— Вентиляция! Не предчувствуя ничего хорошего, Олег отодвинул бочку. Ну, начинается: конечно, Олег, ты — в костюме, ты и делай самую грязную работу. И только посмей возмущаться, просто молча отряхивайся от жирной пыли. Чёрт бы побрал всю вентиляцию в мире! — Знаю, как ты любишь лазить по ним, — усмехнулся Руслан, — Наталья Николаевна рассказывала, как однажды у неё заклинило замок на двери в её кабинет. А вы с Сергеем соревновались, кто быстрее попадёт внутрь кабинета в обход двери. Раздражение Олега стало потихоньку уходить, и он, усмехнувшись, выдернул решётку и полез в вентиляцию, предаваясь воспоминаниям. Кречетова всегда была и будет для него особенным человеком. Среди сотрудников «Мамоново» было принято называть друг друга по именам и на "ты". Подобная практика была введена начальством для создания доверительной атмосферы среди коллектива, будто весь персонал центра — одна большая дружная семья. И начальство не прогадало — эта традиция действительно благотворно повлияла на взаимоотношения между коллегами. Но к Наталье Кречетовой Олег всегда обращался уважительно и только на "Вы". И на это были свои причины, начиная с той, что Кречетова преподавала в СамГТУ, когда Олег только поступил туда. Профессор почувствовала в Олеге талант и, так сказать, взяла его под опеку. Олег рано для своих лет заинтересовался электроникой, программированием и механотроникой. После серии неудачных экспериментов по телепортации Олег стал одержим изучением принципов мгновенного перемещения. В конечном счёте, он был разочарован медленным темпом исследования телепортации и, окончив СамГТУ, долгое время работал по профессии. Потом, когда к Кречетовой поступило приглашение на работу в «Мамоново», учёная не захотела разрывать связи с подающим большие надежды бывшим выпускником и порекомендовала Олега Ахатинова Дорожному. И молодой двадцатитрёхлетний инженер тоже попал на работу в этот инновационный центр. Он принял предложение работы, надеясь на то, что, по крайней мере, часть финансирования пойдёт на его изыскания. Отчасти эти надежды оправдались, и Олег, в конце концов, получил патенты на ряд своих разработок. Его работы произвели должный эффект — Олега сразу заметило руководство, и его приняли в команду разработчиков новейших компактных и работоспособных телепортов. Олег стал частым гостем своего нового коллеги — доктора Бориса Лихтциндера, автора первого в «Мамоново» прототипа телепортационной установки. Именно благодаря исследованиям и работе Олега модель Лихтциндера удалось модернизировать и значительно улучшить, и тому дали неплохое финансирование и перевели его из его лаборатории прототипов в новый, только что построенный, комплекс. Олег тоже планировал попасть туда, но не захотел покидать своего учителя Наталью Николаевну и остался работать с ней и профессором Романом Парфёновым, нобелевским лауреатом, в лаборатории энергоносителей. Олег занялся разработкой аккумуляторных батарей с маленькими размерами и большим удельным энергозапасом, доводя их до совершенства. Пожилые коллеги Олега, раньше ворчавшие что-то о "мальчике, решившем поиграться с дорогущим оборудованием", теперь были восхищены его талантом. Но если бы не Наталья Кречетова, ничего этого не было бы. Профессора Поповича тоже приходилось называть на "Вы" почти всем. Дело — в том, что его сомнительный гений обладал весьма скверным характером и мог устроить скандал буквально из ничего — например, если молодой коллега назовёт его на "ты". Все учёные за глаза посмеивались над Поповичем, но в глаза ему правды никто не говорил — кому нужны крики и споры? Единственным, кто не боялся спорить с ним, была Кречетова, и эти споры могли длиться бесконечно долго, так что коллегам приходилось постоянно разнимать их. К счастью, лишь Попович был столь специфической личностью во всём центре, и со всеми остальными коллегами у Олега складывались прекрасные отношения. Вряд ли ещё где-то могли быть более чистые и оборудованные лаборатории. А какие там пирожки продавали в столовой... Попович вечно требовал от охранников чинить сломавшиеся автоматы с газировкой, как будто это их обязанность. Олег вспомнил, как однажды случайно спалил его завтрак в микроволновке, надо было видеть его выражение лица! Он был, конечно, вздорный старикан, но жалко было его. Как и всех остальных, кто погиб там... Олег открыл дверь с другой стороны, отключив питание электронного замка, попутно включив какое-никакое аварийное освещение тоннеля и раздобыв пистолет с парой магазинов. Однообразие тоннеля сменилось двумя вагонами, свалившимися сверху, так же как и их поезд. Двери были выбиты, и они зашли внутрь. Руслан посмотрел на вагон: — Ого! Похоже на военный состав. В глубине вагона под холодным светом лампы лежало тело, мускулистое и широкоплечее, с хедкрабом. Они подошли поближе, и Олега удивило отсутствие вони. Ни язв, ни горбов, ни зловонных внутренностей. Лишь — кровь, много крови на плечах и серой броне. Кровь залила эмблему Правительства на плече. — Это что ещё за хрень, — тихо сказал Руслан. Хедкраб уже давно был мёртв. Кровь засохла между щитками бронежилета, образовав корочку, похожую на потрескавшийся лак. Перчатки, натянувшись на выросших в длину пальцах, лопнули в тех местах, где проросли недлинные когти, жёлто-чёрные, с запёкшейся кровью под ними. Ещё одна трансформация — теперь уже насильственная: стоя меж двух огней, ты выбираешь сторону тех, кто кажется тебе сильнее. Ты вступаешь в их ряды, становишься подобным им, совершенствуясь в одном и регрессируя в другом. Но ты и не догадываешься, что есть ещё одна — третья — сила, перед которой обе стороны равны. И когда ты уже определился, на чьей будешь стороне и за кого воюешь, неведомая сила хватает тебя за плечи и толкает в пропасть. А когда хедкраб вцепляется зубами в противогаз, ты всё ещё надеешься, что эта тварь подавится. — Комбины-зомби, — усмехнулся Руслан, — что-то вроде... Зомбайн! Ха! Как тебе? Зомбайн, дошло? — Какой ты остроумный, — проворчал Олег. Они обернулись на звук и увидели тёмную фигуру за стеклянной дверью между вагонами. В другом вагоне тоже горел свет, и они в ужасе увидели, как к ним, прихрамывая, ковыляет солдат Правительства — солдат-зомби. Он остановился, явно чувствуя людей. Беспорядочные протяжные звуки его модулятора голоса доносились до них — зловещие, тихие, сводящие с ума. Он надеялся, что эта тварь подавится. Но когда её зубы, ломая импланты в его мозгу, всё-таки нашли лазейку, он растерялся. Обида и растерянность — последнее, что он чувствовал перед тем, как умереть. Точнее — в первый раз умереть, потому что когда он очнулся, весь в крови и с мерзким существом на голове, он понял, что не мёртв. Он заживо похоронен в этом теле. Он гниёт заживо. Но психологические установки, поставленные Правительством, ещё работают. Директивы, внушённые мозгу, не нарушить. Ему не хочется вставать, но он идёт. Боль сильна, но безумие и осознание собственной полужизни — ещё сильнее. Хочется умереть, уйти, чтобы всё закончилось. Спрыгнуть с Цитадели, застрелиться, лечь под поезд. Но злая тварь, поработившая почти весь мозг, не позволит этого сделать. Почти весь — потому что есть ещё директивы Правительства, которые ничем не выбить. Зомби, срывая с пояса гранату, побежал к ним. Чека звонко упала на пол, как будто выроненные из кармана ключи от квартиры. Светясь красным огоньком, граната была зажата в когтистых пальцах поднятой вверх руки. — Берегись! У него граната, — крикнул Руслан. Они выбежали из вагона за долю секунды до оглушительного взрыва, вынесшего волну осколков. Олег понял: этот бывший слуга режима хотел умереть, но установки, вбитые Правительством — сильнее даже хедкраба на голове, и он нашёл выход... * * * Здание бывшего кафе «Метелица» переживало явно не самые лучшие времена. В зале уже не сидели весёлые посетители, пара одиноких пластиковых стульев валялась на полу, среди рваных газет, бумажек, консервных банок, обёрток от сухих пайков и "бомж-пакетов", грязных тряпок и гильз. На барной стойке наскоро устроили КПП, поставив старую турель и двоих усталых скучающих солдат. Некогда красивый, отделанный зеленоватой кафельной плиткой банкетный зал был пуст и разбит, плитка покрошена пулями. Одна из колонн обвалилась прямо в небольшой высохший фонтанчик — когда отсюда выбивали повстанцев, какой-то идиот кинул под колонну гранату. Бывший надзиратель, сержант TDM252U2 нервно расхаживал по этому беспорядку. У него уже чесались руки от бездействия. После недавнего взрыва тюрьмы «Стара Проспект» в надзирателях отпала нужда, и ему сделали царский подарок в виде повышения до сержанта сверхчеловеческого подразделения. Для него это был серьёзный шаг вперёд. Он не боялся установки имплантов в мозг и во всё тело. Он знал, что для него это — прогресс. — Да где же они, — раздражительно повернулся он к постовым, — сколько можно ждать?! За спиной раздались беспорядочные шаги. — Ну, наконец-то, — злорадно усмехнулся TDM252U2, — и года не прошло! Потрёпанного вида госкавалеристы выстроились перед сержантом в две нестройные шеренги. Выглядели они неважно: все — в сером пепле, падающем с неба, у многих форма была исцарапана пулями. Взгляд его остановился на двоих. — Что за вид?! Где ваши вязаные маски?! Оба госкавалериста хмуро посмотрели на нового начальника. — Потерял в перестрелке, — глухо ответил один. — Обгорела при взрыве, пришлось снять, — отозвался второй. — Смотреть противно, — взгляд сержанта скользнул по растерянным лицам. Его голос источал желчь. TDM252U2 остановился перед строем, заложив руки за спину. — Бывшие сотрудники Службы Войск Государственной Кавалерии! Как известно, ваша бесполезная организация была уничтожена. Потому что кое-кто начал переходить на сторону повстанцев целыми взводами! Оставили в живых только вас, старших офицеров, кто не успел переметнуться к нарушителям режима, — TDM252U2 не смог удержаться от презрения, — но это не значит, что вы достойны привилегий. Все вы разжалованы в рядовые, и вы это знаете. Правительство великодушно даёт вам возможность доказать, что вы верны ему до последней своей секунды. Сержант замолчал и прошёлся перед мрачно молчащим строем. — Вы поступаете под моё командование. С этой минуты вы выполните любой приказ: как мой, так и старших по званию. Наша задача состоит в том, чтобы выбить митингующих с позиций на окраинах города и не дать им живыми покинуть город. Любой ценой. — Ага, то есть, мы просто расходники, — пробурчал кто-то, — через пару часов всё равно всем конец...