— Что именно? — уточняю я. — Дать себя обмануть. P. S. Теперь, когда прошло время, я могу сказать, что рада всему случившемуся и неслучившемуся между нами. Мы с Юлей стали хорошими подругами — я дорожу этим. Мне жаль, но иногда нельзя сблизиться с кем-то, не причинив боль никому другому — и в этом случае никакого выбора передо мной не стоит. Пошла ли бы я с ним дальше, если бы он меня позвал, — мы не узнаем. Руслан бывает в Казани, но мы никогда больше не виделись. Изредка он отвечает на письма, и я всегда рада любым новостям от него. Для меня он по-настоящему особенный человек, думаю, как и для каждого, кому он открылся. Я благодарна, что эта встреча произошла: во-первых потому, что это подарило мне Юлю, во-вторых — потому, что я всегда (всегда) улыбаюсь, думая о нём. Я пишу это, а из колонки звучит David Bowie: This is major Tom to ground control, I’m stepping through the door And I’m floating in a most peculiar way And the stars look very different today For here am I sitting in a tin can far above the world �Planet Earth is blue and there’s nothing I can do. 50. Спрашиваю Лео, что он хочет на завтрак. – Всё, что приготовишь. Потом вспоминает что-то и добавляет: – Но не гвозди. Отвечаю: – Жаль, ведь я хотела сегодня приготовить гвозди. – Тогда, – говорит, – много. 51. Лео: временные отношения Он меня встретил и сразу обнял. Мы шагали вдоль Шпрее. Я спросила: «Ты почему один?» «Я, – говорит, – дурак. А ты почему одна?» – «Потому что ты дурак». Ему понравилось это, он хохотал. Он вообще веселый, легкий, все эмоции на лице. Лицо бородатое, простое и слишком красивое, неподходящее. Человек этот должен был быть в справедливом мире грубее, неотесаннее даже на вид, но нет — подарила природа такое лицо — не насмотреться (защита или оружие, как у всех зверей). Сейчас зима. Я снова в Берлине. Это город, где я встретила и потеряла Лео. Мы познакомились прошлым летом, 1 августа. Он ехал, я собиралась на свидание с ним. Одежды не было (да и нет) у меня особенно никакой: белые рубашки, лосины и одинаковые черные платья. Сообщение: «Y a t y t». Я как раз готова, оделась — мне не нравится. Как говорит Таня, разглядывая себя в зеркало: «Хочу что-то изменить… Что-то изменить… — и восклицает: — Лицо! Хочу себе довольное лицо!» Я сняла платье, взяла ножницы и обрезала всю длину — укоротила под мини. Теперь годится: вижу в зеркало свое довольное лицо. В августе мне вообще казалось, что он красив, как Бог. Сейчас-то я умею смотреть на него через все свои переживания, и это делает (спасибо управляющему видением) его чуть менее привлекательным. Он эстонец, ему 38, перегоняет лодки и строит дома. Он говорит на немецком, английском, эстонском и русском. Выглядит, как все мои бородатые модные друзья, но нет — он человек вообще другого поколения и даже круга, других привычек — всех, включая пищевые (кто тут еще ест стейки на завтрак — привет). Лео сразу сказал мне, что не хочет семью. Что вообще не уверен, что ему нужны сейчас отношения. — Сколько ты будешь в Германии? — У меня осталось визы на месяц. — Месяц? Давай проживем его вместе. Ну и что? У меня месяц. А у кого больше? Откуда ты знаешь, что впереди целая жизнь? Завтра (или через сорок лет) человек, которого ты любишь, выйдет за кофе/на работу/в зал — и уйдет навсегда. Но если бы ты знала, сколько времени точно вам отведено? Как бы ты жила: будто у вас полчаса — или целая жизнь? Я начала писать эту книгу с главы об этом — помнишь? «У вас полчаса». Конечно, я к нему переехала. Это было просто, он сказал: «Возьми с собой все свои вещи». Я взяла. Мы вели общий быт, путешествовали (в Потсдам и в Польшу, за город и в пригород), гуляли, смотрели кино, проводили время с его друзьями и семьей. Я примеряла на себя роль его жены, каждый день. Я соединилась с этой ролью, нашла себя в ней. Он был радостным и благодарным за такие простые, обыкновенные вещи, как приготовленный завтрак (каждое утро) и ужин (каждый вечер), цветы на балконе и в окнах, другая скатерть, другая посуда, интерес к его жизни, внимательность к его настроению, планам, близким. Я повлияла на его дом, ему понравилось это. Он всегда хвалил еду, меня смешило это. Я везде была с ним, мы всё делали вместе, никогда не спорили — всегда договаривались. Я уже написала об этом в главе «Непоследнее свидание» (рассказ один). Мы расстались некрасиво, неправильно. Формально всё было ок: мы простились, я не устраивала сцен. Но он уезжал на пару дней раньше срока в Эстонию и не оставил мне ключи. Я обиделась. Мне было больно не просто по-человечески — по-женски. Ерунда, казалось бы, но как это отрезвляет сразу, как это сбивает с тебя золотую пыль романтика, сдувает флер. Когда разочаровываешься, воздух становится таким прозрачным, предметы резкими. Я улетела в Киев, потом в Тель-Авив, потом в Стамбул. Лео вернулся в Берлин — меня нет. Сообщение: «d o m p u s t a y a k o r o b k a». Сообщение: «e m s o l y a n k y v c a f e n a d o r o g e — v o d a». Сообщение: «t y i s p o r t i l a m n e j i z n — y a n e m o g u t e b y a z a b y t». Сообщение: «y a u p a l s m o t o». Сообщение: «t y v s e n a s h l a v e r n i s». Мы расстались с Лео три дня назад — 16 января 2017 года, в Берлине. Сразу, как только он вернулся из Латвии, с трассы прямо приехал, и я вышла к нему. Он меня встретил и сразу обнял. Мы сидели в китайском ресторане, он хотел объясниться, я видела, что он не может, что ему трудно найти слова, но просто молчала, ждала. Он брал в руки и трогал чехол телефона, он двигал стеклянную столешницу по столу, он нервничал — я продолжала молчать. Он сказал: — Я не могу говорить с тобой, я хочу кричать на тебя — я очень на тебя зол, я тебя проклинал, я о тебе мечтал, я хотел забыть тебя, но не смог. Я не могу ни с кем встречаться, я не хочу ни с кем спать. Я есть не могу — невкусно всё, полгода невкусно всё каждый день. Я хочу с тобой жить. Что тебе нужно? Чего ты хочешь? Я поняла, что если я отвечу сейчас: «Я хочу замуж», он скажет: «Замуж так замуж». Я поняла, что вот оно всё как возможно — передо мной сидит человек. На нем зимняя одежда, и это так здорово — видеть его в зимней одежде. Я думала: так здорово ехать с ним в машине сейчас рядом и петь. Так здорово в супермаркете катить вместе тележку, выбирать овощи и мясо, снова готовить ему ужин, так просто и хорошо взять его за руку — так привычно и ясно, как будто я делала это всегда, как будто я вообще — для этого, чтобы он сидел вот так за столом, ел и хвалил еду и был счастлив. И он ел, и хвалил, и был. И я думала: какие же вы все счастливые дураки, парные люди. Какие вы счастливые и не понимаете, как это здорово, как это тепло спать в обнимку, вместе встречать новое время года, видеть друг друга сначала в летней, а потом — в зимней одежде. Я сказала: — Я не уверена, что мне нужны сейчас отношения. Я произнесла это и поняла сразу, я поняла, что это значит и что это значило в июле, когда он сказал это мне, и что это значит каждый раз, когда люди говорят это. Это значит всего лишь: «Я тебя не люблю». 52. Я как-то осенью так сильно расстроилась (некоторые видели). И сделать ничего в той ситуации я не могла (ну, уже случились события, расстроившие меня), поэтому я разозлилась. Злость (я не знаю, как в вашей) в моей цепочке реакций идет после отчаяния, так что давно такого со мной не было — может быть, даже никогда. Не в бытовом смысле, конечно, а содержательно. Я не помню себя действительно злой, наверно, с самого подросткового возраста, когда заболел очень близкий мне человек и тоже казалось, что сделать теперь ничего нельзя.