В особняк Архипова он решил проникнуть не с парадного входа, а через потайную калитку, через сад. Погоня за ним была серьезной, – значит, не исключалось, что его могут поджидать и возле дома. Так оно и оказалось: на углу гарцевали две пары конных городовых, еще пару он приметил в арке дома напротив. Друзья ждали его! Тем не менее Агасфер велел ваньке объехать квартал и покинул экипаж только после того, как внимательно посмотрел по сторонам. «Черная» калитка в небольшом портике была с секретом. В глубине небольшой ниши виднелась дверь – фальшивая, сложенная из массивных бревен, вышибить которые можно было только с помощью мощного тарана. Настоящая калитка находилась в боковом притворе, и ручек со щеколдами не имела, открывалась при помощи узкой стальной полоски, которую следовало вставлять в неприметную щель на уровне колена. В швейцарской тотчас раздавался громкий сигнал, предупреждающий о том, что кто-то пытается войти в дом с черного хода. Поэтому, шагая по слегка раскисшей от дождя дорожке к задней двери здания, Агасфер знал, что его уже должны встречать. Его и вправду встречали. Едва Агасфер приблизился к дому, как от темной стены отделилась фигура в тулупе и с огромной фузеей в руках. – А мы тут вас уже заждались, господи, – Кузьма, камердинер полковника, неуклюже поклонился, сбив с головы Агасфера стволом фузеи шапку. – Ох, простите, ваш-бродь… Проходите в дом, вас уже заждались! Агасфер взбежал на крыльцо, потянул на себя дверь и невольно рассмеялся: церемония встречи была еще та! Впереди, заложив руки за спину, стоял хозяин дома в своем неизменном синем халате с кистями. Справа и слева от него стояли два генерала, чуть в стороне раскуривал сигару человек в мундире Московского окружного суда – Лопухин. По прихожей с озабоченными лицами сновали с десяток офицеров – адъютантов и порученцев. – Здравствуйте, господа! – Агасфер передал протез с выдвинутыми когтями Кузьме. – Тимофею отдай, пожалуйста – пусть поправит свою механику! Заедает! Встречающие зашевелились, заулыбались. Архипов обнял его, генералы принялись хлопать по плечам. – Клочков, Силантьев, выйдите к нашей «конной гвардии»! – Архипов, отдав долг вежливости, взял «командование» ситуацией на себя. – Думаю, на сегодня всех можно отпустить, пусть отдыхают! Только прежде поспрашивать надо – не отираются ли вокруг дома какие-нибудь подозрительные личности. Медников, ты свою братию тоже можешь отпускать, рапорта завтра с утра пусть пишут. – Кузьма! А ты чего тут со своей фузеей? Господа, он же на радостях сейчас пристрелит кого-нибудь из нашего музейного экспоната! – подал голос Лопухин. – И хозяйский револьвер, ради бога, куда-нибудь положи! – Ишь ты, нашел музейный экспонат! – шутливо обиделся хозяин. – Этому ружьецу еще и ста лет не стукнуло! Лося в Беловежской пуще с полутораста шагов уложил. – Ну уж и с полутораста! – хмыкнул полицейский генерал, повернулся к Агасферу, взял его за плечи. – Ну, что живой-здоровый вернулся, мил человек, – вижу! А здесь что-нибудь сохранил? Не вытряс по дороге? Архипов указательным пальцем постучал по своей голове. Все в прихожей замерли, ожидая ответа Агасфера. Он кивнул: – Кажется, кое-что осталось! – Отлично! Стенографисты, в библиотеку! – скомандовал Лопухин. – Андрей Андреич, ваши высокопревосходительства, – прошу вперед! Остальным пока отдыхать! Кузьма, как закончишь разряжать «экспонат», выдай господам офицерам чего-нибудь «расслабляющего». Медников, ты своих филеров тоже не обижай! По три рюмки разрешаю! Лично! Добавишь от себя – в претензиях не буду! Ну, пошли, пошли, господа! Медников, ты с нами! Расселись в библиотеке. К сигарницам, папиросным коробкам и бутылкам никто не притрагивался. Все глядели на Агасфера как на возвращенца с того света. Агасфер, не сдержавшись, прерывисто вздохнул: он снова был среди друзей, за крепкими стенами дома, который начинал считать своим. А ведь времени с момента его возвращения в Петербург прошло совсем немного: стояла середина хмурого северного лета. Откинув голову на спинку кресла, он прикрыл глаза и, помолчав минуту, принялся пересказывать прочитанную несколько часов назад статью. – Прекрасно, милостивый государь! Прекрасно! Теперь остается только дождаться выхода газеты и сверить «исходник» с публикацией. – Расшифровка может занять много времени, – напомнил Агасфер. – Нужны коды! И поэтому мы с господином Медниковым провели вторую часть операции! Это была моя инициатива, и именно я настаивал на ней, господа! – На мой взгляд, это было излишне, – покачал головой Лопухин. – Ваша инициатива, как вы ее назвали, Агасфер, была слишком рискованной! И потом – отчего раньше времени? Договаривались вроде на завтра операцию проводить! – Хоть и не по чину мне вроде, но позвольте слово вставить, – кашлянул Медников. – Какие тут чины! – махнул рукой Архипов. – Говорите, прошу вас! – Как вы все знаете, у меня была аудиенция с господином директором Департамента полиции Зволянским во время его поездки в Ливадию. Я сел на его экспресс в Бологом, и пока мы ехали до Москвы, успели составить диспозицию. Исходили мы из того, что в доме господина полковника есть, как любят выражаться социал-демократы, провокатор. А проще говоря – человек из германской либо австрийской разведки. Присутствующие переглянулись, но промолчали. – Именно поэтому, господа, я при всех объявил, что операцию мы проведем лишь в одной гостинице, в пятницу. И только господин Агасфер знал, что пойдем мы в четверг, в обе! – Но зачем было в обе-то гостиницы идти? – продолжал недоумевать Лопухин. – Это же лишний риск! – Гораздо рискованнее было совершить «набег» на «Эльдориум», а через несколько дней на «Англетер», – покачал головой Медников. – Господин директор исходил из того, что если бы мы в первой гостинице «нашумели», то в тот же день во второй нас никто ждать не стал бы! А вот через неделю – ждали бы! – Откуда такая уверенность? – спросил Архипов. – Должен я, ваш-бродь, господин полковник, покаяться перед вами в еще одном грехе, – кашлянул Медников. – Я ведь вчера, распрощамшись с обществом, засаду в вашем доме оставил. Ну, не в полном смысле засаду, а так – двух филеров своих после полуночи в дом привел. Извините, ваше высокоблагородие, что вас в известность не поставил. – Час от часу не легче, – вздохнул Архипов. – И зачем, позвольте узнать? – Очень уж мне хотелось поглядеть, ваш-бродь, не попытается ли кто-нибудь из ваших гостей-товарищей весточку на «волю» передать о намеченной на пятницу операции! – О результатах боюсь даже спрашивать! – через силу рассмеялся Ванновский. – Я, например, около полудня заезжал к Андрею Андреичу. Переговорили, а потом уже к шести часам вечера еще раз нагрянул… Медников достал из кармана записную книжку, заглянул в нее, кивнул: – Совершенно справедливо, ваше высокопревосходительство: без четверти шесть вы изволили прибыть. – Я и сам, милейший, дважды дом покидал, – с вызовом бросил Архипов. – И это мои людишки отметили, – кивнул Медников. – Только это все не в счет! Другие персоны меня интересовали. – Да не тяни ты кота за хвост, Евстратий Павлович! – взмолился Лопухин. – Сразу говори: нашел предателя? Или так и будем жить дальше, с подозрением друг на друга поглядывая? – Пока не знаю, – серьезно ответил Медников. – Вот списочек я приготовил, глядите сами… На стол лег большой лист бумаги. Все сгрудились вокруг него. – Господа, да что ж тут разобрать-то можно? – возмутился Куропаткин. – В данном списке перечислены все мы! Ах, да, еще и аббата записали, который у вас нынче гостит, Андрей Андреевич! Ну, он-то как на свою конференцию уехал, так только под вечер и вернулся. – Я, к примеру, в восемь часов утра за папиросами в лавку ходил! – вставил Терентьев. – А что, кстати, это за личность – Прокопчук какой-то? Отмечено: покинул дом около 9 часов, вернулся без четверти десять. Кто это, господа? – Тимофей Прокопчук – мой помощник, слесарь, – пояснил Архипов. – Все привыкли – Тимоха да Тимоха, а у него и фамилия имеется. За водкой, паразит, опять бегал в «монопольку», не иначе… – Я уже за свою наглость прощения попросил, – вставил Медников. – Не серчайте, господа: служба у меня такая поганая! И перед лицом духовного звания извинюсь покаянно, ежели это лицо мне объяснит, куда оно нынче в шесть утра ходило. За какой надобностью? – Позвольте! – вскинулся Архипов. – Вы хотите сказать, что аббат Девэ рано утром выходил из дома?! – Этого я не знаю, ваш-бродь – аббат он или протодиакон православный. Записано: лицо духовного звания. Вышел из дома в шесть пятнадцать утра, вернулся в шесть тридцать пять. С пометкой: длинный коричневый плащ, капюшон на голове, лица не видать… – Я на минуту, господа! – Архипов вышел из библиотеки. – Сейчас спрошу у аббата… Вернулся он через десять минут, мрачный. Перед тем как сесть в кресло, налил себе коньяку и, не взбалтывая по своему обыкновению, залпом выпил. Пристально поглядев на Медникова, поинтересовался: – Евстратий Павлович, а ты в своих наблюдателях уверен? – Наблюдение за объектом – хлеб филера. Просмотреть, упустить – допускаю… Что, отказывается преподобный? Утверждает, что никуда не ходил? – Говорит, что и в мыслях так рано не встал бы! Господин Медников, я с аббатом четверть века знаком! В таких переделках бывали, что вам и не снилось! Говорит: не выходил! Черт возьми, он Агасфера двадцать лет от полиции прятал, лечил – чтобы предать?! – Господин полковник, он со служкой приехал, – подал голос Агасфер, – которого я помню еще по монастырю. Но… У него не спрашивали? – И служка аббата поклялся, что вообще весь день из дома не выходил. Кстати, коричневый длинный плащ с капюшоном только у него. У аббата серый. – Чем дальше, тем интересней! – хлопнул себя по коленям Медников. – Позвольте полюбопытствовать, ваш-бродь, а чем сейчас ваши гости занимаются? – Аббат пишет что-то, к конференции готовится. Служка его спал, по-моему – я долго достучаться не мог. А что? – На одежку бы его взглянуть, господин полковник! – Верхняя одежда всех моих гостей в гардеробе, у Трофима, швейцара. – Взглянуть дозволите? – не дожидаясь разрешения, Медников быстро встал и вышел. После его ухода воцарилось напряженное молчание. – Этак, друзья мои, и до шизофрении дойти можно, – попробовал разрядить смешком обстановку Куропаткин. Шутку не поддержали. Наконец, послышались тяжелые шаги и невнятный говорок. Медников вернулся в библиотеку, подталкивая перед собой швейцара Трофима. В руках у филера была коричневая хламида, какие обычно носят церковники. – Вот, господа хорошие, как оно иногда получается! – заговорил Медников. – Человек на месте сидит, а его одежонка сама по улицам ходит! Поискав удобное место, он распялил плащ на высокой дверце полураскрытого шкафа, расправил складки. Предложил: – Давайте, господа, сначала Трофима поспрошаем, отпустим его на пост, а потом и сами порассуждаем. Трофим, ты когда этот плащ чистил? Честно признавайся, нам это очень важно. – Господи, ваше высокоблагородие, да в чем моя вина-то? – Архипов еле удержал швейцара, намеревавшегося рухнуть на колени. – Али пропало что из господских вещей? – Помолчи, борода! – прикрикнул на него Медников. – Вопрос слышал? Когда чистил? – Как Бог свят – как обычно, – зачастил Трофим. – Как от гостей его высокоблагородия шинели или плащи получаю – сразу смотрю. Ежели не в порядке – чистим сразу же. И я, и Катерина. Супруга наша, то есть. И этот плащ, как его высокопреподобие к господину полковнику прибыло, сразу обсмотрел. С дороги же, издалека! Почистил, конечно. И на «плечики» повесил, как водится.