Я хочу сказать огромное спасибо всем, кто читает и поддерживает меня. Я почему-то думаю, что другие люди понимают, что это не игра, не развлечение, а важный и сложный, хоть и увлекательный эксперимент, в сердце которого — мой глубинный, искренний, личный интерес, а снаружи — понятная, простая форма (вот эта — с описанием встреч и расставаний — 147 моих свиданий). Вообще-то никто из вас не обязан меня понимать, но если вдруг это всё же случается — то это подарок. Это были промежуточные итоги моего проекта. Спасибо. 42. Юля, прилетевшая ко мне на свидание следом за своим бывшим мужчиной (всем нашим привет), сегодня улетела из Стамбула. Никогда не догадаетесь, что мы сказали друг другу на прощание. Мы сказали друг другу: «До завтра». 43. Берегите любовь Мы могли бы быть близкими. Я имею в виду, мы всё еще можем. В Шереметьеве парень с круглым смеющимся лицом, одетый в модный длинный (в пол) пуховик защитного цвета, джинсы и красные кеды, шагает вальяжно к зоне паспортного контроля. Он говорит урча, почти примяукивая, в телефон: — Крррошка, а ведь я уже так близко! Мы переглядываемся с Вовкой, заехавшим выпить со мной кофе в шесть утра в аэропорт (у меня пересадка), и прыскаем со смеху. По-доброму — это классно, это так классно, что ты так близко, чувак. Парень рыжий, и он выглядит очень счастливым. В очереди на досмотр я стою за ним. Я думаю, если бы это был мой парень, я бы прямо сейчас запрыгнула на него и обняла ногами. *** В самолете Москва - Казань на месте 10D — аккуратно подстриженный мужчина с добрым, мягким, спокойным лицом. Он в теле, но статен, лысеет, но еще молод (может быть, 35), одет в хороший костюм. Он встает и улыбается, пропуская меня к окну. У меня в руках ноутбук, телефон, косметичка, шарф, рюкзак, голова белой женщины (путешествует со мной). Всё это мне очень нужно в моем полете (час в небе, столько дел). Пробираясь к 10 F, я роняю все эти предметы по очереди каждый, он по очереди их поднимает. Я краснею, он смеется. Между нами садится долговязый парень лет одиннадцати — в сером спортивном костюме и очках в бирюзовой оправе. Рост у него уже юношеский, а лицо еще детское: теплый румянец, длинные ресницы. Он уверенно чувствует себя среди двух незнакомых взрослых, без смущения. Вежливо и спокойно, он обращается к нам на Вы, и я к нему тоже. На взлете он видит, что я использую телефон, и отмечает просьбу бортпроводника перевести мобильные устройства в авиарежим. Я благодарю его. В иллюминатор вливается розовый солнечный свет — это солнце встает, и наш самолет взлетает над заснеженным городом. Я снимаю селфи в этом свете и замечаю, оглядываясь, что мои попутчики спят. Солнечный свет слепит им лица, я опускаю шторку иллюминатора: теперь порядок. Я смотрю на них — они могли бы быть моей семьей. Я отправляю селфи подруге: «Я, мой муж и наш сын, летим в самолете. Шутка!» Мне становится неловко, а потом сразу — больно. Мужчина просыпается, ему приносят утреннюю газету и нам — кофе. Мальчик ворочается во сне, раскидывается и кладет затылок мне на плечо. Я жестом прошу бортпроводника не будить его. 44. Отдай мой айфон Всё было классно, а потом (в нашу последнюю ночь в Стамбуле) Глеб спрятал айфон (мой айфон). Я хожу по квартире, открываю ящики старого комода, трогаю кресла, приподнимаю книги и ковры. Часов нет, так что на вопрос «Где айфон?» никто не отвечает — и Глеб тоже. Мы редко видимся. Утром ему лететь в Рим. Глеб возлежит на диване в позе искушенного турецкого бея в хамаме. Кажется, у него выросли и почернели усы. Он говорит: «Холодно. Теплее. Холодно». Я — освобожденная женщина Востока (взрослая, независимая), и мне не нравится, когда нарушают мою волю. Я не хочу играть по правилам, придуманным не мной (зачеркнуто), которые я не принимала. Я попросила один раз: «Отдай мой айфон». Глеб ответил: «Холодно». Я сделал шаг к нему, он сказал: «Теплее». Еще шаг: «Теплее». Я посмотрела на него внимательно. — Что будем делать? — Пойдем гулять, без айфонов, — сказал он, и мы пошли. Зная Глеба, можно предположить: айфон я не увижу уже никогда (завтра купит новый). ВЫБРОСИЛ В ОКНО, например. Утопил в унитазе. Когда принимаешь кого-то, учитывай его не только с удобной тебе стороны, но и с разными выпуклостями (ха-ха), особенностями. Например, если он вантуз на плазму в съемной квартире прикрепил и включил телик, чтобы было смешнее смотреть новости, открыл хозяйское вино и через воронку наливает его в рот, в шлеме от мотоцикла танцует вечером возле окна приватный танец, будто он в будке для стриптиза, то это мой друг Глеб, и я люблю его, ну. Час назад мы говорили о том, что такое быть взрослым. Два — об ответственности и доверии, три — о боли, четыре — о детстве, пять часов назад мы встретились, и на нас с неба пролился божественный свет. Завтра наступит утро, он всё починит, бегая по квартире очень быстро, потому что кто-то уже звонит в дверь. ))))))))) Мы идем по ночному городу мимо российского посольства, ищем бар, едим шаурму: Глеб, я, Юля, которой вообще в эти дни «досталось» нашего образа жизни. Холодно, ветер, мы (я) завернуты в тряпки, как цыгане, — мы гуляем без айфонов. — Что будешь делать, — спрашивает он, — если завтра тебе отключат соцсети? (на секунду я верю, что он завтра отключит мне соцсети (КАААК)). — Стану проституткой. — Ну? — Не терплю сослагательных наклонений: жизнь и так слишком разнообразна, чтобы о ней фантазировать. Я НЕ ЗНАЮ. — НУ?! ПОДУМАЙ! В баре шумно, и, чтобы слышать себя и друг друга, мы говорим ТАК ГРОМКО, МЫ КРИЧИМ ДРУГ НА ДРУГА. Юля смотрит на нас большими красивыми глазами. Я говорю ей: — Извини — настроение дерьмовое! Хочешь выпить? И ему: — Я бы продолжила. — ? — Я бы продолжила писать. — Нет соцсетей, РАДМИЛА! — А КНИГИ ЕСТЬ?! — Есть. — Я бы делала то же самое, — киваю я. — Без ебаных лайков? Без обратной связи?! То же самое? — То же самое. Теперь отдай мой айфон. Глеб кричит на меня: — ТЫ ЧТО, НЕ ПОНИМАЕШЬ, ЧТО ТЫ ЖИВЕШЬ ТАМ?! Ну? — Ты ошибаешься! Я живу здесь, а там я об этом рассказываю, живым, — кричу я, — ЖИВЫМ ЛЮДЯМ! Это — не моя жизнь, а всего лишь способ передавать — как драконы, папирус, лошади, голуби, телеграф, телефон, интернет. Он настойчивый — к четырем часам утра он уводит меня фантазировать в жизнь, в которой нет соцсетей, а потом — в жизнь, где налажен обмен мыслями, а потом еще в восемь жизней (было девять, но однажды Барсик уже падал в окно). Нам приносят коктейль, и коктейль, и еще коктейль, а потом счет, снова счет, и потом снова — счет. Платеж, говорят, не проходит. Мы все точно знаем: этого не может быть. — А вот был бы у тебя с собой айфон, — говорю, — ты бы видел, прошел ли платеж! Шутка тупая, но мы смеемся, волочимся с барменом к банкомату. Снимая деньги, Глеб весело говорит: — Мы закроем ваш бар к утру, если вы пытаетесь нас обмануть. Наступает утро. Юля ходит по комнате. Глеб говорит: «Холодно. Теплее. Теплее». Она входит в его спальню. «Горячо». Через час Глеб улетел, через пять улетела Юля, а ночью — я. Сегодня проснулась в другой стране — айфон не работает. Я трясла его, меняла симку, старалась выключить, включала в сеть, молилась — ничего. Я ходила по комнате, я играла с котом. Я надела куртку и шапку, вышла на улицу и иду. С неба сыплется снег и потом под ногами хрустит, и воздух тоже хрустит, и мои ресницы покрылись инеем. В совершенно пустом заснеженном городе я стою на дороге. Я хлопаю себя по карману, чтобы найти айфон, — мне хочется сделать фото. Мне хочется показать его всем, чтобы все поставили лайк. Чтобы Глеб поставил лайк, и Юля поставила лайк, и ты, и ты, и ты. Это не моя жизнь, я просто продолжаю о ней писать. А соцсети только способ передавать — как драконы, папирус, лошади, голуби, телеграф, телефон, интернет. Поживу без телефона пару недель. «Холодно. Теплее. Теплее. Горячо».