– Извините великодушно старика. Черт попутал, – он прищурил глаза, с минуту пристально вглядывался в меня, потом сказал: – Не полицейский и в жандармах не служили. Значит, бывший офицер. Войну прошли. Лицо равнодушное, а глаза холодные. Вот только непонятно, где служили. Уж больно вы прытки и сноровисты. – Какая разница. Поговорить надо. – Можно и поговорить, – усмехнулся старый еврей. – Только для начала мне хотелось бы знать, кто направил вас ко мне? – Извините, но не могу сказать. Слово дал. – Почему-то я так и подумал. Так какое дело привело вас ко мне? Я вытащил из кармана с десяток монет, которые взял из коллекции, и разложил их на прилавке. Стоило хозяину лавки их увидеть, как его глаза сразу загорелись. Нащупав и достав из-под прилавка лупу, хозяин лавки, больше не обращая на меня внимания, стал изучать древние монеты. Прошло минут пять, когда я уже хотел напомнить о себе, как вдруг прозвучал дверной колокольчик, и мы с антикваром мгновенно подняли головы, чтобы увидеть на пороге открывшейся двери молодую женщину. Это была… Катя. Увидев меня, она на секунду замерла в растерянности, но затем прошла вперед и остановилась в шаге от меня. Не успел старик Абрам открыть рот, как я сказал: – А еще говорят, что Москва большой город. – Вот уж никак не ожидала вас когда-нибудь снова увидеть, – оправившись от растерянности, несколько резко ответила мне Катя. – В свое оправдание могу сказать, что слово свое держу и вас не преследую. Скорее уж вы меня. Молодая женщина отвечать мне не стала, а перевела взгляд на антиквара: – Здравствуйте. Мне посоветовали обратиться к вам. – Здравствуйте, сударыня. Могу я узнать, кто вам дал подобный совет? – Хозяин ломбарда на Никитинской улице. Семен Кувардин. – Ах, Сема! Как же, знаю-знаю. Так чем я могу вам помочь, сударыня? – поинтересовался Абрам Моисеевич. – Вы не могли бы оценить… – тут она достала из сумочки футляр, обшитый черным бархатом, и положила его на прилавок, – вот это. – Одну минуточку, милостивая сударыня, и я вами займусь, – хозяин лавки повернулся ко мне. – Мне интересно ваше предложение, молодой человек, поэтому прошу вас, посидите какое-то время вон в том кресле. Медленно, по одной, я собрал с прилавка монеты, ссыпал их в карман и пошел в глубину магазина, к креслу, стоявшему среди остальной антикварной мебели. Разглядывая старинные вещицы, время от времени я бросал взгляды на точеную фигурку женщины. В чем заключается ее горе, мне было неизвестно, но то, что она отчаянно нуждается в деньгах, было очевидно. Я мог себе в этом признаться: она мне нравилась и как женщина, и как сильный духом человек. – Этого мало! – неожиданно донесся до меня ее вскрик. – Это только половина суммы настоящей стоимости! – Вам никто больше не даст, сударыня! Время не то! – вслед за ней повысил голос старый еврей. Ответом стало громкое всхлипывание. Катя поднесла платок к глазам. Я поднялся с кресла, подошел к прилавку. Старик переминался с ноги на ногу за своим прилавком, приговаривая: – Не надо, голубушка. Не надо плакать. Слегка обняв молодую женщину за плечи, я осторожно притянул ее к себе, и она словно ожидала этого, прильнула к моей груди, не отрывая рук от своего заплаканного лица. – Не надо, хорошая моя, плакать. Все будет хорошо. Обещаю. Все будет хорошо, – тихо приговаривал я, одновременно гладя ее по спине рукой. Спустя несколько минут, когда она перестала вздрагивать, а всхлипы почти прекратились, я отстранил Катю от себя, потом достал из кармана сухой носовой платок. – Успокоились? Вот и хорошо. Возьмите сухой носовой платок, он совершенно чистый, и приведите себя в порядок, а я пока улажу свои дела. И знаете что, вы пока посидите в том кресле. Уверяю вас, оно очень удобное. Молодая женщина растерянно посмотрела на меня, но не стала проявлять свой характер, взяла платок, отошла и села в кресло. Как только она устроилась, я тихо сказал: – Абрам Моисеевич, у меня есть немного таких вещей, как этот гарнитур. При этом я ткнул пальцем в открытый футляр, так и оставшийся лежать на прилавке. – А монеты… Это все, что вы мне можете предложить? – Не волнуйтесь. Там большая коллекция. Даже навскидку – там не менее трехсот монет. – Это коллекция Барницкого? – Понятия не имею. Знаю только одно: у тех господ, у которых я взял эти монеты, нет ни вкуса, ни чести, ни совести, и уж тем более нет каталога со стоимостью коллекции и фамилией владельца. – Даже так? – несколько удивленно посмотрел на меня хозяин лавки. – Приносите. Думаю, мы договоримся. – Договоримся. Хм. Это довольно расплывчато, не правда ли? Мне надо знать прямо сейчас: вы дадите честную цену, или мне не теряя времени, поискать других покупателей? – Я вам дам лучшую цену в этом городе. Никто не даст больше меня. Даю вам свое честное слово. Вас это устраивает? – Мне сказали, что на ваше слово можно положиться. Приду часам к десяти, – сказал я, затем подойдя к сидевшей Кате, подал ей забытый футляр с драгоценностями, затем руку. – Идемте, Екатерина Михайловна. Попрощавшись с хозяином лавки, мы вышли на улицу. – Мне очень стыдно перед вами, – сказал молодая женщина, не успев сделать и десяти шагов. – Простите меня, пожалуйста. Последние дни я словно сама не своя. – Ничего, с кем не бывает. Сколько вам нужно денег? Катя резко покраснела, какое-то время молчала, нервно перебирая пальцами ручки сумочки, потом тихо ответила: – Семьдесят пять тысяч рублей. Двадцать пять тысяч я набрала. – Приличная сумма. Когда нужны? – Завтра. На крайний случай – послезавтра. Причем с самого утра, и никак не позже. – Пятьдесят тысяч я вам железно обещаю, насчет остальной суммы… Тут как получится. – Вы же не часовщик? – Нет. Разрешите представиться. Василий Иванович Чапаевский, – сымпровизировал я, не желая открывать свою настоящую фамилию. – Могла бы догадаться, но я все это время была слишком занята своим горем. Екатерина Михайловна Долматова. – Екатерина Михайловна, теперь давайте сделаем так. Я отвезу вас домой, а завтра мы с вами встретимся. Вот только когда? – я задумался, глядя на посветлевшее лицо молодой женщины, которая избавилась от груза забот, перевалив их на мужские плечи. – Хм. Не знаю, поэтому сделаем так: ждите меня дома. На следующее утро я приехал с Воскобойниковым к лавке старого антиквара. Про встречу с Катей я ему рассказывать не стал, так как его это не касалось. Приехали за час до назначенного времени. Сели в трактире, сделали заказ и стали наблюдать за улицей и лавкой антиквара. Мы видели, как приехал старик, рассчитался и отпустил извозчика. Открыл магазин, вошел. – Интересно, куда это наш старый еврей прямо с утра ездил? Вопрос был чисто риторический, поэтому я пропустил его мимо ушей. Еще спустя полчаса, в назначенное время, я вошел в лавку с двумя раздувшимися саквояжами в руках. Иван Николаевич остался на улице страховать меня. Закрыв дверь, поздоровался с хозяином лавки и сразу спросил: – Дверь на замок? – Обязательно, – последовал ответ. – И табличку повесьте, чтобы не беспокоили. Дело у нас серьезное, а значит, не терпит никакой спешки. За прилавком у него было помещение наподобие склада, как мне объяснил хозяин, и кабинет, где он вел бухгалтерию и лежали документы. Абрам Моисеевич привел меня в свой кабинет, сел за письменный стол, отодвинув в сторону папки с бумагами, после чего я стал выкладывать перед ним то, что мы отобрали с Воскобойниковым. Одни предметы антиквар осматривал так, на глазок, для других использовал лупу, искал клейма и пробы. Особенно внимательно он отнесся к монетам, но, к моему удивлению, не стал высыпать их все, а только достал из каждого мешочка по десятку монет и какое-то время внимательно их исследовал, потом поднял голову и спросил: – Монеты здесь все? – Все, что у меня были. Какое-то время хозяин кабинета думал, шевеля губами и глядя куда-то в пространство, потом словно очнулся, посмотрел на меня и медленно, словно взвешивая каждое свое слово, сказал: – Я дам четыреста… шестьдесят тысяч… за все. – Мало. Меня предупредили, что вы имеете привычку в самом начале торгов сбивать цену на двадцать – двадцать пять процентов. К тому же хотелось бы спросить: у вас, у евреев, совсем не осталось чувства благодарности? Что ни говори, а я вам вчера помог. Антиквар сначала закатил глаза, потом почмокал, пожевал губами и только затем произнес: – Ладно. Пятьсот двадцать тысяч. Но это окончательная цена, больше не подвинусь ни на одну копейку. – Хорошо. Нужны золотые царские десятки, американские доллары или английские фунты и триста тысяч рублей. – М-м-м. Рубли у меня есть прямо сейчас. С остальным будем сейчас разбираться. Садитесь, молодой человек, в ногах правды нет. Спустя час я вышел из лавки уже с одним саквояжем и с одним неожиданным и интересным предложением от антиквара. Стоило мне завернуть за угол, как меня догнал Воскобойников. Узнав цену, укоризненно покачал головой, но при этом вид у него был довольный. Взяв извозчика, мы отвезли деньги к Воскобойникову домой, где я отдал ему двести тысяч рублей и остальную его долю в валюте. Взяв деньги для Кати, я поймал любопытный взгляд бывшего агента. – Когда ждать? – Не знаю, но приду, скорее всего, скоро. Не успел извозчик натянуть вожжи, останавливая лошадь, как двери особняка распахнулись, и из дома выбежала Катя. Я только успел сказать извозчику: «Подожди», – как молодая женщина подбежала ко мне. На ее красивом лице отразились сразу волнение и надежда. – Здравствуйте, Екатерина Михайловна. Не волнуйтесь, я принес нужную вам сумму. Держите.