– А в остальное время американский президент консультировался с Великобританией и ждал от нее подтверждения англо-японских договоренностей, также увязываемых с окончанием войны, – невозмутимо закончил Ламздорф. – В испрошении высочайшей аудиенции американский посланник уверяет о неотложности сего дела, – криво усмехнулся Николай. – Какая ж тут неотложность? Кассини уверяет, что и ему в Белом доме говорили о «неотложном порыве души» господина Рузвельта побыстрее уладить русско-японские дела… – Ваше величество, мне доводилось слышать высказывание о том, что искусство дипломатии и состоит в умении мило улыбаться, вонзая в спину кинжал… – Да-да, граф, очень похоже, – кивнул Николай. – Помнится, и наш лучший друг Франция озаботилась миром России с японцами только в преддверии своего Марроканского кризиса[113]. М-да… А что слышно о настроениях в самой Японии, граф? Если не ошибаюсь, камергер Павлов из нашего дипломатического ведомства проявлял до сих пор незаурядные способности разведчика, имея постоянным местом дислокации Шанхай, не так ли? На нынешнем утреннем совещании кто-то из военных упоминал о панических настроениях в Токио – я подозреваю, он черпал из вашего источника, граф? – К сожалению, после поражения под Мукденом[114] действительный статский советник Павлов был вынужден срочно отозвать оставшихся в Токио агентов во избежание их ареста, ваше величество! – вздохнул Ламздорф. – Отчего же? – удивился Николай. – Мукден и Токио – как это связано? Ламздорф не мог упустить возможности «укусить» наместника Алексеева: – Должен сообщить, ваше величество, что многие из получаемых от своих агентов в Токио сведений Павлов переправлял сразу по нескольким адресам – в том числе и в ставку нашего командования в Мукдене. И по требованию наших генералов был обязан сообщать им имена действующих агентов – в нарушение всех правил разумной конспирации и бережения ценных сотрудников, зачастую рискующих жизнью. Оставляя Мукден, наша армия в спешке была вынуждена оставить там много штабных документов – в том числе и список действующих в Японии агентов. – Какое непростительное легкомыслие! – возмутился Николай. – Однако в последней шифровке на мое имя Павлов сообщил, что несколько его агентов на свой страх и риск вернулись в Токио – из числа тех, кого камергер все же шифровал в донесениях не именами, а инициалами, либо псевдонимами… Так что в ближайшее время ждем от них подробных сведений. Николай кивнул: – Напомните мне об этих агентах и о самом Павлове после того, как все закончится, граф! Такая преданность российским интересам должна быть непременно вознаграждена! – Слушаюсь, ваше величество! – поклонился Ламздорф. ⁂ Мейер, только что назначенный посол Соединенных Штатов в Петербурге, прибыл на назначенную ему высочайшую аудиенцию на следующий день, 25 мая, за полчаса до назначенного времени. Посла проводили в одну из антикамер[115] на втором этаже Екатерининского дворца, поразившего американца немецкого происхождения своей роскошью. Оставшись в одиночестве, американец долго и с любопытством разглядывал роспись на огромном потолочном плафоне, прикидывал количество золота, пошедшего на деревянную резьбу и порталы, любовался полом, крупные паркетины которого были изготовлены из ценных пород дерева. Освещение антикамеры было двухсторонним, и посол, скуки ради, подошел к одному из окон, чтобы полюбоваться великолепным садом. В саду, неподалеку от Парадного подъезда, прогуливались два офицера, один из которых был в полковничьем мундире. Принадлежности к какому-либо роду войск второго посол, не будучи знатоком, не распознал. И некоторое время с ленивым любопытством наблюдал за неспешной прогулкой офицеров, пока с удивлением не узнал в полковнике самого царя! Укрывшись за шторой, Мейер продолжил свои наблюдения, пока вошедшие в приемную слуги не внесли сюда курительные и кофейные принадлежности. Жестом подозвав одного из слуг, посол указал глазами на полковника и спросил, не царь ли это? Слуга с достоинством наклонил голову: – Да, это его величество Николай II… – А кто это с ним? – немедленно поинтересовался посол, отличавшийся, как и все американцы, некоей беспардонностью. Присмотревшись к царскому спутнику, слуга пожал плечами: – Не могу знать, ваше высокопревосходительство! Какой-то ротмистр, не из придворных… ⁂ Царь принял письмо президента Соединенных Штатов и с непроницаемым лицом выслушал все, что на словах передал ему посол. Собственно говоря, Мейер лишь повторил содержание президентской депеши, в которой Рузвельт во имя человеколюбия призывал его сесть за долгожданный стол переговоров с Японией. Одновременно президент пугал русского царя непредсказуемыми по своим масштабам последствиями продолжения военных действий, напоминал об отсутствии ныне у России боевого флота и предрекал возможное отторжение японцами не только Сахалина, но и всего Тихоокеанского побережья. Николай с трудом, но все же согласился на мирную инициативу Рузвельта. В эти же дни в Вашингтоне американский президент лично убеждал российского дипломата А. Кассини, что война для России безнадежно проиграна. 30 мая Россия в специальной ноте согласилась на встречу российских представителей с японскими уполномоченными. Последовала короткая дискуссия о выборе места встречи; Ламздорф пытался настоять на Гааге, но вынужден был согласиться на Америку, «выторговав» лишь не изнемогающие от жары в назначенный для конференции август Нью-Йорк и Вашингтон, а какой-нибудь тихий и спокойный курортный город. После этого в Петербурге началась подготовка к мирной конференции. Буквально на первой из высочайших консультаций министр внутренних дел Ламздорф предложил в качестве главноуполномоченного на переговорах бывшего министра финансов знаменитого Витте. Однако Николай лишь молча поглядел на него, и Ламздорф осекся. От предложения возглавить российскую делегацию отказались сначала посол в Париже А. Нелидов, а затем посол в Риме Н. Муравьев – несмотря на то, что их кандидатуры уже были сообщены Рузвельту и, соответственно, японцам. Мотивами своего отказа Нелидов называл плохое знакомство с дальневосточными делами. Однако злые языки поговаривали о другой причине отказа: Нелидов был якобы разочарован размером вознаграждения главноуправляющего – «всего-то» 15 тысяч рублей вместо предполагаемых 100 000 рублей. Муравьев сослался на нездоровье – однако мало кто сомневался в том, что он попросту опасался провалить переговоры, и, как следствие – свою дальнейшую дипломатическую карьеру. После отказа двух послов и русского посланника в Дании Извольского Николаю II пришлось, несмотря на свое явное нежелание, назначить главным уполномоченным на переговорах в Портсмуте Сергея Юльевича Витте. Для участия в переговорах подбирались специалисты и готовилась подробная инструкция. В состав делегации включили бывших военного агента в Японии полковника М. Самойлова и военно-морского агента А. Русина, а также агента министерства финансов в Китае Д. Покотилова. В Вашингтоне к ним присоединились посланник Р. Розен, долгое время работавший в Токио и назначенный вторым уполномоченным от России на переговорах, а также финансовые агенты министерства финансов в США и Японии Г. Виленкин и Н. Распопов. Секретарем делегации назначили Г. Плансона, дипломатического чиновника при наместнике Алексееве. Глава шестнадцатая Токио – Ну, что ж, Каита-сан, коробок здесь довольно много, а времени дано маловато. Так что давайте, благословясь, приступим, – произнес Агасфер по-русски: ему хотелось проверить знание японцем языка. Однако тот лишь молча поклонился и остался стоять посреди комнаты в прежней неподвижности. Агасфер пожал плечами и перешел на немецкий: – Wie gut kennen Sie die Deutsche Sprache?[116] Чуть помедлив, японец отозвался: – Es ist genug, Herr Berg![117] – Ich möchte klarstellen: Sie sind selbst Fotos?[118] – Я могу смотреть только снимки, где есть много людей изображено. И только если господин Берг будет сомневайся: помогать кто где есть, – Каита перешел на ломаный русский язык. – Очень жаль, что нам нельзя выходить из этой «конуры» поодиночке, – посетовал Берг. – Здесь нет ни крошки еды, и, пока я бегло ознакомлюсь со всей фототекой, вы могли бы сходить за едой, Каита-сан! Все равно ведь пока ваша помощь не требуется… – Запрещено ходить поодиночке, – поклонился Каита. Агасфер с трудом разбирал японскую речь своего напарника – тот говорил очень быстро, явно на каком-то диалекте. – Хорошо. Тогда давайте сходим за едой вместе сейчас, – предложил Агасфер. – В таком случае мы можем не прерывать свою работу до вечера! Против этого японец не возражал. Поход за продовольствием удачным назвать было никак нельзя: практически все магазины, полки которых еще полгода назад буквально ломились от всевозможных продуктовых товаров как местных, так и импортных, были закрыты. Лишь в одном месте двери магазинчика оказались открытыми, но ассортимент товаров оказался несъедобным: там торговали конвертами, картами, какими-то брошюрами патриотического свойства, да бумажными фонариками. Хозяин магазина глядел на посетителей такими тоскливыми глазами, что Агасфер, чтобы не выходить с пустыми руками, купил у него туристическую карту Токио. В конце концов Агасферу и Каите пришлось перекусить в какой-то небольшой харчевне, но и там перечень блюд для посетителей оказался весьма скуден: пустая похлебка без признаков риса и овощей и жареная рыбка, оказавшаяся удивительно костлявой. Агасфер встал из-за столика практически голодным, с тоской вспоминая богатый выбор всевозможных морепродуктов на Утреннем рынке в Хакодате. – Не знаю, как вы, господин Каита, но мне для поддержания нормального рабочего тонуса придется бегать в такие харчевни слишком часто. Почему, черт возьми, закрыты магазины? Или район Токио, в котором мы находимся, неудачен в этом смысле? – Война, господин Берг! – коротко отозвался японец. – Все районы Токио сейчас такие… Мрачно бредя в сторону «дома», спутники большей частью молчали. Внезапно Агасфера осенила блестящая, как ему показалось мысль. Он развернул купленную карту и попросил спутника показать место, где они сейчас находятся: сам Агасфер в Токио ориентировался пока плохо. Поискав, тот молча ткнул пальцем в квартал недалеко от центральной части города. – А обозначен ли тут Oriental Palace Hotel? – нетерпеливо задал вопрос Агасфер. Каита, поискав, снова ткнул в карту пальцем: – Вот он, Берг-сан. Но зачем он вам? Отель оказался совсем недалеко, однако Агасферу не терпелось, и он оглянулся вокруг в поисках рикш. – Там прекрасный ресторан с великолепным набором блюд, Каита-сан! Война, видимо, обошла этот отель стороной! – пошутил Агасфер. – Поехали: я попрошу метрдотеля сделать нам десяток сэндвичей или продать на вынос какой-нибудь кусок жареного мяса побольше! – Это очень дорогой ресторан, – промямлил Каита, усаживаясь в подъехавшую коляску. – Ничего! Позже я выставлю господину Осаме счет! – пошутил Агасфер, располагаясь в другой коляске. – Поехали, да поживее! Услыхав про счет, который этот нахальный гэйдзин собирается выставлять самому господину Осаме, Каита молча вытаращил глаза: с юмором у него было явно не в порядке. Несколько английских шиллингов сотворили в ресторации отеля маленькое «чудо», и пятью минутами спустя метрдотель с поклоном вручил Агасферу два объемистых бумажных пакета, в одном из которых было полдюжины бутылок свежего пива. Однако когда вдохновленный собственной идеей Агасфер попытался было договориться с мэтром о доставке горячих обедов прямо на квартиру, Каита решительно воспротивился: – Нельзя! – и когда спутники вышли с пакетами к ожидающим их рикшам, пояснил. – У вас особая квартира, Берг-сан! Квартира секретной службы, о которой посторонним знать не положено!