— Может быть, это уже есть в тебе. Или во мне. Ну вдруг. 94. Ревность: бывшие Что с нами не так? Почему это больно? Почему не хватает душевной мощности уважать право другого самому распоряжаться своим вниманием, временем, чувствами, телом? Кто вообще сказал, что второй тебе хоть сколько-нибудь принадлежит, а не только выбрал сегодня идти с тобой рядом (и выбран для того же тобой)? Это глава о том, как мой бывший муж Иван (привет) поддерживал отдельные отношения со своей бывшей девушкой Машей (привет), и ещё несколько незамысловатых жизненных ситуаций, распиливших мне сердце на куски — а также наши взаимные (нет) попытки выйти из девятого круга ада под названием «РЕВНОСТЬ К БЫВШИМ». Один из самых страшных моих снов (передаю привет своему психотерапевту) в отношениях выглядел так: при мне мой партнер и другая женщина (чаще всего знакомая мне) начинают смотреть друг на друга и общаться друг с другом так, что я понимаю: они соединяются, я отсоединяюсь. Во сне я всегда делаю попытку остановить это. Чаще всего я просто прошу об этом открыто. Чаще всего я говорю об этом так: — Пожалуйста, не надо. Мне очень больно. Пожалуйста. Во сне они надо мной смеются, они начинают вместе высмеивать этот мой страх, и в этом они тоже соединяются, а я отсоединяюсь. Во сне их притяжение важнее, значимее моей боли. Это мой кошмар. Просто для понимания: в реальной жизни это случилось со мной только один раз. Это был уже даже не мой партнер (бывший партнер и моя близкая подруга). «Расскажи мне о своих бывших девушках», — попросила я. Он ответил: «Не было у меня никаких других девушек, только ты». Это вранье, ведь у последней я его увела (это фееричная история — помнишь?), но Максим повторял это так часто, пока оно не стало правдой — и я отстала. Он никогда не давал мне повода для ревности. Только однажды сказал, что Шарлиз Терон охуенная. Я уточнила, осознает ли он, что находится в радиусе удара сумочкой по голове. Он тут же осознал. С Максимом в моей памяти сложно тягаться: он непобедим, как всякое воспоминание о первой любви. Более непобедимым он мог бы стать, только если бы умер (давно его, кстати, не слышала). Это первый парень, с которым я жила (три года в Петербурге, 2005-2008), от которого я узнала, что это значит — когда тебя любят. Однажды написал СМС: — Я женюсь. — Ого! — отвечаю. — Ну и новости! И молчал! Прятал от меня! Скорее нас представь друг другу! Какая она? Чем занимается? Где и когда познакомились? — Даша, блондинка метр восемьдесят, очень хорошая, работает с детьми. 15 минут назад, в ресторане. Потом Максим ошибся (может быть, или нет — это ты реши). Сказал ей: — В моей жизни важных женщин до тебя было две — мама и Радмила. Заметь: ей, в отличие от меня, он сказал правду, хотел доверять. Но мы же бабы. Телки. Дуры же мы: знакомиться со мной она отказалась. Я говорила: «Ну почему же, почему ты ей не сказал, что я друган-братан?». Но дело было уже труба. Она ревновала, мы стали видеться реже, потом реже общаться. Мне очень жаль, что я не смогла стать другом этой семьи, что они не взяли меня с собой в свое настоящее — ведь в моем прошлом он тоже один из самых значимых мужчин. Своей маме я писала о нем в бумажном письме из Петербурга: «Мама, я проваливаюсь ему в зрачок». В январе 2008-го я его бросила и для закрепления результата тем же вечером уехала на поезде в Москву. Почему бросила? Денег не зарабатывал (в 21 год, так-то). С практической точки зрения, это лучшее, что я для него сделала: с тех пор его целью стало доказать мне, как я ошиблась. Он работал на износ и износил сердце, например (теперь нужно новое). В прошлом году звонила денег занять (на квартиру полмиллиона не хватало), ответил: — Понимаешь, Рада. Я вчера купил завод. ••• Я ревновала своего бывшего мужа Ваню к его бывшей девушке Маше. Он говорил: — Она важный для меня человек. Я отвечала: — Прекрасно. Пусть приходит к нам в гости, я испеку пирог. Представь нас друг другу, пожалуйста. Но Маша не приходила, Ваня виделся с ней один. Он никак не мог забрать все вещи из той квартиры, где они раньше жили вместе, — такой повод возвращаться. Понадобился блендер — пошел. Понадобился шейкер — пошел. Понадобилось увидеть Машу снова — пошел. У него остались ключи. Никогда не брал трубку, если там (зачем я вообще звонила). Я говорила: — Послушай, но ведь это — прошлое. Раз ты не хочешь его там и оставить (в прошлом), то давай решим, как НАМ встроить Машу в НАШЕ общее настоящее. Но Ваня защищал свое отдельное настоящее, и в их настоящем не было меня, что сразу соединяло их в моей голове и отсоединяло меня. Что помешало мне оставаться открытой к нему? Что помешало мне быть бережной и осторожной, уважительной и доверяющей? Почему мне было это так больно? ••• Кто вообще сказал, что второй мне хоть сколько-нибудь принадлежит, а не только выбрал сегодня идти со мною рядом (и выбран для того же мной). ••• Прости, но еще кое-что важное для хроники: сегодня 9 мая 2017 года. Вчера в Москве выпал снег. Мы с друзьями сложно и глубоко говорили о войне и традициях, о благодарности и боли, об истории и параде. Об оружии, которое выкатывается на Тверскую каждый год для демонстрации нашей российской мощи. Всех, кто хоть раз это видел вблизи, впечатляет, правда. Я тоже животное: меня возбуждает сила. Но это — оружие. Оно создано, чтобы убивать людей. Чтобы убивать людей. 7 мая мы ехали по земляной дороге вдоль реки. Было так красиво, мы открыли окна. За рекой лес, за лесом — поле. — Немцы — наши враги, — сказал с заднего сиденья маленький сын моего друга. — Нет, сынок. Они такие же люди, как и мы. — А враги кто? — Враги — те, кто делает плохо другим. — А кто делает плохо другим? — Те, кому не хватило любви. Который час? Сегодня в полночь по Москве мой самолет садится в Берлине. Мне очень жаль, что стольким людям пришлось умереть, чтобы мы жили так, как живем. Спасибо Деду за Победу — ты ведь знаешь, правда, мы не можем этого повторить. Мы не должны. 95. Вот одна девочка Гузель в Казани меня как-то спросила: но ты ведь выдумываешь эти истории? Я удивилась, говорю: разве такое можно выдумать? Я это живу. Ничего нет интереснее жизни. Я записываю происходящее — это моя работа. Доставайте попкорн. *** «Я думаю, он любит меня — и сейчас тоже. Я к нему прилетела первый раз, смотрю: на полках книги — Достоевский, Толстой. Пластинок целая стена — играет на вечеринках. Ну и я маме говорю: “Он очень простой, но книги читает хорошие, и сам добрый, любит сад, сажает цветы, готовит паэлью”. Мама отвечает: “Ну, может, и хорошо, что он простой. У тебя такие все в Москве непростые были, и тебе было непросто”. (Это правда, моя подруга в Москве всегда выбирала себе отменных мудаков, за которыми оставались следы в виде кредитов за “вольво” и вообще. — Р.) А он так ухаживал романтично, у нас очень нежные были отношения. Вот тот случай, когда “на руках носил” — без преувеличения. Я думала, у меня будет здесь хороший круг, понимаешь?.. Я же никогда в маленьком городе не жила, а это даже не Барселона — окрестности. В доме семья часто выкупает весь подъезд. Мы живем через квартал от родителей — это большой шаг к самостоятельности. Но у них есть ключи, и они приходят в любой момент, прикинь. Если ты голая, моешь полы, или йога, или бардак, или всё это вместе — никого не волнует, они скажут “Ола, всё нормально, продолжай” — и просто войдут и станут “помогать” по дому (мне лично кажется милой эта черта. — Р.)) Я раньше думала: это только в кино бывает, когда выходишь белье вешать на балкон, а дома телефон звонит и муж твоей соседки твоему говорит: “Моя жена сказала: твоя вешает белье, а ведь будет дождь!” Им до всего есть дело: кто кому что сказал, как посмотрел, как выглядит, как говорит с ребенком. Меня постоянно обсуждают все — в глаза и за глаза. Я жила между двумя городами, когда узнала, что забеременела. Он говорит: “Делай аборт”. Я ему отвечаю: “Да пошел ты! Тебе 41 год. Ты что, в 50 собираешься заводить детей? Не хочешь, не женись, я останусь в Москве”. Он женился, рожали в Барселоне вместе — 50 часов. Его так перекрыло, он ходил по городу и кричал: “Она такая сильная, моя жена, она такая сильная! Невероятно”. Через три дня его отпустило. У него не очень большая зарплата, но общий счет с отцом. Тут у тех, кому сейчас около 70, высокие пенсии (сейчас таких не дают), и пожилые родители, кроме того что хорошо одеваются и путешествуют, все помогают детям. Он меня спрашивает: — Почему твоя мама нам не помогает? Я так смеялась, думала, это шутка. Потом стала отдавать ему часть денег от аренды квартиры моей в Москве. А у нас тут дом двухэтажный, и на втором — холодно, и он там курит. Так неуютно, я почти не хожу. А он иногда там сидит часами, ну сидит и сидит. Там же библиотека — может, читает человек. В какой-то момент стала замечать, что у него настроение часто меняется. Подумала, может быть, он наркотики там понемногу употребляет. Стала искать — нашла. Поговорили, ухожу и смотрю снова на книги эти. Беру Достоевского с полки, спрашиваю: — Как тебе? Он отвечает: — Да я не читал, это бывшая подруга оставила. (Смеется сама над собой.) Ну и еще футбол этот, они же все постоянно пьют под него пиво. Я сказала ему об этом, он стал считать, сколько пьют его друзья, и говорить, что пьет меньше всех. Но его ведь везет от одной кружки уже, это же алкоголизм. Тут из поколения, кому сейчас под сорок, вообще мало у кого высшее образование есть — было не нужно. Они же пэтэушники все. Раньше он работал, ну и как-то вечера и выходные мы всегда придумывали, что делать. А когда сын родился, ему дали отпуск месяц по уходу (тут мужчинам дают). Так он месяц почти просидел на втором этаже. Периодически он меня спрашивает: “Почему ты не работаешь?” )))) Я учу испанский, чтобы найти работу, но пока сыну чуть больше месяца, я никуда не пойду, конечно. Когда он родился, родные со стороны мужа пришли в гости. Смотрят на ребенка, говорят: — Вот пальцы у него такие... длинные.