– Что ж, – вздохнул Агасфер. – Будь у меня две руки, вы, наверное, потребовали бы доставки к палачу всей пятерки! – Возможно, Берг! – ухмыльнулся японец. – И деньги, Берг! Не забывайте про деньги, которые эти мерзавцы успели растащить по своим норкам! Прежде чем перестрелять их, выбейте номера счетов, планы тайников и прочее! Моя страна сейчас нуждается в деньгах как никогда! – А моя крыша в Шанхае? – Вы поедете туда официально, шестым членом «команды» консула Одагири. Скажем, в качестве аналитика Второго отдела, которому поручено проверить продуктивность и профессионализм сотрудников Шанхайской резидентуры. У вас будет официальное предписание МИДа и письменные полномочия Генерального штаба. И «козырь в рукаве», который вы выбросите на стол только в крайнем случае: удостоверение офицера контрразведки Генштаба и соответствующий карт-бланш. – В таком случае придумайте мне и соответствующий офицерский чин, Осама-сан. Не слишком высокий и не слишком маленький. А мне остается только надеяться, что на финише войны ваша пятерка не задаст стрекача при появлении однорукого ревизора! Глава двадцать вторая Петербург Протелефонировав дежурному адъютанту в Зимний, Лавров с удивлением узнал, что Николай II переменил планы и пока пребывает в Царском Селе. Ехать на перекладных сорок верст не хотелось, и, немного подумав, он решил попробовать воспользоваться любезностью министра иностранных дел Ламздорфа и перезвонил в МИД. К его счастью, министр оказался на месте. – Ваше сиятельство, это полковник Лавров беспокоит. Желаю здравствовать! – Вольдемар Николаевич, опять вы за старое?! – зажурчал в слуховом рожке бархатный голос графа. – Мы с вами, по-моему, уговорились: никаких великосветских условностей! Просто – Владимир Николаевич! Итак, я внимательно вас слушаю, Вольдемар… – Простите за дерзость, Владимир Николаевич, но вы как-то настоятельно просили при нужде запросто обращаться к вам. Я имею в виду ваше замечательное авто… – Вам нужен мой автомобиль? – Если это возможно, Владимир Николаевич! Понимаете, очень хотелось прокатить одного человечка, который никогда не ездил в авто, – схитрил Лавров. – Пыль в глаза, так сказать, пустить… – Ах вы, шалунишка! Признавайтесь немедленно, Вольдемар: это… дама? – Признаться, совсем не дама… В общем-то, планируется деловая поездка. – Деловая? Ха-ха-ха! Проказник! И когда вы желали бы прокатить l'objet de votre adoration[162]? – Если вам не нужно авто самому, то можно прямо сейчас, Владимир Николаевич… – Чудесно! Вы у себя, на Таврической? Тогда ждите! Я немедленно распоряжусь насчет авто. Однако прошу вернуть его не позднее четырех часов пополудни. Вас устроит? – Я бесконечно вам благодарен, Владимир Николаевич! – Не стоит, Вольдемар, не стоит! Это я должен благодарить вас за досье, которое вы подготовили для его императорского величества! Благодарю вас за поддержку выдвинутой мной кандидатуры на переговорах! Итак, ждите авто, Вольдемар! Усевшись в подъехавшее авто, Лавров постарался выкинуть из головы полный двусмысленных намеков разговор с министром. – В Царское! – коротко бросил он шоферу и откинулся на кожаное сиденье, прикрыв глаза и размышляя о событиях последних дней. ⁂ …Французский журналист Франсуа Бале «выездной бригадой» в составе подпоручика Новицкого и старого сыщика Медникова был довольно быстро опознан на дебаркадере Казанского вокзала Москвы – в первую очередь благодаря характерной походке с выворачиванием в стороны носков. «Выдал» газетчика и новейший портативный фотографический аппарат «Кодак», которым тот немедленно начал щелкать во все стороны. Новицкий и Медников переглянулись: судя по следующим за французом носильщикам с полудюжиной чемоданов, тот намеревался сделать в древней столице России остановку. Это не совсем устраивало контрразведчиков, но Лавров строго-настрого предупредил о том, чтобы не чинить французу препятствий. В роли главного переговорщика выступил поручик Новицкий, прилично говорящий по-французски. Подойдя к Бале, он учтиво поклонился, снял широкополую мягкую шляпу и заговорил: – Мсье Бале? Изволите следовать из Шанхая? Француз мгновенно насторожился: – Из Шанхая? С чего вы взяли, господа? Кто вы? Я не имею чести вас знать! – Ну как же, мсье Бале! Газета «Фигаро»! Много наслышаны о вас от нашего коллеги, мсье Павлова! Он, между прочим, и попросил нас встретить вас. Консул Павлов, Шанхай! – Но мы не уговаривались с ним об этом, мсье… – Новицкий, Андрей Павлович! – поклонился еще раз поручик. – А со мной – коллега Медников! Тот тоже раскланялся. – Разрешите осведомиться о ваших планах, мсье Бале? – не ослаблял напора поручик. – Моих планах? Я возвращаюсь домой, во Францию. И, воспользовавшись случаем, совершил совершенно фантастическую поездку по самой длинной в мире железной дороге. Я непременно опишу это путешествие! Ну а сейчас… Несколько дней я планировал провести в Москве – согласитесь, мсье Новицкий, журналист не может упустить такой случай! Потом – Санкт-Петербург. И через недельку – через Варшаву и Берлин домой! – Прекрасный план! – не моргнув глазом, одобрил Новицкий. – Если желаете, мы с коллегой, господином Медниковым, с удовольствием возьмем на себя роль ваших гидов Москве. Если не желаете – благоволите только сообщить точную дату прибытия в Петербург! Там вас ожидает очень приятный сюрприз! – Не люблю сюрпризов! – рассмеялся Бале. – Мне их и в Японии хватало. А что вы имеете в виде, мсье Новицкий? – Руководствуясь представлениями консула Павлова из Шанхая, а также Генерального штаба русской армии, высоко оценивших вашу работу в Японии, о вашем прибытии в Россию доложено его императорскому величеству, Николаю II. Император с нетерпением ждет вас в Петербурге, чтобы… И хотя это пока секрет, мсье Бале! – предупредил с самым таинственным видом Новицкий. – Император намерен удостоить вас боевой награды из собственных рук его императорского величества! Француз был слегка ошеломлен и явно тронут: – О-о, ваш царь знает о скромном французском журналисте? Может ли такое быть? – Но вы ведь далеко не простой журналист, мсье Бале! – со значением понизил голос Новицкий, сделав ударение на словах «не простой». – Право, я даже не знаю, – заколебался француз. – Разумеется, принять награду из рук русского императора – великая честь… Но что скажет об этом мой шеф, главный редактор газеты мсье Кошон? Чего доброго, меня могут упрекнуть в том, что я пренебрегал обязанностями собственного корреспондента в Юго-Восточной Азии в пользу рискованных поручений русского посланника в Шанхае! – Это предусмотрено, мсье Бале! – торжественно пообещал Новицкий. – Государь просил передать, что может принять вас по малому дворцовому протоколу. То есть без широкого освещения в российской печати и вашей аудиенции у императора, и получении из его рук награды! Этот вопрос целиком и полностью оставлен на ваше усмотрение! На глазах француза блеснули слезинки: – Весьма, весьма польщен, господа! В жизни не думал, что удостоюсь чести быть лично известным русскому царю! Но… Но тогда, может быть, мне не стоит задерживаться в Москве и испытывать терпение императора великой державы? – Не беспокойтесь, мсье Бале! Двое суток для осмотра достопримечательностей Москвы – вполне разумный повод для задержки! – А мой гардероб, мсье? – вдруг с ужасом воскликнул Бале. – Я не смогу появиться при дворе монаршей особы в дорожных отрепьях! Мне нужен новый фрак, по крайней мере! Новицкий с сомнением поглядел на «отрепья», которыми щепетильный Бале назвал великолепную черную пиджачную пару, на стрелки брюк, которые француз, несмотря на двухнедельные вагонные мытарства, сумел сохранить в свежеотглаженном виде. Но у него было решение и этой проблемы: – Лучший портной Петербурга, мэтр Циммер, который обшивает парадными мундирами весь высший свет, к вашим услугам, мсье! – торжественно объявил поручик, словно невзначай проглотив окончание истинной фамилии Соломона Циммермана. – Он уже предупрежден и готов «построить» для вас фрак за сутки! Когда все сомнения француза были устранены, он, помявшись, сообщил, что раз так – он готов разделить пребывание в Москве с господами Новицким и Медниковым, и через два дня выехать с ними в Петербург. Как ни чесался язык у Евстратия Медникова – порасспросить француза об Агасфере, его встрече с ним – он смолчал, помня строгое предупреждение Лаврова: ни о Берге, ни о его письме ни слова! Если он, конечно, сам об этом не заговорит. К концу вторых суток «веселого времяпрепровождения» в Златоглавой Медников уже начал тяготиться вынужденным бездельем и стал слегка манкировать своими обязанностями «гида». Однако Новицкий стойко выдержал все пожелания француза, и позволил себе прилечь лишь в купе вагона второго класса, едва скорый поезд «Москва – Петербург» отправился в путь с Николаевского вокзала. В Северной столице, сдав беспокойного француза с рук на руки Лаврову, путешественники испросили себе сутки на отсыпание, и с достопримечательностями Петербурга Бале знакомили уже другие сотрудники РО. А «мэтр Циммер» тем временем трудился над фраком гостя. Об Агасфере француз заговорил с Лавровым сам – видимо, когда убедился, что имеет дело с «серьезной конторой». Тем не менее письмо от него Бале согласился передать лишь в руки адресата, полковника Архипова. И, таким образом, познакомился с еще одной столичной достопримечательностью – собранной полковником коллекцией старинных механических «игрушек». Пока француз любовался экспонатами музея, Лавров тут же, в библиотеке Архипова, засел за расшифровку письма Агасфера. Ничего принципиально нового письмо не содержало. Агасфер сообщал, что понемногу входит в доверие к «завербовавшей» его японской спецслужбе, однако никаких серьезных заданий от нее пока не получает. Он считал возможным установление связи с конторой, сигналом для чего послужило бы оставление куклы в токийском парке Уэно, на специальной площадке для подобных кукол у павильона Киёмидзу. Однако предупреждал, что не может гарантировать того, что будет иметь возможность часто проверять этот павильон. Семья Агасфера по-прежнему находится в Хакодате, в доме шотландского коммерсанта Демби – скорее всего, на положении заложников. После осмотра домашнего музея отставного полковника Франсуа Бале был приглашен в библиотеку, где Лавров предъявил ему полдюжины фотографий мужчин средних лет. Среди них француз без колебаний опознал по одному из снимков Агасфера, посетившего его в токийском отеле «Лондон». Таким образом, все формальности были соблюдены, и Лавров вздохнул с облегчением: подозрения в том, что Бале имел дело с «подставкой» из японской контрразведки, оказались лишены оснований. Между тем установление связи с Агасфером по-прежнему представляло из себя серьезную проблему. Прежде всего – в связи с отъездом из Шанхая француза. Осторожные вопросы Лаврова о том, имеет ли шанхайский резидент Павлов других агентов, могущих без риска посещать Японию, остались без ответа. Франсуа Бале этого просто не знал. Вздохнув, Лавров решил отложить этот вопрос на некоторое время: он требовал серьезной подготовки и наведения справок. Памятуя о том, что сам государь сообщил Лаврову о скором своем переезде в Зимний дворец, тот озаботился аудиенцией с ним лишь после того, как фрак был готов. И вот первая неожиданность: по каким-то причинам Николай остался в Царском Селе. Вот и пришлось просить автомобиль у Ламздорфа. Придворный протокол требовал согласования высочайшей аудиенции с министром двора, престарелым бароном Фредериксом. И тут возникло второе неожиданное препятствие: на все просьбы Лаврова сообщить государю о приезде в Петербург француза Фредерикс отвечал уклончивыми отказами. – Поймите, ваше высокопревосходительство, его императорское высочество самолично просил меня сообщить ему о прибытии и времени краткого визита с нашу столицу французского журналиста, – убеждал Лавров министра двора. – Его императорское величество нынче занят! – упрямо твердил старик, соглашаясь лишь внести имя француза в общий список жаждущих получить аудиенцию. – Но государь ясно выразил пожелание лично вручить господину Бале военную награду, – терял терпение Лавров. – Он знает о кратковременности пребывания его в русской столице! Не могу же я насильно удерживать француза в Петербурге неделю или более того! – Невелика птица: репортеришка французский, – брюзжал старик. – И месяц подождет, коли нужда есть!