Я стоял, делая вид, что никак не решусь: зайти или нет? – Так и я читал, – вступил в разговор сухонький старичок в светлом пиджаке и соломенной желтой шляпе, – что большевики получили там полное поражение, а Добровольческая армия захватила много пушек и пулеметов. – Так получается, что железная дорога Царицын – Москва перерезана, – сделал вывод еще один пожилой мужчина с пивным брюшком, державший в руке носовой платок, которым он ежеминутно вытирал потное лицо. – Так, господа? – Выходит так, Мефодий Константинович. И что? – А то, милостивые мои судари! Это означает, что Добровольческая армия перекрыла поставки хлеба с юга, так что теперь надежда только на Поволжье! Придется вам, судари мои, затянуть свои пояса. Вот так-то! Я пошел дальше, размышляя о том, что мой совет барону неожиданно стал реальностью, но, скорее всего, господа генералы на этой Земле оказались более умными и дальновидными, чем в моем старом мире. Еще подумал, что этот Мефодий Константинович прав, здесь скоро с продовольствием будет совсем плохо. «За неделю надо будет распродаться, а заодно подумать, куда ехать, – подумал я, провожая взглядом два грузовика с вооруженными людьми. По улице шуршали шинами автомобили, стучали по брусчатке копытами кони, звенел электрическим звонком трамвай. Снова взгляд остановился на стройной женской фигуре, остановившейся у магазина, и тут я вдруг неожиданно вспомнил о двух сестрах. «Интересно, как там живет Катя? – невольно подумал я, когда в памяти возник образ красивой женщины. – Хм. Может, молодой красивой женщине требуется крепкое мужское плечо, чтобы поддержать ее в трудностях и невзгодах?» Дальше я уже шел по улице, выискивая глазами извозчика. Адрес, где остановились сестры, мне был известен. Генерал Марков спрыгнул с коня, кинул поводья солдату, повернулся и пошел к входу в гостиницу, который охраняли два солдата с винтовками с примкнутыми штыками. По дороге бросил быстрый взгляд по сторонам. Возле собора, который высился в ста метрах, стояло несколько старушек, которые что-то оживленно обсуждали. Заметив краем глаза весьма и весьма симпатичную женщину, переходившую площадь, он уловил кокетливый взгляд, брошенный на бравого генерала, и довольно усмехнулся в усы. Шли только четвертые сутки после захвата города, а жизнь в городе уже вернулось в обычное русло, хотя совсем недавно улицы были залиты кровью и полны трупов, так как части красных сражались с отчаянием смертников. Добровольцы и казаки при штурме понесли большие потери, поэтому пленных не брали. Похоронные команды все эти дни работали не покладая рук, закапывая тела красных в братских могилах. Сергей Леонидович тряхнул головой, словно отбрасывая в сторону ненужные сейчас воспоминания. «Мертвое – мертвым, а живое – живым», – подумал он, бросив при этом взгляд на идущего рядом с ним адъютанта, штабс-капитана Понарина, который сообщил ему сегодня утром чисто гражданскую новость: через два дня в Летнем саду будет играть духовой оркестр. Генерал Марков, проходя мимо вытянувшихся часовых, вернулся к своим прежним мыслям, к тому, о чем он думал всю дорогу. О том, что сейчас перед Белым движением стояла главная задача: сформировать костяк Добровольческой армии и как можно быстрее наращивать человеческий ресурс. Даже несмотря на то, что его Офицерский и Первый Кубанский стрелковые полки при штурме понесли ощутимые потери, у него сейчас наиболее полная дивизия в Добровольческой армии. Так как именно у него есть инженерная рота саперов и две батареи легкой артиллерии. Хотя артиллерией сейчас также располагали полки Боровского, Дроздовского, Покровского и Эрдели, но ни у кого из них не было роты саперов и такого количества пушек, но даже не это было основанием его хорошего настроения. Больше всего генерала сейчас радовал подъем боевого духа своих солдат и офицеров. Войдя в фойе, он увидел полтора десятка адъютантов и офицеров по особым поручениям, чью принадлежность к тем или иным частям определить было нетрудно. Все офицеры и солдаты Добровольческой армии еще в мае оделись в форму в зависимости от принадлежности к дивизиям. У дроздовцев были малиново-белые фуражки и такие же малиновые погоны с черно-белым кантом. У алексеевцев преобладали бело-синие цвета. У всех на погонах начальная буква фамилии командира, а на левом рукаве – шевроны из цветов русского флага, углом вниз. Сам Марков редко носил положенную по уставу фуражку с белой тульей и черным околышем, предпочитая ей белоснежную папаху. Генерал вошел в зал, где должно было состояться совещание. Сейчас за столом, где уже сидела часть генералов, переговариваясь, рассаживались атаман Краснов, генерал Богаевский и полковник Дроздовский. Последним вошел начальник штаба генерал Алексеев. Не успел Сергей Леонидович поздороваться с участниками совещания, как часы генерала Деникина сообщили изящной мелодией Шуберта о полдне, и совещание началось. – Господа! Перед тем как начать совещание, я хочу вам представить нового начальника контрразведки нашей армии, полковника Михаила Генриховича фон Клюге! Кто-то его знал раньше, а остальные могут удовлетворить свое любопытство после совещания. Теперь, господа, у меня для вас есть хорошая новость. Только что получено сообщение, что все готово для захвата власти в Астрахани. Офицерский отряд под командованием полковника Маркевича… Через неделю следующим городом, где пала власть большевиков, стала Астрахань. Казачьи полки еще были в пятидесяти верстах от окраин, когда в городе началось восстание группы офицеров, которое было подхвачено в Красном Яре, Чагане, Карантинном и других населенных пунктах. Дело в том, что местное крестьянство после декрета красных от 27 мая 1918 года, которым была установлена продовольственная диктатура, а проще сказать, элементарный грабеж хлеба у крестьян, просто не могло не выступить. Когда в Астрахани узнали, что Царицын захвачен, а сюда идут казачьи полки, город и область вспыхнули пламенем восстания. Началось восстание среди насильно согнанной Советами крестьянской молодежи для формирования красноармейских отрядов, их поддержал офицерский отряд во главе с полковником Маркевичем, вышедший из подполья. К подходу казаков был захвачен кремль, где заседал ревком, телефонная станция, телеграф, а из тюрем были выпущены политзаключенные, которые с ходу влились в отряды восставших. Спустя еще день стало известно, что от большевиков был очищен Баку, что означало: средняя часть России, захваченная большевиками, была отрезана от хлеба и нефти. Глава 9 Расстался я тогда с сестрами довольно сухо, при этом моей вины особо не было. У них, как я заметил, и так не было хорошего настроения, а когда узнали, что лишились отчего дома, обе ушли в себя, в свои переживания. К тому же мне не было известно, что обеих привело в Москву, из которой они около года тому назад уехали, но причина приезда была явно не радостная. Теперь, я исходил из того, что какое-то время прошло и все могло измениться. Расплатившись с извозчиком, я посмотрел на небольшой особняк, в котором жил их дядя, приютивший сестер. Прямо сейчас у меня появились сомнения, стоит ли идти возобновлять свое знакомство, и дело было не в стеснении, а в понимании того, что, скорее всего, я только зря потрачу свое время. К тому же я только сейчас сообразил, что не в курсе правил поведения и ухаживаний в высшем свете. Все это время я находился в мужском обществе, и все мои странности списывались на частичную потерю памяти, находя понимание и сочувствие, а мое общение с женщинами, так уж получилось, было полностью их инициативой. Обдумав все это, решил, что в общении с ней я буду очень странно выглядеть, а объяснять молодой женщине это потерей памяти как-то совсем неправильно. «Первым делом она подумает, что у меня с головой не в порядке, и попросит выйти вон». Представив себе подобную картину, я коротко рассмеялся и решил, что мне лучше сейчас идти к антиквару, а романтические приключения оставить на потом. Я неторопливо пошел по улице, снова ища глазами извозчика. Вдруг раздался стук копыт за спиной. Оборачиваюсь – вот он родимый! Замахал рукой и пошел ему навстречу. Несколько минут ушло на определение стоимости оплаты, затем дал адрес и сел в пролетку. Извозчик не успел дернуть вожжи, как я остановил его: – Погоди, приятель. Я на минутку. Из дома вышла и сейчас смотрела на меня Екатерина Михайловна. Выпрыгнув из пролетки, подошел к молодой женщине. – Доброго вам дня, Екатерина Михайловна. – Здравствуйте, Василий. Вы стояли минут пять на противоположной стороне улицы, глядя на наш дом. Вы хотели меня видеть? – Врать не буду. Хотел. Погода хорошая, так почему бы красивой молодой женщине и симпатичному молодому мужчине немного не прогуляться на свежем воздухе. Или пойти куда-нибудь, на ваше усмотрение. – Да вы кавалер хоть куда, – молодая женщина как-то невесело усмехнулась. – Вот только, право, все это зря. Я замужем, если вы изволили это заметить, поэтому, что бы вы себе там ни придумали на мой счет, забудьте! – Уже забыл, – улыбнулся в свою очередь я. – Вас куда-нибудь подвезти, Екатерина Михайловна? Или мне уже пора с вами прощаться? Молодая женщина какое-то время молчала, что-то прикидывая в уме, а потом сказала: – Хорошо. Мне надо подъехать в одно место. Там я выйду. – Едемте, – я подвел ее к пролетке, помог сесть, потом уселся сам. Катя назвала нужный ей адрес, и мы поехали. – Как ваше дело? Все удачно сложилось? – спросила она. – Лучше не бывает. Я даже не ожидал. Наверно, встреча с вами и вашей сестрой принесла мне удачу, – увидев, как она нахмурилась, я объяснил: – Это была лишь грубая шутка, сударыня. Мы, часовщики, мастера не только по часам, но и по шуткам. Правда, у нас они не всегда получаются, но мы стараемся. А как ваши дела? – Не особенно… но мы стараемся, – она искусственно улыбнулась краешками губ, но в глазах стояла печаль. – У вас все будет хорошо. Время… – попытался я ее успокоить, но неожиданно вызвал ответную реакцию. – Что вы можете знать о большом человеческом горе?! Занимаетесь своими часами, вот ими и занимайтесь! Не смейте лезть ко мне со своими успокоениями! – Все, молчу и больше вас не потревожу, Екатерина Михайловна. Следующие десять минут мы ехали в полном молчании. Пролетка остановилась. Я быстро вылез, потом подал руку и помог Долматовой выйти. – Всего вам хорошего, Екатерина Михайловна. – Извините меня. Я сорвалась… Не должна была вам этого говорить. До свидания. Коротко кивнул головой, что означало: я принял ее извинения, после чего запрыгнул в пролетку. Обиды не было, нечто подобное я и подозревал, когда реально обдумывал будущую встречу с молодой женщиной, правда, в несколько иной интерпретации. У Кати были серьезные проблемы, как я подозревал, они касались ее мужа, а скорее всего, отца и мать, так как она приехала сюда с младшей сестрой. – Поехали! Я не оборачивался, а если бы все же повернулся, то успел бы заметить, как Катя зашла в ломбард. Квартира старого еврея располагалась над его лавкой. Район, где жил старик, был не в центре, но и не окраине города. Судя по домам, по их ухоженности, здесь жили не слишком богатые, но при этом их можно было назвать «зажиточными людьми». Увидев вывеску «Трактир» напротив антикварной лавки старого еврея, я решил за ней понаблюдать, а заодно пообедать. Сел у окна и заказал подбежавшему половому селянку по-домашнему, пирожки с мясом и квас. «Хотя кто его знает, кто сейчас здесь живет. Может, и в лавке сменился хозяин. Время нынче такое… сумасшедшее», – подумал я, наблюдая за улицей и лавкой антиквара через окно трактира, неторопливо хлебая селянку. Спустя какое-то время мое внимание привлек паренек лет пятнадцати, в чистой рубашке, серых брюках и ботинках. Можно было подумать, что мальчишка стоит и ждет своих приятелей, вот только кепка-восьмиклинка, папироса в руке и настороженный, словно шарящий по сторонам взгляд говорили о том, что это шпаненок мелкой уголовной масти. Следом пришла мысль, что это карманник на промысле, но вскоре стало очевидным, что того не интересовали карманы идущих по улице людей, так как его взгляд постоянно возвращался к двери лавки. За полчаса, что я обедал, приходил только один мужчина в поношенном вицмундире со свертком под мышкой, но уже спустя десять минут вышел с кислой физиономией и тем же свертком. «Неужели кто-то собрался грабить лавку?» – только подумал я, как на улице появился лениво шагающий долговязый мужчина, одетый в красноармейскую гимнастерку и галифе не первого срока носки. В руке он держал пакет, завязанный бечевой. На него я обратил внимание только потому, что, как только паренек его заметил, то сразу отлип от стены и подобрался, словно солдат при виде командира. Мужчина среднего роста, плечистый, волосы темные, обильно тронутые сединой. Ничего особенного, только нос сломан. Перебросившись несколькими фразами с мальчишкой, он оглянулся по сторонам и, сдвинув кепку на лоб, несколько раз потер рукой шею. «Сигнал подал. Грохнут нашего старичка. Ей-ей, грохнут. А кому мы тогда вещички спихнем?» С десяток секунд ушло на обыгрывание ситуации, при ее удачной реализации у меня появлялось два плюса. Спасение старичка и его благодарность. Я подозвал полового, расплатился и вышел на улицу. Бандит только начал движение к лавке, как стоявшая до этого пролетка с пассажиром отошла от тротуара и медленно поехала в том же направлении. «Мальчишка наблюдает, двое налетчиков заходят, грабят, потом выскакивают и прыгают в пролетку. Классика жанра…» – с этими мыслями я быстрым шагом, почти бегом, направился к лавке. Главарь вошел первым, следом за ним заходит выскочивший из пролетки второй бандит, который по их плану должен был на замок закрыть дверь, но тут к пролетке подбегаю я и громко кричу: – Извозчик! Быстро! Как я и рассчитывал, на подбегающего мужчину бандиты среагировали как на опасность. Бандит, сидевший на облучке, рябой парень, быстро засунул руку под пиджак, а налетчик, собиравшийся закрыть дверь, резко тряхнул правой рукой, и из-под широкого рукава рубашки выскользнула короткая дубинка. Для обычного глаза такое движение прошло бы незаметно, но не для моего профессионального взгляда. С другой стороны, мой крик в какой-то мере успокоил налетчиков и дал мне добраться до двери, пока ее не закрыли. Бандит, изображавший извозчика, начал было говорить, что ждет клиента, но тут же замолчал, когда я с силой рванул ручку двери. Не ожидавший этого рывка налетчик, закрывавший дверь с той стороны, пошатнулся, но уже в следующую секунду взвыл и упал на спину, получив сильный удар кольтом по носу. Быстро шагнув через порог, я сразу взял на прицел главаря, который, стоя у прилавка, только начал разворачивать свой сверток. Он сразу замер под дулом кольта, а я тем временем защелкнул замок входной двери. Сквозь стеклянную дверь было видно, что рябой так и сидит на облучке, в полной растерянности. Я помахал ему рукой через стекло, а он, окончательно сбитый с толку, в ответ только вытаращил на меня полные растерянности и удивления глаза. Только теперь я бросил взгляд на стоящего за прилавком хозяина лавки. Старик Абрам, описанный Воскобойниковым, был стопроцентным евреем, но при этом выглядел очень даже неплохо для своих лет. Лысина, окруженная венчиком кучерявых волос, прикрытая ермолкой, крючковатый нос, на котором сидели очки, оценивающий взгляд прожженного торговца, и что самое странное, в его глазах не было страха. – Руки убрал от пакета, – спокойно сказал я главарю, стоявшему у стойки. – А теперь пошли вон отсюда! Растерянность у бандита уже прошла, но при этом он без малейшего промедления сделал то, что ему было приказано. Звериное чутье опытного уголовника подсказало ему, что перед ним стоит хищник сильнее его. Когда за витриной простучали лошадиные копыта, я огляделся и сказал: – Какие красивые вещи у вас в лавке, Абрам Моисеевич! Прямо глаз радуют. Вот чего я не ожидал, так это хлопанья в ладоши и ехидного до предела голоса хозяина лавки: – Браво! Отлично поставленный спектакль! Браво! Подобный вариант я никак не мог просчитать заранее и поэтому растерянно уставился на старика. Тот, похоже, оказался неплохим психологом и уже удивленно уставился на меня: – Так… вы… не с ними? Как-то даже странно… – Вы поставили меня вровень с этими базарными сявками? Столько лет на свете прожили, Абрам Моисеевич, а разбираться в людях так и не научились. Ай-яй-яй!