— Мишель, я предлагаю урегулировать этот вопрос и забыть о нём. Подобные нападки на меня к хорошему не приведут. Я не мальчик, чтобы позволять какой-то глупой маленькой девчонке высказывать мне подобное и давать оценку моим личностным качествам, — да я задела его, раз он уже сам перешёл на личность. У меня настолько кипит кровь от адреналина, что я опасаюсь причинить физическую боль этому человеку, пытающемуся унижать меня сейчас. Он назвал меня глупой и маленькой! Меня! Глупой! Да, иногда я бываю такой, но не ему решать, глупая я или же чересчур умная! Он тоже не имеет права давать оценку моим умственным способностям, да ещё в таком тоне, словно я, действительно, очередная шлюха Николаса, и скоро меня не будет, поэтому и напрягаться не следует. — Я не желаю с тобой ничего урегулировать. Ты самый бесчестный и безобразный тип на всей планете. И я не нападаю на тебя, а говорю правду, которую тебе боятся сказать другие. Я не боюсь ни тебя, ни твоих плёток. И только рискни ударить меня или же причинить боль Нику, я тебя убью. Ты и понятия не имеешь через что мы оба прошли из-за той ночи. Ты не знаешь, каково это знать, что в любую минуту ночью, как только он заснёт, ты можешь быть мертва. Но меня и тогда ничего не испугало, как и сейчас. Ты просто ничтожество, которое своей физической силой затравливает всех вокруг. Николас тоже был Мастером, и я видела его в этом обличии. Так вот скажу, ты хуже. В разы хуже его. У него есть сердце, а у тебя его нет. Ты не предложил ему альтернативу в ту ночь. Ты не помог ему так, как, действительно, поступают друзья. Ты его избил, потому что хотел этого. И мне жаль женщину, которая выберет тебя. Ты не заслуживаешь любви, потому что уничтожишь её. Ты противен мне и не по той причине, что ты Мастер клуба, а по той, в которой повысил свою самооценку за счёт боли другого человека. И я сделаю всё, чтобы ты никогда снова не забрал в это дерьмо Николаса. Он мой. Я за него боролась каждую минуту своей жизни, а что сделал ты? Бросил его. Не смей даже думать о том, чтобы вернуть его в этот ад. Тогда ты познакомишься со мной настоящей. Я разорву тебя, — подскакиваю с места так резко, что стул падает позади меня. Смеряю полным отвращения взглядом этого мужчину и, разворачиваясь, быстрым шагом направляюсь вон отсюда. Хватит с меня. Я не жалею ни об одном слове, сказанном сейчас. Я поступила верно. И мне плевать, как это скажется на будущем. Я никогда не отдам свою любовь вновь в это болото боли. Тридцать второй вдох — Я подожду тебя в машине, — бросаю я, пролетая мимо Николаса, разговаривающего по телефону на улице. Он озадаченно отодвигает телефон от уха, глядя мне вслед. Я так зла. Во мне бушуют такие эмоции, что хочется орать от них. Вот взять и повизжать. Это ж сколько нужно иметь наглости, чтобы прийти сюда, испортить наше свидание и изъявить желание познакомиться со мной после того, что натворил этот Эл! Я так разъярена. Хлопаю дверцей машины, отчего она покачивается, а Майкл удивлённо поворачивается ко мне. — Мисс Пейн, всё в порядке? — Напряжённо интересуется он. — Нет. Ни черта ничего не в порядке, — рычу я. Майкл не находит что сказать, да и я сейчас не в состоянии поддерживать нормальный разговор. Чем, вообще, Ник думал, когда решился на подобное? Как он мог допустить тот факт, что я легко и непринуждённо забуду то проклятое видео, которое разломало меня на части и заставило скулить и сожалеть обо всём? Нет. Никогда. В моей памяти ещё жива та боль. Его боль. Во мне живы все воспоминания и страх того, что Эл не просто так появился сейчас, он хочет что-то особенное от Николаса. Он хочет забрать его туда, когда Ник отчасти вылечился. Поглядывая в окно, замечаю, что Николас выходит из ресторана и с недовольным лицом направляется к машине. Да, ссоры не избежать. Но я не уступлю. Ни за что не уступлю, потому что эта ситуация не может быть прощена и забыта. Это то, что причиняло и будет причинять боль постоянно, при каждом упоминании. — Майкл, домой, — резко отдаёт распоряжение Николас. Я отворачиваюсь от него, явно показывая, что не собираюсь сдаваться. Если он сейчас начнёт меня упрекать в том, что я затронула чуткие душевные грани психики этого ублюдка, то, клянусь, что не вытерплю и тоже припомню ему всё, что было со мной и с ним в тот момент. И я готовлю свою речь. Я жду, что Ник сейчас что-то скажет по этому поводу, но он молчит. Атмосфера в машине накаляется до немыслимых пределов, отчего меня даже начинает потряхивать. Майкл поглядывает в зеркало заднего вида, постоянно проверяя обстановку, всю дорогу до самого комплекса. А мы молчим. Ни я, ни Николас не произнесли ни слова, даже когда машина останавливается. Я выскакиваю из неё и, не дожидаясь Ника, направляюсь к лифту, ощущая ещё более невыносимое напряжение в теле. Когда мы входим в лифт, то кажется он не справится с той силой недосказанности и молчаливого возмущения с обеих сторон. Я поглядываю в сторону Ника, а его лицо — маска. Вот… вот, о чём я говорила и думала раньше. Как только он встречается с кем-то из прошлого, из этого тематического сообщества, то сразу же меняется. А если он начнёт жалеть о том, что оставил всё это и сам клуб? Если он посмотрит и решит, что зря так поступил? Ведь он может. И меня это сейчас безумно пугает. Очень пугает. Что я смогу сделать против этой армии извращенцев, демонстрирующих то, что Николас потерял, выбрав меня? Раньше это было его жизнью. Это было для него всем. Буквально всем. Боль была смыслом существования… Господи. Едва мы входим в квартиру, так я вся сжимаюсь от страха. Шторм первый выбегает встретить нас. — К себе. Оба. Живо. Чтобы я вас здесь не видел, — рычит Ник на собак, отчего они тоже пугаются и исчезают. А вышедший на звук голосов Кирк скрывается обратно, затаскивая собак в комнату и закрывая дверь. Поджимаю губы, потому что следующее обвинение во всех грехах будет уже для меня. Внутри поднимается бунт против выводов Ника. Это мои решения, и ему придётся с ними смириться, как я мирилась долгое время с его замашками, кошмарами, загулами и с его клубом. Да и, вообще, я тоже имею право встать в позу. — Я не буду обсуждать то, что случилось в ресторане. Ты обещал мне свидание, а притащил туда человека, который тебя избил. Прекрасный вечер, Ник. Спасибо, — считаю, что я должна первой нарушить молчание и язвительно произношу каждое слово, направляясь в сторону спальни. — Стоять. Я не разрешал тебе уходить, Мишель. Развернись и иди за мной, — приказным тоном говорит Николас. Чёрт, и я, правда, замираю, но сжимаю руки в кулаки. — Я тебе не питомец, Николас Холд, а живой человек. И вот смотри в кого ты превращаешься, когда встречаешься с этим уродом. Ты становишься таким же, — фыркая, нацелено иду в спальню. — Мишель! — Раздаётся злобный крик Ника позади, но я демонстративно игнорирую это. — Если будешь орать дальше, то я уеду к себе, а ты можешь отправиться к нему. Видимо, в наших отношениях нас не двое, а трое, — громко отвечаю, сбрасывая босоножки. Ноги гудят. Сажусь на кровать и массирую лодыжки. И для кого я так разоделась? Для придурка, который всё испортил. Эл. Даже в уме я кривлюсь, произнося его имя. — Ты вела себя безобразно, и я это терпел, Мишель. Я прощал тебе все твои высказывания в лицо человеку, которого уважаю… — За что ты его уважаешь? За то, что он избил тебя? — Повышая голос, поднимаю взгляд на вошедшего Николаса. — Прощал меня? Меня? То есть, по-твоему, я должна была мило улыбаться и петь этому человеку дифирамбы после того, что он с тобой сделал? Смотреть в его наглое лицо и обсуждать то, как жарко этим летом? — Добавляю, заводясь ещё сильнее оттого, что снова я виновата во всём. — Это не твоё дело, Мишель, что происходит между Верхними. Ты непричастна к наказаниям, которые происходят. Я хотел познакомить тебя со своим другом, чтобы ты поняла, что он не так плох, каким тебе представляется. А ты перечеркнула всё своим характером. Мне не нужна защита, особенно твоя, ясно? — Он подходит ко мне и указывает на меня пальцем. — Я перечеркнула? Ты хоть слышишь, что несёшь, Ник? Окей, раз я всё перечеркнула, то могу свалить отсюда, а ты беги к своему любимому, раз он для тебя важнее, чем я. Ты тоже наглый, бесчувственный засранец, Николас Холд! — Подскакиваю с кровати и толкаю его в грудь. Хватаю свои босоножки и намереваюсь поехать к себе, как Ник хватает меня за локоть и с силой швыряет обратно на кровать. Я с визгом лечу, падаю и подпрыгиваю несколько раз. Я в шоке от того, что он сделал. Я в ужасе, насколько их преданность друг другу сильнее, чем любовь между нами. Я готова разреветься от обиды. Только хочу подняться, как Николас забирается на кровать и накрывает меня своим телом, расставляя ладони по бокам от моей головы. — Ты никуда не пойдёшь, поняла меня? И не смей манипулировать моим страхом потерять тебя, Мишель! Эл не важнее для меня, чем ты, поэтому я и решился вас познакомить. А ты повела себя отвратительно. Ты даже не подумала о том, как это отразится на мне, — выговаривает мне он. — То есть ты хочешь сказать, что он тебя накажет? Он посмеет… этот ублюдок снова посмеет тронуть тебя?! Да я его прикончу! Я ему глотку вырву, если он только прикоснётся к тебе! — Визжу, обезумев от страха, что тема так глубока в нашей жизни и не отпустит нас никогда, что кто-то вновь заставит меня выть и разрываться на части от боли. — Мишель… — Я его предупредила! Я сказала ему, что ты мой! Ты мой! И я не отдам тебя! — Кричу я. — Мишель, успокойся! — Николас перекрикивает меня, и я затихаю, моргая и смотря в его тёмные глаза. — Я боюсь, что он заберёт тебя… ты снова уйдёшь туда… я… мне страшно потерять тебя, Ник. Мне страшно… — шепчу, а глаза наполняются слезами. — Крошка. Меня точно никто не сможет забрать, потому что у меня есть своё мнение и свои желания. Мишель, — лицо Николаса смягчается, и он встаёт на колени. Тянет меня за собой и обнимает. Целует меня в висок, а я хватаюсь за его руку, как больная. Может быть, я и больна, но столько пережила с ним плохого, что сейчас во всём вижу опасность. — И ты не хочешь прямо сейчас сорваться, поехать в клуб и побить кого-то? — Шепчу я. Ник немного отодвигается и мягко улыбается мне. — Нет, Мишель. Я не хочу. Это был лишь ужин, за время которого я желал, чтобы ты увидела, что Эл нормальный человек. Он не монстр, ведь я тоже был для тебя монстром, когда ты узнала о том, что я делаю с девушками. И после того, когда я наказал тебя, ты убедилась в этом, но я не чудовище, только благодаря тебе, крошка, — Ник стирает слёзы с моих щёк и ожидает от меня ответа. — Но ты ошибся тогда, Николас. Ты раскаялся и понял, что ошибся… — В том-то и дело, Мишель, я не имел права на ошибку в теме. Прежде чем так наказать тебя, я обязан был проверить всё сотни раз, а не идти на поводу у эмоций. Именно они непозволительны в тематическом мире. Там нужно всё решать на холодную голову, — перебивает он меня. — Но это же наше дело, Ник. Не его, а наше с тобой, — убираю его руки с моего лица и напряжённо настаиваю на своём. — Ошибаешься. Я привёл тебя в клуб, чтобы наказать именно там. Тем, чего ты боишься больше всего. Болью. Я знал, как тебя напугать. Я хотел тебя напугать. У меня была причина, чтобы изуродовать твою душу, Мишель, она была… пока я не увидел обратное. Это грубейшая ошибка. Я заслуженно получил своё наказание, и ты должна понимать, что не Эл виноват в нём, а я, — Николас говорит всё спокойно, уравновешено, и меня это сильнее настораживает. Я не понимаю, почему он так рьяно защищает его. — Пусть… но именно в руке Эла был кнут, Ник. Именно он сыпал и сыпал удары на твою спину. Я… — от переизбытка эмоций задыхаюсь и скатываюсь с кровати, ища подходящие слова, чтобы объяснить ему, почему я так категорична. — Наказания обговариваются заранее, Мишель. Это я назначил такое наказание сам себе, а он лишь исполнитель, — вставляет Николас. — Но… та боль. Неужели, ты ни капли не винишь его в том, что он лупил тебя до крови? Я видела… ощущала всю твою боль на себе, понимаешь? Каждый удар. Каждый звон цепей, на которых ты висел. Всё… и запах… когда он тушил сигареты о твои губы. Он тушил их так же, как это делал твой отец, Ник! Так же! Это ведь чудовищно, так чудовищно по отношению к тебе, ко мне, ко всем. Как у него рука поднялась это сделать? Я никогда не пойму, как ты после всего можешь так просто общаться с ним, а он бесстыдно смотреть в твои глаза и ещё улыбаться. А я вижу те кадры… страшные, болезненные кадры, от которых чуть с ума не сошла, — замолкаю, стирая слёзы, вспоминая всё это. — Ты боишься его, Ник? Или ты ему что-то должен? — Тихо спрашиваю его. — Мишель, я не боюсь Эла. Я его знаю около пяти лет, и у него в жизни тоже было не всё хорошо. И я ничего должен ему, как и он мне. Но мы понимаем друг друга. Я не виню его ни за что и хочу, чтобы ты тоже прекратила себя изводить прошлым. Иди ко мне, — Николас пододвигается к краю постели и протягивает мне руки. Приближаюсь, и он обнимает меня за талию. — Послушай, крошка, на самом деле Райли поступил гадко, показав тебе это видео. Он не имел права такое делать без моего разрешения и без разрешения Эла. Он вышел из клуба месяц назад. Эл выгнал его оттуда за предательство, мне пришлось сообщить Райли об этом, потому что всё это не шутки и не игры. Если подобное произойдёт ещё раз, то я могу поплатиться за это всем, особенно тобой. А что касается наказаний, то таковы правила, и я их знал. Я сам писал их и требовал, чтобы им следовали. Если уж на то пошло, то мне так было легче понимать, как ты дорога мне. Именно в те минуты я видел тебя, твой образ, слышал твой голос и для себя понял, что люблю тебя. Это не просто увлечение. Не очередное желание доказать себе, что любая подчинится мне. Это всё намного глубже, — Ник поглаживает мою поясницу. Запускаю пальцы в его волосы и провожу ладонью по его лицу. — Я всегда очень остро воспринимаю твою боль, Николас. Она моя, и я готова убить любого, кто захочет тебя тронуть. Правда, я… становлюсь дикой, и мне не стыдно за слова, которые сказала ему. И я не перестала ненавидеть его после твоих объяснений, потому что для меня это очень жестоко. Я бы с удовольствием ему вонзила нож, но не в шею, а так, чтобы он долго мучился от боли, которую испытал ты, — шепчу я. — Значит, кто-то тоже захочет когда-нибудь меня прикончить, — произносит он. — Почему? — Удивляюсь я. Николас шумно вздыхает и немного отодвигает меня от себя, а потом сажает боком на свои колени. — Это нормально, когда Верхние наказывают друг друга. Ты сейчас видишь всё с моей стороны, то есть ты стоишь на моей стороне. А если на стороне Эла тоже есть похожая девушка, и она узнает, увидит, как его наказывал я? — Недоумённо смотрю на сосредоточенное лицо Ника. — Наказывал? — Шёпотом переспрашиваю. — Да. Два раза. Он совершил две серьёзных ошибки, которые понесли за собой наказания. И он попросил это сделать меня. Это похоже на доверие. Мы знаем, что каждый из нас хоть и исполнит наказание, но поможет потом. Подобное просят у тех, кому верят и могут открыть душу. А именно это случается после наказания. Раскаяние. И я с ним делал то же самое, что и он со мной. Первый раз он получил пятьдесят ударов ремнём с шипами. Второй раз ему нужно было больше. Боль в его сердце была настолько сильной, что он хотел избавиться от неё. Сто ударов. Шампанское и двенадцать часов одиночества в тёмной комнате с его признаниями кому-то. Я не знаю, что это было, но я наблюдал за тем, как он плакал, вися там. Одиночество и тишина наедине с собой это страшно. Тогда все демоны собираются вокруг тебя и обвиняют во всём, что ты сделал, — Николас замолкает, а я даже дышать боюсь. Это, правда, чудовищно. Теперь боль настигает меня с двух сторон, но сторона Ника мне ближе, я люблю её, а вот Эла не знаю. — Он что-то ужасное сделал с девушкой? — Тихо спрашиваю я. — Да, с нижней. Она умерла. Покончила жизнь самоубийством. — О, Господи. Боже мой, — прикрываю ладонью рот от шока. — Я не знаю всех подробностей, но он сказал, что она погибла из-за него. Он довёл её до этого. Он достаточно страдал, Мишель. И страдает до сих пор, потому что, по моему мнению, Эл, действительно, её любил, но боялся этих чувств. Он никогда не говорит о ней, но я знаю, что всегда помнит. Он был со мной каждый вечер в клубе, когда ты ушла. Не Райли, а он, потому что понимал меня и мою боль, мои страхи, моих демонов. Он ничего мне не советовал, а просто находился рядом. Поэтому я хочу, чтобы ты, Мишель, хотя бы немного увидела, что тот случай неединичный. Я тоже не ангел. Я наказывал не только его, но и многих других ещё более ожесточённо, проверяя их выдержку. Нельзя дарить амнистию одному мне, ведь другие тоже заслуживают её, — я прийти в себя не могу от такой информации, и где-то внутри, очень глубоко, просыпается совесть. — Но… ты мой, а они все нет. И из-за него погибла невинная девушка, — шепчу я. — Из-за меня умерла Зарина, Мишель. Отличие лишь в том, что я не любил её, а Эл любил. И у тебя двойные стандарты, крошка, так нельзя. Если уж рубишь всем головы, то руби и мою, — Ник снимает меня с колен и пересаживает на кровать. — Зарина была дурой, она хотела, чтобы ты извёл себя от боли и вины за то, что она была психически нестабильной эгоисткой, — встаю на его защиту. — А кто в этом мире не дурак, Мишель? Только кому-то везёт, и он выживает, а кому-то нет. И я до сих пор виню себя в её смерти, потому что если бы не я, то она осталась бы жива. Но моя вина не такая сильная и острая, как у Эла. Ты должна принять тот факт, что не имеешь права в этой ситуации заставлять его испытывать снова боль, потому что и в ней я виноват сам, — твёрдо произносит он. — То есть это ультиматум, Николас? — Прищуриваюсь я. — Ты даже не услышала меня, Мишель. А я пыталась тебе объяснить, как всё это ощущается на самом деле. Это мои проблемы, а не твои. Это мой друг, и я требую от тебя уважения к нему. — А если нет? Если я не собираюсь его уважать за то, какое он чудовище? — Значит, и меня ты не простила, обманывая в этом. Вот и всё, — Ник разводит руками.