– Я же не вчера здесь последний раз был, Цепенюк! И снегу тогда не было – летом ту пещеру нашли… Вроде посередке где-то… Сейчас спущусь, гляну. Цепенюк смерил товарища недобрым взглядом: – Спустись, спустись, соколик! Только вот что: ежели не найдешь ход в пещеру, лучше тебе потом не подыматься, Потылицын! * * * Гонец-солдат с доброй вестью от Потылицына вскарабкался по веревке как раз тогда, когда Цепенюк совершенно остервенился от холода и неизвестности. – Нашли вход в пещеру, ваш-бродь! На середине склона, за валунами. Можно груз спускать! Ящики с золотом быстро выгрузили из саней. Люди поволокли золотую ношу вниз по дороге, к огромному валуну, обвязанному веревкой. Конец веревки уходил вниз по стенке «воронки» и терялся в темноте. Под утро ветер разогнал в небе облака, и бледная луна осветила гигантскую воронку, на краю которой два есаула командовали спуском ящиков. – Сначала сложим всё у входа. Там места хватит для всех ящиков! – возбужденно махал руками Потылицын. – А когда весь груз с дороги вниз переправим, можно и поглубже золото перенести. Там еще вторая пещера есть, где стены какими-то письменами расписаны, я говорил тебе. Потолка не видать! – Потом расскажешь, разведчик! – оборвал приятеля Цепенюк. – Ребята, тропку поширше делайте, натаптывайте. Самим легче будет тащить! Затащив три десятка привезенных ящиков в первую пещеру, стали решать – что делать дальше. Легкость проведения операции пьянила, и Потылицын легко согласился сделать вторую ходку за золотом. Но, верный своей привычке «каркать», все же оговорился: – Вернемся на станцию, а там поглядим, ладно? Вдруг отъезжать скоро или нас хватились… Что тогда, Цепенюк? Тот молча похлопал рукавицей по кожуху «гочкиса». * * * На станции, у замершего поезда, все было без изменений. Ничего не слыхал об отправлении и машинист состава, к которому был послан на разведку один из взводных. – Грузи снова сани, ребята! – решился Цепенюк. – Мы первую ходку за два с половиной часа сделали, теперь быстрее дело пойдет! Лошадок не искать, санный путь набили. Ну, пошевеливайтесь! – Веревок бы поболее нужно, ваш-бродь, – угрюмо бросил один из солдат. – Без веревок вторую партию быстро не протащить! Цепенюк выругался: – Где я тебе веревки искать ночью стану, умник? Кто бы их тут приготовил? – А вожжи? – подсказал «умник». – Когда подвезем груз к воронке, вожжи обрезать можно, ваш-бродь! – Молодец, Егоров! Первый стакан спиртяги, как до вагона доберемся, тебе! Чистого! Ну, пошли, благословясь! Время-то, время бежит… Когда все ящики с украденным золотом оказались в первой пещере, Цепенюк обошел ее вокруг, светя фонарем. Идею товарища о том, что золото лучше перенести поглубже, одобрил – но сам в смежную пещеру не полез. Поглядывая на часы, он поторапливал солдат. Скоро рассветет, думал он. Рассветет, и каждый, кто сунет нос в вагон, наткнется там на дохлых чехов. А то и фельдшер донесет… Ч-черт, надо было пристрелить его с бабенкой! Сразу, как снадобье выдал… Когда все солдаты перебрались по тесному лазу во вторую пещеру, Цепенюк подтащил поближе захваченный пулемет. – Ты что задумал, друг? – ухватил его за полу шинели Потылицын. – Опять грех на душу брать? – А ты как думал, святоша? Свидетелей оставлять, которые дорогу сюда знают?! Помогай, говорю! Ленту держать будешь, вторым номером расчета, значит… Цепенюк пополз вперед, посветил фонарем вглубь второй пещеры: – Эй, солдатики, все ли тут? – Все, ваш-бродь. Трое пошли дальше ходы искать … – А ну, вороти их, живо! В две шеренги становись! Жи-ва! Недоумевающие солдаты выстроились напротив лаза в две шеренги. – Ну, ребятушки, хочу вас поблагодарить за службу! Пулемет загрохотал, Цепенюк, страшно оскалившись, азартно водил стволом. Перестав стрелять, схватил фонарь и обвел лучом повалившихся на землю солдат. Некоторые еще подавали признаки жизни. – Н-е-ет, так дело не пойдет! – Цепенюк открыл затвор, протянул назад руку. – Вторую ленту давай, Потылицын! Быстро! Изрыгая огонь и сотрясаясь, «гочкис» выплеснул в темноту вторую порцию пуль. И затих, звонко щелкнув напоследок скользящим затвором. – Теперь, кажись, все… Цепенюк выполз назад, поднялся. Деловито отряхнул полы шинели, подмигнул оцепеневшему приятелю: – Вот так-то брат! Нету людей – нету проблем! Достал из подсумка две гранаты – и когда только успел озаботиться? – положил их рядком под стенку. Выдернул чеки и побежал к выходу, затыкая уши ладонями. Потылицын на четвереньках выбежал следом. Два взрыва слились в один. Из лаза во вторую пещеру вылетела туча пыли. – Папироску дай, Потылицын! Закурить дай, говорю! Оглох, что ли? Покурив, Цепенюк осветил зев пещеры фонарем, цокнул языком: – Эх, для гарантии еще бы пару гранат, да потолок, боюсь, рухнет. Камень-то вишь какой ломкий? Чистый мел! Ну, пошли, Потылицын. Нам еще к дороге подыматься, лошадей как-то без вожжей отсель уводить. На станцию вернулись с рассветом. Залезать в вагон, где лежали отравленные чешские легионеры, Потылицын поначалу категорически отказался. – Баба ты, а не офицер! – плюнул в конце концов Цепенюк. – Иди к паровозу, у машиниста спроси: скоро ли ехать? Не отвечая, приятель перекрестился и все же решился, полез в вагон. – Ну, и черт с тобой, слюнтяй! Сам схожу, – сплюнул Цепенюк, и дробной рысью направился к паровозу. Вернувшись, он залез в вагон и замер, увидев Потылицина. Тот хохотал, тыча пальцем в распахнутую дверь фельдшерского купе. – Цепенюк, убивец чертов, а еврея-то нашего где искать станешь? Убёг ведь твой свидетель! С больной женой убёг! Ха-ха-ха… Цепенюк быстро оценил ситуацию. Отвернувшись от все еще хохочущего товарища, есаул приказал караульному: – Быстро поднимай третий взвод, выводи на платформу строиться! Жи-ва! Когда солдат убежал, Цепенюк молча закатил приятелю внушительную оплеуху, другую. Схватил за грудки, потряс: – Ну, ты, тварь! Прекратить истерику! Сколько дворов в твоей Тайтурке? Ну? – Н-не помню. Большое село… Не отыщем мы фельдшера, Цепенюк… И самим теперь тут не остаться… – Замолчи! Далеко он с больной бабой уйти не мог. По следам найдем. Отравленных чехов свалим на него. Скажем: во время стоянки обнаружилась подозрительная возня вокруг вагона с золотом. Мы с тобой подняли по тревоге два взвода солдат и пошли смотреть. Увидели отъезжающие сани, вагон был открыт, пломба, естественно, сорвана. Пытались организовать преследование, но напоролись на заградительный огонь. Вернувшись, обнаружили в вагоне шестерых отравленных чехов и исчезнувшего фельдшера. Ты все понял, заячий хвост? – Все понял… – А ну, повтори! Повтори, говорю! – Цепенюк вынул револьвер, ткнул Потылицыну под подбородок. Запинаясь, тот повторил сказанное и мрачно осведомился: – А с фельдшером что делать, ежели найдем? – Тебя, Потылицын, верно, мамка в детстве головкой на пол роняла. Причем несколько раз. Что с ним нужно сделать, коли найдем? Ну-ка, догадайся сам… – Еще две души человеческие на тот свет отправим… – Правильно! Молодец! Только не человеческие, а еврейские! Пошли на улицу, солдаты уже примерзли, команды дожидаючи. И не нюнить! Будешь нюнить – и тебя пристрелю, рука не дрогнет! Мне уже без разницы – одной загубленной душой больше, одной меньше… Хватив на ходу полстакана спирта, Цепенюк бросил в рот корочку хлеба и, жуя, потопал к выходу. Взвод выстроился на платформе. Цепенюк прошелся вдоль шеренги, оглядел дрожащее и стучащее зубами воинство. Солдаты в худых шинелях отчаянно мерзли, головы поверх шапок у всех были замотаны чем придется – от башлыков до бабьих платков. Цепенюк покачал головой, но замечаний делать не стал. Откашлявшись, скомандовал: – Взвод, смир-рна! Солдаты! В вагоне произошло ужасное злодеяние: фельдшер Эдельман, будучи пойман на продаже вверенных ему лекарств и медицинских препаратов, воспользовался моим и есаула Потылицына отсутствием, злодейски отравил чешский конвой и бежал.