Фон Пурталес невольно усмехнулся, вспомнив не столь давний скандально-комедийный случай. …Перед одним из парадов войск в Красносельском лагере, куда Александр III пригласил своего высокого немецкого гостя кайзера Вильгельма, русский император по давней традиции назначил его шефом Выборгского пехотного полка. Вильгельм, в соответствии с протоколом, был одет в форму этого полка. Маршируя перед Александром и его высокопоставленным гостем, полки салютовали им. И тут немецкий гость неожиданно заметил, что у «его» полка, в отличие от прочих, серебряные трубы. После прохода полка, заняв место возле Александра, Вильгельм вспомнил про эти трубы и спросил у командира: за какой подвиг его полк удостоен столь выдающейся награды? Командир смутился и молчал. Александр, расхохотавшись, приказал ему: отвечайте, полковник! И тогда тот четко ответил: полк отмечен за взятие города Берлина, ваши императорские величества! Вильгельм поначалу даже не понял – насмешкой это считать или случайностью? И, помедлив, без улыбки заявил Александру III: больше этого не повторится, ваше величество! Даже один из главных обожателей Александра III Витте был вынужден признать, что «…император Александр III был совершенно обыденного ума; пожалуй, можно сказать, ниже среднего ума, ниже средних способностей и ниже среднего образования…». Преданный семьянин. В царском доме сложились ровные отношения, со своими «сферами влияния». Монарх, еще будучи цесаревичем, никогда не позволял супруге Марии Федоровне вмешиваться в его «царскую работу», хотя к ее мнению часто прислушивался. Однако при этом моментально ставил императрицу на место, если она пыталась выйти «за рамки». Строго, и в то же время болезненно ласково относился к детям: за всю жизнь не то что подзатыльника никому из наследников не отвесил – резким словом не обидел. Так, что еще? Чувствуя на себе чуть насмешливый взгляд Бисмарка, его гость чувствовал себя неловко. Упомянуть про феноменальную физическую силу русского царя, которая спасла все семейство несколько лет назад, при крушении поезда под Харьковом? Да, пожалуй: «самсонов подвиг» царя явно подорвал его здоровье. Кажется, в одном из донесений разведки приводился и отзыв медиков касательно изношенных чрезмерным злоупотреблением алкоголя почек Александра III. Пурталес кашлянул: – Русский царь до сих пор страдает от последствий железнодорожного крушения в Борках, ваше высочество… – Значит, вы тоже помните этот случай! – задумчиво кивнул Бисмарк. – Очень мужественный и, я бы сказал, скорее не царский, а цирковой поступок. Значит, это кошмарное крушение имело долгоиграющие последствия, граф? Фон Пурталес пожал плечами: – Насколько я помню, последствиями были с тех пор многочисленные карикатуры во всех европейских газетах… – Это все, что вам запомнилось, граф? А имена доктора Трубе и профессора Лейдена[34] вам о чем-нибудь говорят? – Пока, хвала Господу, мне нет нужды иметь в своей записной книжке имена именитых медиков, – попробовал отшутиться фон Пурталес. – У меня отменное здоровье! – Счастливчик! – вздохнул Бисмарк. – Ладно, оставим пока медицинскую тему. Значит, вам рекомендовано усилить разведывательную работу в России. И вы в глубине души, мой дорогой Фридрих, считаете ваших начальников кончеными идиотами – потому что уже знаете об оборонительных планах русских все! Браво! А что вы знаете о планах некоего полковника Архипова – я не ошибся? Правильно назвал имя? – Так точно, ваше высочество! Архипов! Только он уже отставной полковник! Благодаря некоторым усилиям, предпринятым вашим покорным слугой, полковник попал в немилость и едва не отправился дослуживать где-то в дальнем, окраинном гарнизоне. А все его попытки обратить внимание министерства иностранных дел, министерства внутренних дел России и окружения самодержца на необходимость создания контрразведывательной службы в России решительно пресекаются! – Прекратите ломать комедию, граф! Одно из двух: или вы считаете меня идиотом, выброшенным на свалку истории, или из дурацкой жалости не хотите расстраивать известием о том, что в Петербурге полным ходом идет подготовка к созданию контрразведывательного центра. И готовят его серьезные люди, граф! Не сопливые социалисты с глупыми идеями вместо мозгов, а директор Департамента полиции – нынешний и будущий, оба военных министра – нынешний и тоже будущий, Куропаткин… Последний пока в тени… Александр, гордящийся прозвищем Миротворца, отмахивается от самой мысли о том, что кто-то может угрожать державе, которая никому не угрожает. Стиснув зубы от боли в ногах, Бисмарк встал, обошел вокруг стола и оперся руками о плечи графа. – Я уверен, дорогой Фридрих, что вы можете назвать мне все русские военные корабли и даже калибр их орудий. Но мыслить «наперерез» вы, увы, не умеете! Для вас ничего не значат имена светил медицины, которые я вам назвал. И совершенно напрасно, мой дорогой друг! Напрасно, потому что профессора с ранней весны пытаются спасти русского царя! Вы задавали себе вопрос: а почему, собственно? Знаете ли вы, что после того крушения Александр стал жаловаться на боли в пояснице? Тогда же профессор Трубе поставил царю диагноз: сильнейшее сотрясение и непомерная нагрузка спровоцировали болезнь почек. Тех самых почек, граф, которые и без того были весьма больны вследствие неумеренного употребления спиртного. Почему ваши шпионы, граф, ни разу не отметили землистый цвет лица императора, его резко ухудшившийся аппетит, перебои в работе сердца? Фон Пурталес молчал – он понимал, что возражать и оправдываться бессмысленно. Старый лис обыграл его по всем статьям! – Нынче зимой Александр сильно простудился, а во время последней охоты в Беловежской пуще почувствовал себя настолько скверно, что для спешно вызванного прямо на болота профессора Лейдена был нанят специальный железнодорожный экспресс-состав. Профессор поставил диагноз – нефрит, острое воспаление почек. Жить высокородному русскому пациенту осталось максимум полгода. Ну, этого Александру III и его семье никто не сказал, разумеется. Разве что намекнули. И царя срочно, невзирая на все его протесты, отправили в Крым, в Ливадию. Бисмарк отпустил плечи графа и не торопясь вернулся на прежнее место. – Вывод очевиден, мой дорогой Фридрих! – Бисмарк положил в щель рта сдобный сухарик и с хрустом разгрыз его. – Уже нынче осенью в России будет новый царь. Наследник Николай II. Что это сулит Германии? Можете просчитать плохие и хорошие перспективы? Ну, не все – хотя бы одну! – Принцесса, – немедленно отозвался граф. – Принцесса Алике[35], будущая императрица! И заглядывающий ей в рот Николай… Перемены в правительстве… – Достаточно, граф! Названного вами с избытком хватит для того, чтобы в дипломатических ведомствах Германии, Англии и других стран Европы срочно засели за просчет вариантов будущих проблем в отношениях с Россией! Но нас с вами интересует лишь одна проблема, не так ли, милый Фридрих? – Пожалуй… – Тогда вспомните, что является непременной сопровождающей всякой смены власти? Это суета, не так ли? Наиболее четко при всякой смене власти работает структура с выверенным, конкретным планом действий. Положа руку на сердце, можно ли сегодня «архиповское гнездо» назвать такой структурой? – Вряд ли… Пока нет, но… – Граф задумался. – Надеюсь, вы озаботились тем, чтобы своевременно подсадить в это «гнездо» своего «птенчика»? – Можете не сомневаться, ваше высочество! – Мне не нужно имя этого «птенчика». Просто хотелось бы знать – это уже действующий агент? Либо глубоко законспирированная «бомба замедленного действия», которая взорвется в нужный момент? – Пожалуй, я и сам этого пока не определил, – признался фон Пурталес. Он встал и поклонился старому Бисмарку. – Скорее первое, нежели второе. Будем смотреть по обстоятельствам. Действующий агент всегда может стать бомбой. – Вы профессионал, вам виднее, – согласился, вставая, в свою очередь, хозяин поместья. – Но «архиповское гнездо» должно быть нейтрализовано еще до… До того момента, когда в доме сменится хозяин! Поверьте старику, без малого полсотни лет ворочавшего судьбами Европы. И заставлявшего – ха-ха-ха – беспокойно ворочаться в своих постельках тех, кто считал себя хозяевами этой самой Европы! ГЛАВА ДЕСЯТАЯ На следующий день после завтрака Агасфер, ощущая свою ненужность в этом большом доме, где все были при деле, несколько смущенно предложил Архипову еще раз попробовать его в роли коммивояжера-старьевщика. Полковник не только не стал возражать, но и откровенно обрадовался такой инициативе. Да и Терентьев тут же вызвался в сопровождающие. Однако Агасфер, нимало не чинясь, заявил, что желает прогуляться по Петербургу без «поводырей». Терентьев сделал вид, что обижен, но потом принялся развлекаться – стращать Агасфера обилием опасных мест в Северной столице. – Ну вот куда, к примеру, вы хотите направиться? – азартно допрашивал он старшего товарища. Тот, не раскусив подвоха, перечислил несколько адресов, которые упоминались в перспективных, на его взгляд, объявлениях о распродажах старины. Но всякий раз Терентьев делал «страшные» глаза или откровенно поднимал коммивояжера на смех. – Фонарный переулок, что на углу улицы Казанской?! Помилуйте, друг мой! Да ведь там известные своим развратом «Фонарные бани»! Куда до них даже «семейным номерам» Вяземской лавры! Там, господин Агасфер, с вас на ходу пальто срежут! А коли шум поднимете, так и последней руки лишиться вместе с пальто можно… А тут у вас что отмечено? «Благородная дама с Малой Мещанской, собственная квартира, в видах срочного отъезда предлагает любителям и ценителям старины изящные безделушки». Помилуйте, да там благородства по всей улице не наскребешь и на понюх табаку! Скорее всего, эта «благородная дама из приличной семьи» – местная «хипесница-кудесница», у которой пара громил в каждом шкафу. «Антиквар. Свой дом на Сенной площади»? – Терентьев закатил глаза. – Хотел бы я посмотреть, с каким предметом старины вас оттуда выбросят – разутого и раздетого! – Хватит, хватит, Владимир Семенович! – не выдержал Архипов. – Этак наш новый помощник и партнер вообразит, что попал не в Санкт-Петербург, а на остров разврата и негодяйства! Господин Агасфер, заявляю вам официально: хоть Северная наша столица и «богата» всякого рода швалью, но вполне порядочных улиц с добропорядочными жителями здесь тоже хватает! Да что я вам говорю – вы ж и сами долгое время были столичным обитателем! Нюх и интуиция сохраниться должны непременно! Терентьев фыркнул, однако при виде нахмуренных бровей полковника придал лицу невинное выражение. – М-да, конечно! – Полковник прошелся по столовой, где по завершении завтрака и происходил разговор. – Признаться, мне бы хотелось, чтобы у вас был опытный спутник и товарищ… Но раз вы непременно хотите сделать одиночную «вылазку» – не смею препятствовать! Не мальчик-с! М-да… Так куда вы хотите направить нынче свои стопы? На Коломенскую, возле Московского вокзала? Хм… Живали, живали на Коломенской люди обеспеченные. Вполне может и повезти, да… Телефон в объявлении не указан, конечно? Ну, это дело обычное нынче: удовольствие весьма дорогое! Даже если есть – ни за что не укажут, спокойствия своего ради! В общем, благословляю, господин Агасфер! Благословляю и ожидаю с ценным приобретением. И непременно телефонируйте, ежели что. Я нынче дома, так что советом всегда помогу. Да-с! Терентьев, видимо, обидевшись, что его обществом пренебрегли, ограничился холодным кивком и напоминанием взять с собой надежный револьвер. Архипов не сказал ни да, ни нет, но возле самых дверей сунул Агасферу под локоть холодный кусок металла, шепнув при этом: – Бельгийский. Всего на четыре заряда, зато какие, мой друг! Битюга с копыт свалит. Но шибко им не размахивайте! И о своем мадьярском подданстве не забывайте. Я-то вас из любой переделки вытащу, но… Зволянский нынче уезжает в Ливадию, так что… Будьте благоразумны и постарайтесь обойтись без осложнений. Все эти предупреждения и «пугалки» Агасферу, честно признаться, уже поднадоели. И он с чувством великого облегчения захлопнул за собой, наконец, входную дверь особняка и полной грудью вдохнул влажный воздух петербургских улиц. Швейцар Тимофей был тут как тут, на посту. Сняв фуражку и распустив по груди свою неповторимую бороду, он учтиво пожелал жильцу «доброго утречка», озабоченно обмахнул метелкой полы его пальто и вытянулся по стойке «смирно», не забыв подставить мягкую ладонь для гривенника. Также поинтересовался – не нужен ли господину Агасферу извозчик? Пришлось советоваться: на Коломенскую? Ну, это как господин жилец волю выразит: пожелает пройтись, так тут за углом конка до самого Московского вокзала «бегаить». А коли пятиалтынного не жалко, так можно и ваньку высвистеть. – Хочу на конке, – застенчиво улыбнулся Агасфер. – Хозяин – барин! Коли на конке, тады в тую сторону надобно ехать, – Тимофей для солидности надел фуражку и проводил жильца до угла. Время, выбранное Агасфером для выхода «в разведку», было неким средним между часами приказчиков торговых лавок и появлением на улицах служащих частных учреждений, а вместе с ними и молодых мужчин в фуражках административно-конторского персонала. Те почтительно, на манер офицеров прикасаясь двумя пальцами к основанию лакированных козырьков, уступали дорогу сановитым служащим частных учреждений, одетым с претензией на моду – в пальто-демисезон с темным бархатным воротником и непременно серо-волосатых шляпах-котелках. Перед выходом из дома Агасфер задержался перед массивным зеркалом. В своей статской одежде и пальто, без каких-либо признаков ведомственной принадлежности он наверняка будет привлекать внимание непривычных к неопределенности петербуржцев. Некоторое время его мучили сомнения: не подвесить ли культю с протезом на приличную, серого цвета косынку, с коими нередко можно было встретить на улицах покалеченных или с незажившими ранами офицеров? Обычно на подобной косынке красовался герб госпиталя под патронажем одной из великих княгинь. На мужчин с таким знаком ранения, даже если они были в статском, прохожие смотрели с безусловным уважением, а дворники и многочисленные юнкера и кадеты непременно козыряли ветеранам-калекам. После весьма позорного указа об отчислении из гвардейского батальона и лишения дворянства Агасфер упорно отказывался «рядиться» в военную форму, не объясняя при этом ничего ни Терентьеву, ни Архипову. И весьма болезненно относился даже к такой «мелочи», как госпитальная косынка. В конце концов, он все же решил косынку с гербом великой княгини взять. Проехав на конке до Московского вокзала, он, не дожидаясь скрежета тормозного колеса, спрыгнул, оглянулся по сторонам, с трудом припоминая окрестности района, так и не вспомнил – пришлось подойти к торчащему на углу городовому. Услыхав вежливое обращение, городовой не торопясь обернулся, тронул краем перчатки ухоженные усы, поднял брови: – Слушш… вас, любезнейший! Улица Коломенская? Гм-м… Да вот же-с, дважды повернуть направо-с – там она и будет! Есть и более короткий путь, через проходные дворы, однако нездешнему господину будет легко там запутаться. Вот таким образом-с! Небрежно кинул два пальца к круглой барашковой шапке и, посчитав свой долг по отношению к непонятной «штафирке» с «раненой» рукой выполненным, городовой всем корпусом повернулся к собирающейся пересекать улицу дорого одетой барыне. – Благодарю, любезнейший! – проговорил Агасфер и повернул направо. Сверяться с адресом объявителя нужды не было, он помнил его и так. Второй дом от угла, крайний подъезд после низкой полукруглой арки. И неизменный дворник, опершийся на ручку метлы. – Госпожа Гамрецкая? А что у вас, господин хороший, дело до госпожи Гамрецкой такое может быть? – нахально поинтересовался дворник, разглядывая герб на косынке. Агасфер, сделав шаг вперед, ухватил наглеца мертвой хваткой протеза за нос. Выронив метлу, дворник присел и заскулил от боли. – Ты не понял, дурак? – ласково переспросил Агасфер. – Квартира госпожи Гамрецкой! А что да зачем – не твое свинячье дело! Куда идти-то, спрашиваю? – Прощенья просим, ваш-бродь! – мгновенно сориентировался дворник. – Не признал вашу светлость! Прямо и налево, милости просим-с! Прикажете предупредить? Ну, как угодно, как угодно-с… Агасфер вывернул локоть левой руки, и стальные пальцы разжались. Держась за нос цвета вареной свеклы, дворник с ужасом глядел на вполне нормальную с виду руку в серой замшевой перчатке. – Спасибо, любезный! – Агасфер проследовал к нужному подъезду. Поднявшись на третий этаж некогда вполне респектабельного (сохранились кольца под ковровую дорожку на лестнице и запыленные кашпо на стенах), а ныне ставшего доходным дома, Агасфер обнаружил нужную ему фамилию и крутнул ручку давно не чищенного звонка. Подумав, сдернул с шеи косынку и спрятал ее в карман.