ЧАСТЬ ВТОРАЯ ПРОЛОГ Берг сыграл точно: минуту назад он видел, как Гедеке, имитируя прилив ярости, стучал железкой по плите. А потом с ловкостью фокусника засунул ее в один из боковых пазов, по которому скользила гильотина. Кроме того, он точно догадывался, что перед палачом поставлена более серьезная задача, нежели просто искалечить пленника. И все же мгновения, которые он пережил после удара палача по рычагу гильотины, были ужасными. Время словно остановилось. Где-то за спиной Гедеке отчаянно завизжал доктор, зачем-то зажавший уши ладонями. Мориц, до сей поры стоявший неподвижно, сделал шаг вперед, словно намереваясь руками остановить безжалостный маховик… Но блестящее полотно резака вовремя наткнулось на вставленный в паз стопорный брусок и замерло в двух дюймах от побагровевшей правой руки Берга. Гедеке, развернувшись, отвесил оплеуху визжавшему доктору, и тот наконец умолк. В наступившей тишине Гедеке налил стакан вина и вернулся на свой стул, прямо напротив Берга. – А у тебя крепкие нервы, камрад! – как ни в чем не бывало обратился он к пленнику. – Я следил за твоим лицом – у тебя только зрачки на миг расширились. Браво! Он залпом выпил вино, покрутил перед глазами пустой стакан. И спокойно спросил: – Будешь работать на нас, Агасфер? – А разве у меня есть выбор? – устало хмыкнул тот. – Развяжи его, Мориц! – хлопнул в ладоши Гедеке. – Развяжи, верни одежду и налей-ка нам всем вина! Мы выпьем за нашего нового товарища… – …который уже готов внести свой первый пай в наше «акционерное общество», – закончил Агасфер. – Сколько сейчас времени? – Четверть двенадцатого. А что за пай? – заинтересовался Гедеке. – Вы хотите, чтобы я работал на вас? – Этот вопрос уже решен, камрад! – Тогда меня немедленно нужно доставить в гостиницу «Бристоль». Там на мое имя зарезервирован номер двадцать семь, второй этаж. Гедеке насторожился: – В «Бристоль»? Это еще зачем? – Вы же разведчик, Гедеке! Разве вы не приняли бы мер предосторожности, встречая коллегу, отправляющегося в тыл врага? – Но при чем тут «Бристоль»? – Берлинский экспресс прибыл в Варшаву в десять с минутами. По заранее оговоренному сценарию, я после прибытия из Берлина должен появиться в гостинице «Бристоль». А там в течение вечера, до отхода поезда в Петербург, дважды, в определенное время, появиться в нижнем курительном салоне, в вестибюле. Меня встречают, Гедеке. Кто – я не знаю. И если меня не увидят в гостинице, это будет знаком провала или перевербовки! В этом случае наша договоренность о совместной работе просто теряет смысл: в Петербурге мне никто не поверит. В России дураков нет, Гедеке Австриец выругался – скорее растерянно, чем со злобой. Немного подумав, он решился: – Придется вам, Агасфер, побыть здесь, в обществе Морица, еще немного. Как вы понимаете, у меня нет полномочий на столь неожиданную акцию. Сидите здесь и молите Бога, чтобы линия связи с Веной была исправна Одевшись, Агасфер повернулся в Морицу: – А мой протез? Тот молча вынул из саквояжа завернутый в тряпицу протез, повертел его перед глазами, высматривая щели и тайники. И наконец протянул Агасферу. Пристегнув протез, тот уселся на прежнее место и замер в ожидании. Гедеке появился минут через пятнадцать. – Санкция из Вены получена, господин Берг. Вас отвезут в «Бристоль» и поселят в нужном вам номере. Надеюсь, это не уловка с вашей стороны и не бессмысленное оттягивание времени. Вы же понимаете, что гостиница под нашим присмотром. У вас изымут деньги и паспорт, все выходы из гостиницы будут под наблюдением превосходных стрелков… Кстати, может ли мой человек поселиться в одном номере с вами? Для гарантии, так сказать? – Соседние номера, насколько мне известно, должны быть зарезервированы людьми Архипова. И появление там чужака их встревожит. В одном номере со мной? Право, не знаю, это не обговаривалось. Кроме того, вашего человека могут опознать: у Архипова огромная фотографическая картотека, уверяю вас! Гедеке снова выругался: – Черт бы вас побрал, Берг! Выходит, все ваши контакты и передвижения в гостинице я не смогу контролировать? Слушайте, если вы задумали какую-то пакость, предупреждаю: в случае чего я лично буду отрубать вам руку по кусочку! И как можно медленнее – чтобы вы успели пожалеть о том, что попытались меня обмануть! И в номер я вас все-таки провожу! Мое появление у вас в номере вы объясните своим русским друзьям очень просто: попутчик напросился распить на двоих бутылочку перед расставанием. И я лично переверну там все вверх дном! Если в номере спрятано оружие или что-нибудь для побега, то все наши соглашения аннулируются. И тогда мы вернемся в этот подвал, вы поняли, Берг? Все! Пошли, пока ваши русские друзья не забеспокоились! …Оставшись в одиночестве, Агасфер машинально стал собирать разбросанные по всему номеру вещи и подушки, расставлять перевернутую мебель. Наведя относительный порядок, он подошел к окну, прижал к холодному стеклу пылающий лоб, прикрыл глаза. Выхода не было. Как и предположил этот палач Гедеке, экспромт насчет гостиницы был просто оттягиванием времени. Ни в Варшаве, ни в самой гостинице не было и нет людей Архипова. И у него самого во всем городе ни единой знакомой души… Гостиница плотно «обложена», вокзал наверняка тоже. Да и куда уедешь без денег и документов? Кроме того, Агасфер не сомневался в том, что у австрийской разведки есть соглядатаи и осведомители в самом «Бристоле». Выхода не было, выхода не было… ГЛАВА ДЕВЯТАЯ Ну почему, почему они не могут оставить старика в покое? Бисмарк, опершись обеими руками о широкий подоконник в кабинете на втором этаже своего имения Фридрихсруэ, безучастно смотрел, как по дороге к замку приближается автомобиль. Новый посланец от Вильгельма? Ха! Отто Эдуард Леопольд Карл-Вильгельм Фердинанд Бисмарк, первый канцлер Второго рейха, в связи с почетной отставкой пожалованный титулом герцога Лауэнбургского и чином генерал-полковника кавалерии все чаще ощущал приближение старческой немощи. И с этим он ничего поделать не мог, с грустью вспоминая, как перед ним, «железным канцлером», почтительно склонялись не только титулованные министры, но и короли. Нынче он с трудом разгибал ноги, когда вставал с кресла, и, делая первые шаги, панически боялся, что предательская слабость в коленях может внезапно заставить его рухнуть перед собеседником. Отвернувшись от окна, он сказал камердинеру – почти такому же старому, как и он сам: – К нам едут гости. Чай и сухарики. Не более, Отго! Через полчаса, в малой столовой… Ровно через полчаса Бисмарк спустился в малую столовую и слегка склонил голову при виде вытянувшегося перед ним в струнку начальника дипломатической службы рейхсканцелярии и одновременно начальника разведки Генерального штаба кайзера графа Фридриха фон Пурталеса. – Садитесь, садитесь, мой дорогой Фридрих, – ведь вы позволите называть вас так по-прежнему? К тому же ваш визит вряд ли можно назвать официальным? – Разумеется нет, ваше высочество! Я почтительнейше прибыл за советом – если вам, конечно, будет угодно мне его дать… Бисмарк слегка усмехнулся в густые седые усы. – Что ж, я вас слушаю, Фридрих. Что там нового случилось в России? Бисмарк ни разу не прервал довольно пространную речь начальника дипломатической службы, лишь иногда кивал или, словно изумляясь, покачивал головой. Когда граф закончил, «железный канцлер» некоторое время молчал, играя с чайной ложечкой, потом поднял на собеседника взгляд. – Меня часто обвиняли в том, что я заигрываю с Россией. Что слишком доверяю ей. И вы, дорогой Фридрих, тоже были в числе моих обвинителей… Не спорьте – вы сами знаете, что это именно так! Но теперь вы переменили свое мнение, и доказательство этому – ваш визит ко мне… Старик поудобнее вытянул под столом ноги, дождался, когда тупая боль в коленных чашечках утихнет, и продолжил: – Парадокс, не правда ли, дорогой Фридрих? И России, и объединенной нынче Германии тесно в Европе, нас раздражают амбиции русских, но, будь моя воля, я никогда бы не стал воевать с ними. И дал бы аналогичный наказ своим потомкам, в том числе и политическим. Вы, наверное, не раз слышали от меня выражение: русские медленно запрягают, но очень быстро ездят. И еще: я верю вам и вашим меморандумам о технической отсталости этой страны, о глупости и продажности ее высших чиновников – и тем не менее повторю: Россия опасна прежде всего мизерностью своих потребностей! Фон Пурталес почтительно внимал, пряча выражение глаз за опущенными ресницами. Он знал, что старика интересует мнение по любому вопросу только одного человека: его самого. Дождавшись паузы, граф тихо вставил: – Я только что из Берлина, ваше высочество. Хотя мой путь лежит на восток, в Санкт-Петербург. Мне приказано умножить усилия по разведывательным действиям в России… Хотя, признаться, сам Вильгельм Штибер[32] перед разгромом Австрии вряд ли знал об Австрии больше, чем я о России. Бисмарк от души расхохотался. Вильгельм Штибер неизменно пользовался его полным доверием. Репутация этого «короля ищеек» и «шефа всех шпионов мира» была такова, что опыт, наработанный Штибером во Франции и Австрии, лег в основу деятельности всех шпионов Германии и Австро-Венгрии против России. Бисмарк считал, и не без оснований, Штибера своим талантливым учеником. – Я бы не назвал поставленную перед вами задачу чересчур сложной, граф! Кому как не вам знать внутриполитическое положение нашего «северного колосса»! Социалисты, анархисты, социал-демократы, террористы всех мастей – да на фоне всего этого мелкие пакости ваших шпиков просто не заслуживают внимания! – Простите, ваше высочество, но когда солдату приказывают рыть окопы и траншеи, это означает, что предстоит атака противника. Когда разведчику приказывают умножить усилия по сбору секретных сведений, это может означать только одно: война не за горами. – Я всегда говорил, что война между Германией и Россией – величайшая глупость. Однако именно поэтому она обязательно случится[33]. Рано или поздно! Наша вполне очевидная цель – оттягивать ее начало как можно дольше. – Но в этом нет логики, ваше высочество! Вы сами говорите, что в России медленно запрягают, но ездить умеют быстро! И чем больше времени эта страна получит на подготовку к войне, тем хуже для нас. – Вы полагаете? – прищурился хозяин поместья. – А если отвлечь все ресурсы «северного колосса», скажем, на восток? Это было бы для нас весьма полезно, граф! Тогда наш бюргер проснется, протрет глаза и сделает радостное открытие: ах, вот для чего мы помогали этим «желтым макакам»! Мысли фон Пурталеса летели вскачь. Такого откровенного разговора с «железным канцлером» у него не было никогда. – Что вы знаете о русском царе? – неожиданно спросил Бисмарк. Привыкший к неожиданным поворотам в беседах с «железным канцлером», фон Пурталес ничуть не удивился смене темы. Великий князь Александр Александрович не являлся наследником престола изначально – его объявили таковым в 1865 году, после смерти старшего брата, Николая Александровича. Лишь с этого времени Александр, которому уже минуло 20 лет, стал получать соответствующее его грядущей исторической роли образование. Ни в детстве, ни в юности он не проявлял никаких талантов, и не был отмечен широтой интересов к чему бы то ни было. Не отличался нынешний император и большим умом – это признавали даже весьма близкие ему люди. «Нельзя отрицать, что в интеллектуальном отношении государь Александр Александрович представлял собой незначительную величину – плоть уж чересчур преобладала в нем над духом… Нередко случалось ему высказывать очень здравые мысли, а наряду с ними такие, которые поражали своей чисто детской наивностью и простодушием» – это высказывание начальника Главного управления по делам печати Евгения Михайловича Феоктистова стало при дворе едва ли не хрестоматийным.