Этот круговорот лиц, визг Ами о том, как она счастлива. Она дёргает меня за руки, а мне душно. — Адам, мы поедем. Спасибо за ужин. У нас с Мишель другие планы, — меня буквально вырывают из рук Амалии. Николас крепко держит меня за талию, и я даже не помню, где моя сумочка. Мы оказываемся на улице. — Крошка, всё в порядке? — Он обхватывает моё лицо, вглядываясь в глаза. — Нет… меня чуть не стошнило. Они все орут. Орут, Ник. Амалия чуть в горло мне пальцы свои не засунула, и визжат, визжат. Я…я…спасибо, — шумно вздыхаю и мотаю головой. — У меня идентичные ощущения. Я рад, что наше самочувствие схоже. Поехали домой, и хватит с меня друзей, которые женятся, — Ник подталкивает меня к машине, и я забираюсь в неё. Действительно, хватит. Двадцать первый вдох Мягкое полотенце проходится по влажной коже моих бёдер, падает на пол, и я переступаю через него, толкая дверь в гардеробную. Подхватываю шёлковый халат красного цвета. Надеваю ажурные трусики в тон и завязываю пояс. На ходу протираю влажные волосы и собираю с пола одежду, вместе с полотенцами кладу её в урну для грязного белья. Нахожу расчёску и прохожусь ей по мокрым волосам, брызгая маслом. — Пришла в себя? — Шепчет Ник, целуя мою шею и обнимая за талию. — Да. Немного. Только мне стало как-то не по себе там? — Кривлюсь я, ловя его весёлый взгляд в отражении зеркала, и откладываю щётку. — Нет, я, конечно, подозревал, что Эл признается в любви, но следующего шага не предполагал. Не понимаю, что за брачный агент их всех укусил. Сначала Райли, теперь Эл. Так я всех друзей растеряю, — усмехается Николас, и я поворачиваюсь в его руках. — Я до сих пор не могу поверить, что Амалия искала именно его. Я думала, что его девушка погибла, — кладу руки на плечи Ника. — Я так и думал, потому что он сказал: «Я потерял её навсегда, она похоронена навечно. Она умерла из-за меня». Откуда я мог знать, что это всё аббревиатуры и описание их душевных страданий. Отвратительно. Правда, это отвратительно. Такое чувство, что они сговорились. Но я… — И я тоже, — мягко перебиваю его, кивая, и понимаю без слов. — Нас ждёт адский год. Надеюсь, мы его переживём без эксцессов. — Забудем о них. Есть ты и я. Пошли, у меня сюрприз для тебя, — Николас тянет меня за собой из ванной. — Какой? Сбежим на годик, другой на остров и затаимся? — Потерпим немного, а если они нас доконают, то придётся бежать, — смеётся Ник. — Отличное соглашение. Так что за сюрприз? — С огромным интересом спрашиваю его, когда мы оказываемся в гостиной. Ник отпускает меня и обходит диван. Достаёт оттуда большой пакет и ставит его на диван. — Вот. Это для тебя, — сдерживая своё волнение, подхожу к пакету и заглядываю в него. — И что это? — Поднимаю на Ника взгляд. — Достань, — подсказывает он. Запускаю руку и нащупываю коробку. Тяжёлую коробку. Вытаскиваю её. — О, Господи. Это же… это… — Одна из самых лучших камер для профессионалов. Эта модель официально ещё не выпущена на рынок. Я сделал предзаказ, попросил прислать мне первому и получил её сегодня утром, — кручу в руках «тело» от камеры «Никон». Это лучшее произведение искусства в мире фотографии. Это невероятно навороченная, крутая и нереально дорогая камера, предшественницу которой используют все топовые фотографы мира. Предшественницу, а я держу в руках новинку, ещё не вышедшую в продажу. — Боже, Ник, она же кучу денег стоит, — шепчу я. — Я заметил, что ты пользуешься камерой Дэйва. И ты упоминала о том, что копишь на новую. Там ещё кое-что есть, — Николас указывает на пакет. Кладу коробку на диван и достаю из пакета несколько вариантов объективов к камере, сумку, складной и переносной штативы и другие аксессуары. — Николас… это же целый магазин, — от шока сажусь на диван. — Крошка, это всё для тебя. Я хочу, чтобы у тебя было всё самое лучшее в этом мире. Самое качественное и то, что делает тебя счастливее, — говорит он и, обходя диван, присаживается на корточки передо мной. — Я и так счастлива, Ник. Мне не нужно… — А я хочу. Зачем мне всё это без тебя, Мишель? Зачем? И я хочу, чтобы ты сделала кучу фотографий нас с тобой. Моих. Своих. Я хочу развесить их по этой квартире и видеть тебя повсюду. Хочу постоянно натыкаться на твою улыбку, на твои глаза и знать, что у меня есть причина, чтобы двигаться дальше. Ты. Только ты, Мишель. И я не принимаю отказа. Это мой подарок. Это то, что я могу тебе дать, и ты это возьмёшь, — он берёт мои руки в свои, и меня переполняет столько эмоций. От желания возмутиться стоимостью подарка и до желания расплакаться оттого, что он делает это для меня. Меня! Он думает обо мне. Он запоминает каждое моё слово. Он слышит меня. Он живёт мной так же, как и я им. — И у меня есть предложение, как забыть о том, что мы с тобой видели сегодня. Сфотографируй меня на эту камеру. Она уже настроена. Там есть флешка. Тебе надо только вставить объектив и сделать мою фотографию. И я её отдам тебе, как и всего себя. Я буду отдавать тебе себя каждый день, потому что солнце встаёт в моей жизни для тебя. Без тебя я никогда бы его не увидел. Ты согласна? — По моей щеке скатывается слеза от его слов. Это так сентиментально и сладко, что я не верю в то, что это говорит Николас Холд мне. — Да… да, — шепчу я. — Отлично. Тогда собирай свою новую игрушку и поехали, — Ник поднимается, и я хватаю его за спортивные штаны и притягиваю к себе. — Ты самый лучший, — он улыбается и наклоняется ко мне. — Это ты научила меня быть таким, — дарит мне поцелуй в губы и отходит, позволяя самой открыть каждую коробку, чтобы показать ему, что я умею работать и знаю все процессы съёмки «от и до». И мне нравится уверенно выбирать объектив, чтобы затем вставить его в «тело» фотоаппарата и защёлкнуть. Здесь так много новых функций, о которых я только читала. Я изучала их, и теперь они мои. Чёрт, я безумно счастлива. — Ты готова? — Интересуется Ник. — Да. — Руководи мной, крошка. Куда мне встать, — улыбаясь, предлагает Ник. Боже, фотоаппарат такой тяжёлый. — Никуда. Это будет постановка. И у меня есть прекрасная идея. Открой дверь собакам, — произношу я. — Они тебе всё разобьют, — кривится он. — Вряд ли. Пожалуйста. — Хорошо. Ник уходит, а я достаю штатив, устанавливаю его на полу напротив окна, задёргиваю шторы, включаю торшер и снимаю плафон, чтобы свет падал, словно за спиной светит солнце. Слышу цокот лап, и я улыбаюсь, когда Шторм чуть ли не запрыгивает на меня. — Ко мне, — Ник ударят себя по бедру, и собаки послушно направляются к нему. Тащу от стола по полу небольшой палас и кладу перед штативом. — Садись и держи собак, — говорю, указывая на импровизированную студию. Ник молча исполняет мою просьбу и опускается на пол, приказывая собакам сидеть. Устанавливаю камеру на штатив, беру пульт и настраиваю покадровую съёмку на тридцать кадров. Приподнимаю немного вспышку. Откладывая пульт, сажусь рядом с Ником и подзываю Шторма. Он чуть ли не заваливает меня. — И что дальше? — Интересуется Николас, а в этот же момент камера щёлкает, и вспышка озаряет комнату. — Улыбаться. Только улыбаться, — смеюсь я. — В камеру смотреть? — Можешь на меня, — отворачиваюсь от языка Шторма. Софи обиженно толкает Ника, чтобы он её погладил. — Самые лучшие кадры — живые. А сейчас мы самые настоящие. Вот такие. Полуголые. С прекрасными собаками. Счастливые. Этого достаточно, — шепчу я, улыбаясь Нику. Камера щёлкает и щёлкает нас, когда мы целуемся, когда Софи пытается нас разделить и забирается между нами. Ник улыбается, смеётся, и я тоже. Вот они моменты, ради которых стоит жить. Вот это. Семья. Моя странная семья, наполовину состоящая из животных. Не всем людям нужны официальные заявления и бумаги. Некоторые выбирают более щадящий способ любить друг друга. Они наслаждаются каждым моментом и каждой секундой. Ведь жизнь у нас одна. Шансов переписать её или заменить что-то в ней больше не будет. Поэтому нужно дышать так, как в последний раз. Легко. *** — Всё, я здесь. У меня не больше часа, — запыхавшись, плюхаюсь за столик в кафе, расположенное недалеко от работы, и улыбаюсь девочкам. Они позвонили мне утром, когда я ехала на работу, и попросили о встрече в мой перерыв. Воодушевлённая вчерашним вечером, точнее, тем, как он закончился, я словно начала жить по-настоящему. Дышать иначе. Видеть всё ярче. Любить сильнее. — Мы уже заказали обед, ты будешь? — Интересуется Сара. — Только воду. Нет аппетита, вчера наелась, — красноречиво бросаю взгляд на Амалию. — Почему ты не сказала, что это Эл? — Спрашиваю её. — Не знаю, наверное, боялась открывать его имя или… защищала его таким образом. Не знаю. Простите меня, — пожимает плечами Ами. — Как отреагировал Адам? Что было дальше? — Мы поехали к нам, и он долго разговаривал с Элом. Очень долго, Тейра хихикала постоянно, как дура. Она дура, Мишель. А Марк обиделся и даже не хочет со мной говорить теперь. Особенно он обиделся на Николаса. Боже, Сара, ты бы слышала, что сказал Николас. Он… он просто разрулил всю ситуацию, понимаешь? Он заткнул Марка и посадил его стул. Мне даже кажется, что он как-то повлиял на Эла и подтолкнул его в спину. Я была в шоке, в таком шоке. Мама тоже в шоке, они теперь с Тейрой никуда не летят, а только обсуждают гостей и предстоящий банкет в честь помолвки, от которого мы сразу отказались. Это лишнее и очень глупо. Вчера был банкет, его достаточно, — Амалия замолкает, отпивая кофе. — Так твой отец принял его обратно? — Уточняет Сара. — Да, когда он поговорил со мной, и мне пришлось сказать всю правду. Чёрт, когда я говорила это, то понимала, какая я идиотка. Стыдно-то как, жуть. Столько всего натворила. Но теперь всё закончилось, — кивает несколько раз Амалия. — И вы назначили дату? — Спрашиваю её. — Нет, пока нет. Я ещё не отошла от вчерашнего дня. Всю ночь не спала, а переписывалась с Элом. Он поехал к себе, отец не разрешил мне ехать вместе с ним. Думает, наверное, что так девственность восстановлю, — смеётся подруга.