– Мой покойный батюшка, император Александр III, любил господина Витте за его резкость и прямоту суждений, – тихо, словно за стенами столовой притаились соглядатаи, продолжил Николай. – Но за годы, прошедших с тех пор, эта резкость и прямота, как мне кажется, переродилась у господина Витте в наглость и развязность. В непоколебимую убежденность, что все, что он делает и говорит – единственно правильно и верно. Я не отрицаю, что он представляет собой выдающуюся личность – но, спрошу я вас, господа министры: целостна ли эта личность? Не состоит ли она, как утверждает мой друг и учитель, господин Победоносцев, из кусочков? Нынче доминирует один кусочек, завтра – другой? Николай вернулся на свое место и сел, крепко сцепив на папке Лаврова пальцы. Пауза затягивалась, министры молчали. Поняв, что ответа он не дождется, Николай вздохнул, отодвинулся от стола и в упор, что было ему несвойственно, посмотрел в глаза Ламздорфу: – Но у меня, похоже не оставлено выбора. Наиболее опытные ваши зубры, граф, отказались по разным причинам взять на себя эту миссию[152]. Но есть ли у вас гарантия, граф, что господин председатель Комитета Министров Витте, предложи я ему возглавить делегацию, не ответит мне оскорбительным по духу отказом? Ламздорф вскочил с места, умудрившись зацепиться Андреевской лентой за спинку кресла: – Будьте покойны, ваше императорское величество: он не откажется! – Вы убеждены, граф? Учтите: его отказ поставит меня в глупейшее положение! – Уверен, ваше императорское величество! – В таком случае я прошу вас немедленно, прямо отсюда, поехать к господину Витте и прозондировать его позицию, господин министр иностранных дел! Немедленно! – В таком случае, государь, позвольте мне удалиться! – Ламздорф поклонился и, видя утвердительный кивок Николая, поспешно направился к выходу из Кавалерской столовой. Лавров сидел как на иголках, ерзал в своем кресле и военный министр. Между тем император, глубоко задумавшись, казалось, не обращал на них никакого внимания. Наконец Николай, словно очнувшись, с грустной улыбкой проговорил: – Вы тоже свободны, господа! Если, конечно, у вас нет ко мне каких-либо просьб или пожеланий… – Только два слова, ваше императорское величество! – решился Лавров. – В прошлый раз вы изволили мне передать ваши часы моему человеку в Японии… – Да, припоминаю, – рассеянно кивнул Николай. – И что же? – Буквально на днях, ваше величество, я получил из заслуживающих доверия источников подтверждение тому, что этот человек жив! Так что ваше повеление, в случае окончания войны, будет, скорее всего, непременно выполнено! – И что же это за источники, полковник? – улыбнулся Николай. – Не голубиная почта, надеюсь? – Никак нет, ваше императорское величество! Известие получено от камергера Павлова, безусловно известного вам, государь. Днями я ожидаю прибытия в Петербург прибытия агента господина камергера, по национальности француза. Много раз, по приказанию Павлова, этот француз с риском для своей жизни выполнял в Японии его поручения. Его высокопревосходительство военный министр может подтвердить вам ценность для наших войск на Дальнем Востоке добытой этим французом информации из стана врага… – Вот как? В таком случае вам поручается, господин полковник, представить мне этого француза! Одно дело – уверения французского правительства в солидарности с Россией, и совсем другое – личное мужество, выказанное французским подданным! Я полагаю, Виктор Викторович, что этот агент достоин высокой награды! – Точно так, ваше императорское величество! – И он получит эту награду из моих рук, господа! – подвел черту Николай. – Господин полковник, не сочтите за труд уведомить министра двора о вашей готовности представить мне этого французского подданного! Завтра мы переезжаем в Зимний, так что прием и награждение состоятся, полагаю, там… – Рад стараться, ваше императорское величество! Глава двадцать первая Токио – Хакодате Первому размозжу голову, а там будь что будет, решил он. И еще подумал: бедная Настенька, сынок… – Браво, Берг! Вы не теряете времени даром! И достойно встречаете человека, который принес вам освобождение! Агасфер быстро глянул вбок и увидел Осаму, который проник в «пыточную» через замаскированную в стене вторую дверь. – Не валяйте дурака! – быстро продолжил контрразведчик. – Бросайте скорее свою «дубину» и отойдите от двери: туда сейчас войдут конвойные! Идите же ко мне, скорее! Растерявшийся Агасфер, так и не бросив ножку стола, приблизился к Осаме. Тот сам вырвал из его руки орудие и бросил его на обломки стола. – Молчите! – успел он приказать Агасферу, когда в первую дверь зашли два солдата с винтовками. Увидев сломанный стол, конвойные тут же сорвали с плеча винтовки с примкнутыми штыками и решительно двинулись к узнику. – Стоять! Не сметь, солдаты! – рявкнул Осама, берясь за кобуру пистолета. – Уберите оружие! У меня все под контролем! Солдаты все же медлили, по-прежнему целясь в Агасфера, и контрразведчик выхватил пистолет, заслонил его. – Вон отсюда! Принесите сюда другой стол, живо! Этот сломал я, когда я оперся на него! Все в порядке! Цепляясь винтовками друг за друга, солдаты неохотно вывалились за дверь. – Ф-фу! – контрразведчик перевел дыхание, однако прятать пистолет в кобуру не спешил. – Берг, сколько можно спасать вас, черт возьми! Дверь снова распахнулась, и в «пыточную» ворвались те же солдаты – теперь уже в сопровождении капрала. – Я велел вам принести другой стол, а не приводить начальника караула! Капрал, эти тикусёмо[153] вообразили, что арестант напал на меня! Забирай своих придурков, ати ни икэё![154] И стол, стол новый принесите! Пробурчав себе под нос, что не обязан подчиняться чужому офицеру и побледнев от злости, капрал все же вытолкал солдат за порог и вышел следом. Покрутив головой, Осаму спрятал пистолет и кивнул Агасферу на скамью: – Присядем, барон! Ну, с вами не соскучишься! – Сами виноваты, – начал приходить в себя Агасфер. – Встаньте на мое место, Осама-сан! Меня без разговоров приводят в прелестную комнату с цепями и наручниками. В комнате воняет кровью и блевотиной – я что, должен был смирненько стоять и покорно дожидаться прибытия палача?! Зачем было вообще меня сюда приводить – если вы и вправду привезли мне освобождение? – Каюсь, барон, каюсь: хотел показать вам возможные последствия тех штучек, которые вы периодически откалываете! Прошу прощения: наверное, это было излишним! Стукнув в двери, солдаты занесли в «пыточную» новый стол, козырнули и вышли. Осама немедленно выложил на стол свернутый лист бумаги и предусмотрительно оперся о него обеими руками. – Я не обманул вас, Берг: вот приказ о вашем освобождении. А чтобы тюремное начальство не расстраивалось от расставания с вами, я привез сюда трех новых арестантов, суд над которыми уже состоялся. Как говорят в России, это ваши «крестники», барон! Генералы-предатели сознались во всем под тяжестью улик, у них нашли иностранную валюту. В общем, дело за палачом! Что касается моего начальства, то оно сочло ваш вклад в борьбу со шпионажем не только вполне достаточным для прощения за некоторые ваши грехи, но и достойным награды! Вам и вашей семье предоставляется подданство великой Японии, Агасфер! Тот прикусил губу, формулируя готовый сорваться с языка вопрос про француза: неужели тот не успел удрать? – Спасибо, Осама-сан! Только… Только, простите, я все же кое-чего не понимаю. Вы говорите, что привезли сюда трех арестованных – но я же «вычислил» для вас только двоих! – Третьего они сами нам «подарили», – небрежно махнул рукой японец и внимательно поглядел на собеседника. – Я вижу на вашем лице признаки облегчения, барон! Уж не от того ли, что Франсуа Бале, к сожалению, успел сбежать? То ли вы его нечаянно спугнули как-то в гостинице своим неожиданным визитом, то ли предупредили… А, Берг? – С чего бы мне предупреждать какого-то француза? – буркнул Агасфер, старательно скрывая радость. – А вот как вы смогли увидеть облегчение у меня на заросшей бородой физиономии – загадка! – В таком обличье вы похожи на страшного русского казака с лубочных картинок, которыми заполнены все японские лавочки! – хмыкнул Осама. – Ходить в таком виде среди озлобленных толп в Японии просто небезопасно, барон! Так что побриться вам не мешает, согласен! – Так что мы ждем, Осама-сан? Скорее вон из этих стен! Они мне изрядно надоели за две недели, уверяю вас! – Не спешите, барон! Нам осталось прежде согласовать пару деталей, Берг! Ваше освобождение состоится при непременном условии: вы должны будете отправиться с некоей миссией в Шанхай. Так что требуется ваше согласие… – А моя семья? – мгновенно отреагировал Агасфер. – Жена и ребенок поедут вместе со мной? – Пока нет, барон! – покачал головой японец. – Для вашей семьи в Нагасаки уже приготовлен очаровательный домик с садом и даже с русской прислугой. И вам будет предоставлено что-то вроде каникул – в качестве компенсации за вынужденное пребывание в этой тюрьме. Вы с семьей переедете из Хакодате в Нагасаки, проведете там пару недель, но в Шанхай вы едете один! Увы, господин барон: сами виноваты в том, что я не могу вам окончательно доверять! К тому же обстановка в Шанхае гораздо опаснее, чем в Японии, уверяю вас! Впрочем, еще спасибо мне скажете потом, что оставили семью здесь! Выполните пару поручений в Шанхае – рассмотрим вопрос о вашем воссоединении с семьей! Но пока рано! Агасфер бросил на японца быстрый взгляд: – А если я откажусь ехать без жены и сына? – Тогда я сейчас встану и уйду, уничтожив приказ о вашем освобождении, Берг! – пожал плечами тот. – И вы останетесь здесь – без имени, под одним номером, пока не сгниете! – Не слишком последовательно, Осама-сан. Вы привозите мне благодарность за выполненную работу, толкуете о награде в виде японского подданства – и тут же грозите оставить меня в тюрьме! Осама развел руками: – Берг, таковы правила игры! Третьего варианта у вас нет! Решайте! – А чего ж тут решать? Решение очевидно, господин капитан! – Уже подполковник, Берг! И не без вашей помощи, признаюсь! Просто не успел сменить погоны – так спешил к вам! Ну, что, пошли? Разочаруем здешнего лейтенанта, который еще никого не выпускал отсюда иначе, чем к палачу! Пока начальник тюрьмы читал и перечитывал приказ Генерального штаба, пока кому-то звонил – удостоверяя поразительный факт освобождения узника – Осама успел вполголоса рассказать Агасферу, что войне вот-вот конец. Что русский царь принял предложение американского президента о его посредничестве в мирных переговорах между Россией и Японией. Где и когда будет мирная конференция – пока окончательно не решено, но она будет! Одевшись в привезенную японцем одежду – вычищенную и выглаженную – Агасфер вопросительно поглядел на Осаму: – А мой протез? – О-о, ваш протез – это тема отдельного разговора, барон! – усмехнулся контрразведчик. – Дело в том, что в Японии, как и в России, тоже есть хорошие специалисты. И они смогли разгадать весьма сложную механику вашего протеза. И то, что они в нем обнаружили, требует отдельного с вами обсуждения! Пока же я вручаю вам протез японской работы, вот он! Он сделан по мерке вашего и должен подойти. Вот только по весу он значительно легче вашего! И без «начинки»! Ха-ха-ха! Покрутив новый протез перед глазами, Агасфер примерил его, застегнул ремешки и отрицательно покачал головой: – Я не смогу носить его, Осама-сан! Ваши мастера постарались на совесть, однако они изготовили протез вслепую, без учета анатомических особенностей моей культи. – Это не беда: в Токио я вызову мастеров и прикажу подогнать протез, либо переделать его, – утешил японец. – Ну а пока пошли искать местного цирюльника: надеюсь, что парикмахер для вашей бороды у них тут найдется. Если нет – придется потерпеть до столицы. В Токио возвращались уже не в фургоне, а на черном, как галка, американском четырехместном «форде». У Агасфера на языке вертелась пара ехидных фраз насчет автомобиля, которым Осама явно гордился: кто-то обжигает руки, таская для других каштаны из огня, а кто-то с удовольствием похрустывает лакомством. Однако он воздержался.