернув щекой, все же выпроводил сидевших в его кабинете посетителей, приглашающее указал на кресло у приставного стола. Не дав Блюхеру раскрыть рот, быстро заговорил: – Прежде всего, прошу принять искренние соболезнования по поводу смерти вашей дочери, Василий Константинович! Мне сейчас только доложили… Да, вот как в жизни бывает… Ну, каковы первые впечатления о новом месте службы, Василий Константинович? – За сочувствие спасибо. Пережил, как видите. А что касаемо впечатлений… Комплиментов делать не буду, господин президент: всякое ожидал увидеть, но такого, – Блюхер покрутил головой. – Армии пока я не увидел – сброд, извините! Сброд и полная анархия! Говорю со всей ответственностью – сам свидетелем был, по дороге с вокзала. А время у нас нынче не то, чтобы с партизанской вольницей мириться! Ну, это, собственно, в первую очередь мои проблемы… Как-нибудь справлюсь, если мешать не будут. Сразу хочу предупредить: без жестких мер порядка тут, полагаю, не установишь! – Крутенько начинаете, Василий Константинович, – кивнул с легкой улыбкой Краснощеков. – Ну, насчет помощи можете не сомневаться: все, что хотите – кроме денег. Наши финансы, как говорится, поют романсы»! – Надо поискать резервы, господин президент! – не принимая шутливого тона, продолжил Блюхер. – Численность личного состава собранных в армию вчерашних партизан – около 200 тысяч. А по строевым бумагам[115] и половины не насчитал! – Приписки? – нахмурился президент. – Вникнуть до конца не успел, но не без них, полагаю. А еще за счет Народно-революционной армии здесь почему-то кормится и пограничная стража, и органы правопорядка. Это непорядок! Я пограничников и милицию с особистами уважаю, но держать их на армейской шее не собираюсь! Так что ищите, господин президент, деньги на довольствие указанных частей. Второй резерв – партизан в НРА, как я смотрю, записали всех чохом – от мальчишек до толстобрюхих дедов. Процентов 70–80 возрастов в европейской части России уже демобилизовано! Я, конечно, понимаю: у них наверняка есть заслуги в борьбе с атаманами и всякой белой сволочью – но у армии есть свои законы: ее состав должен быть примерно однороден по возрасту и боевому опыту. Увольнение в запас наверняка повлечет протесты… Понимаю: кому же охота пайкового довольствия лишаться? Но без демобилизации старших возрастов и мальчишек не обойтись! – Это уже серьезнее, товарищ Блюхер… А вы не подумали – куда уволенные в запас подадутся, Василий Константинович? Наверняка ведь в банды подадутся! – вздохнул Краснощеков. – Не подадутся, коли правительство Дальневосточной республики предоставит уволенным рабочие места! – Ну-у, вы даете, товарищ Блюхер! Сто-полтараста тыщ рабочих мест! Шутить изволите, как раньше говаривал народ! Где ж взять-то столько рабочих мест? – Вместе поищем, Александр Михайлович! Вот, кстати, еще одна проблема нарисовалась. Как мне доложили, нынешние армейцы, чтобы обмундировку и оружие для себя раздобыть, на «отхожие промыслы» подались едва не поголовно! Это не дело! У красного солдата должно одно, свое занятие – республику защищать! А смолу гнать, лесозаготовками заниматься – и демобилизованные могут! Не так? – Так-то он так, но… – Заодно, господин президент, покличте-ка вашего министра финансов. Давайте вместе спросим у него – почему он «зажимает» половину валюты целевого армейского назначения, поступающего из Москвы? Я не все документы просмотрел – не успел, как сами понимаете, – но за последние полгода порядок расходования золотовалютного запаса для нужд армии нормальным назвать трудно! – Так вы войдите в мое положение, Василий Константинович! «Дыр»-то у республики сколько! – Поэтому легче отобрать это золотишко у армии? Извините, конечно, за прямоту, господин президент, – но я вынужден подготовить докладную записку в РВСР! Да вы сами подумайте, Александр Михайлович: случись здесь какая «заварушка» – будет боец с нужной яростью воевать за жалкие и крайне нерегулярные «подачки» властей? Да и как он воевать станет, если у трети личного состава винтовок нет? Если личный состав вместо того, чтобы материально-техническую часть и тактику со стратегией изучать, смолу гонит, шишки бьет в кедраче и на рынке торгует?! – Да-а, крепенько вы меня прижали, товарищ Блюхер, – шумно вздохнул Краснощеков. – Вижу кругом, что вы правы, а вот решений обозначенных проблем пока не вижу! – Господин президент, вы вот в Америке долго жили, – помолчав, продолжил атаку Блюхер. – Вот скажите, по совести: солдаты в ихней армии в такой же рванине ходят, как наши бойцы? – О чем вы спрашиваете? Нет, конечно! Но позволю напомнить: Америка богата! – Богата? Знаем, наслышаны… Ладно, Александр Михайлович! На сегодня настроение вам больше портить не буду. Разговоров у нас с вами впереди много. Но предупреждаю: некоторое волнение в Чите может начаться уже завтра! Хотя скорее – послезавтра. – Так скоро? – криво улыбнулся Краснощеков. – И, как я подозреваю, не без вашего участия? – И не без вашего, господин президент! Не без вашего! Но пока у меня будет к вам три просьбы: прошу помочь мне с гостиницей или квартирой. Жена со свояченицей, между прочим, так с утра на извозчике и катаются: некуда им голову прислонить! – Бог мой, так что ж вы молчите-то? – выскочив из кресла, Краснощеков дотянулся до кнопки электрического звонка и нажал два раза. В кабинете немедленно появились секретарша и порученец с военной выправкой. – Вот что, господа: нашему новому военному министру срочно требуется крыша над головой! Учтите: с ним две женщины! Через час жду доклада о решении этой проблемы! – Значит, с первой просьбой решено, – удовлетворенно кивнул Блюхер. – Другие посложнее будут, Александр Михайлович! Мне нужно ваше добро на передачу в полное мое подчинение на двое суток двух взводов ГПУ. Сегодня и завтра – чтобы посыльными поработали: оповестить надо всех командиров партизанских отрядов в городе об экстренном собрании. Хотел уже на завтра назначить, но мыслишка одна появилась. На послезавтра соберем. И чекистов в охрану поставим на этом собрании. Поможете? – Безусловно. А где собрание проводить будете, товарищ Блюхер? – А это вы мне сейчас скажете, господин президент! – сухо улыбнулся Блюхер. – Я города-то не знаю! – Хм… Может, в театре? – Лучше бы не там. И вообще подальше от центра, если можно. Потому как разговор у меня намечается к партизанам такой, что им, боюсь, не понравится. – М-да… Ладно, подумаю, – Краснощеков подозрительно поглядел в прозрачные глаза визитера. – Стрельбу ожидаете? – Все в наше время ожидать можно, – уклончиво заметил Блюхер. – А начальника ГПУ куда вам прислать? – Туда, куда вы меня устроите. Часа через два – можно? – Можно. Слушайте, товарищ Блюхер, может, пообедаем нынче где-нибудь? Тем более – вы с дороги и сразу в дела впряглись… – Спасибо, Александр Михайлович! – Блюхер встал. – Мне, честно говоря, товарищ Троцкий для переброски из Москвы в Читу царский вагон со спецпитанием выделил, так что после такой кормежки неделю можно не есть! – И вы тоже знакомы с товарищем Троцким? – слегка нахмурился Краснощеков. – И довольно близко! – весело закончил Блюхер, вставая из кресла и подавая руку. – Значит, мы с вами пока обо всем договорились? – Попробуй с вами не договорись, – тяжко вздохнул глава правительства ДВР. – А на завтра какие у вас планы, Василий Константинович? – Хорошо, что напомнили: хотел по интендантским складам пошуровать. Разведка вот успела донести, что на этих складах много трофеев после последних боев имеется. И лежат, выходит, эти трофеи мертвым грузом. Не могли бы помочь мне, господин президент, с провожатым? Есть у вас в правительстве главный интендант? – В нашем хозяйстве все имеется, товарищ Блюхер! Когда и куда ему прибыть? – А завтра с утречка и начнем, благословясь. Туда, куда меня ваш помощник устроит. Часикам к семи утра. И парочку чекистов, с вашего позволения, прихватим… Краснощеков крякнул, но ничего не сказал, сделал на перекидном календаре отметку. * * * С утра следующего дня Блюхер успел обревизовать только четыре склада вещевого довольствия и армейского снаряжения. И на каждом из них у него с интендантами состоялись тяжелые разговоры. На пятом по счету складе перепалка едва не кончилась перестрелкой, но тут нового военного министра ДВР курьер на мотоциклете нашел: Краснощеков прислал срочное сообщение. Только начав читать, Блюхер махнул своим нынешним сопровождающим рукой: отбой! С кряхтением усаживаясь в коляску мотоциклета, он отдал распоряжение главному интенданту правительства ДВР и двум хмурым чекистам: – Склад опломбировать и опечатать. Не позже чем через два часа организовать здесь и на всех прочих складах круглосуточное дежурство вооруженными пешими патрулями. – А с интендантом что? – поинтересовался старший чекист, поглядывая по сторонам. – Отведите за угол и расстреляйте. Под мою ответственность! Ишь, «забаву» нашел: торговать вверенным ему имуществом! Извозчиков – в «холодную»: с ними надо поработать! Наверняка не в первый раз за товаром сюда приезжают. Поехали, товарищ! – Погодите! – рванулся было за ним интендант – в штатском, но с явной военной выправкой. – Как это – «расстреляйте»?! Я бывший офицер, а ныне военспец! Я требую суда! За что меня, как собаку?! Я готов, в конце концов, возместить ущерб! – Был офицером, стал вором, – констатировал Блюхер и выразительно поглядел на чекистов. – Расстрелять! Не шучу! Вернусь – проверю! * * * Кабинет Краснощекова был полон. На всех креслах и стульях, занесенных из приемной, сидели хмурые люди. Глава правительства встретил Блюхера упреками: – Демобилизацию планируете, товарищ Блюхер?! Но ведь я официального согласия еще не давал, помнится! И решения правительства на сей счет пока нет – анархизмом попахивает, товарищ Блюхер! А служебную записку мою успели прочесть? – Нет, только начал, – невозмутимо отозвался тот. – На «керосинке», которую за мной прислали, не почитаешь: пыль, треск, того и гляди из «люльки» вылетишь. Собаки бродячие, опять-таки, мотоциклет преследовали всю дорогу. Отбивался как мог, не до чтения было. – Принесите кто-нибудь еще стул, – распорядился Краснощеков. – Не успели прочесть, тогда слушайте! Нынче утром получено сообщение из Урги: плохо дело, товарищ Блюхер! Барон Унгерн изменил свои планы, издал приказ № 15 и намерен двумя колоннами выдвигаться на Верхнеудинск![116] – Полагаю, что бригада генерала Резухина уже выдвинулась, – негромко вставил кто-то из присутствующих, вытирая платком мокрую лысину. – Ей дан приказ перейти границу в районе станции Цежинской и следовать левым берегом Селенги на станцию Мысовую[117] и Татаурово, взрывая по пути мосты и тоннели. Через пару дней после Резухина должен выступить со своей бригадой и сам барон. Он двинется на Троицкосавск[118], Селенгинск[119] и сам Верхнеудинск. – Понятно…