— Я слышал, — озабоченно проговорил Елисей. — Оно через окно влетело. — Что? Кто? — Не видел. Говорю же, слышал только. — Там же кабошоны! Артефакты там, от взломщиков! — Вот именно. И меня очень интересует, кто к нам наведался. А второй вопрос: едрит вашу навь, Беляна Иннокентьевна, вы хоть пару часов без происшествий можете? Только прилег, а тут… — Куда прилег? Ты как вообще в лавке оказался? — Пришел. Мне тревожно стало, я и вернулся. Хотел вздремнуть в уголке, но… — Елисеюшка, — промурлыкала я, прижимаясь к теплому ведьмацкому боку, — я так рада тебя видеть! Ты опять почувствовал, что я в опасности! Пойдем вместе посмотрим, кто там храпит. Дверь на улицу с грохотом отворилась. Колокольчик протестующе взвизгнул и захрипел. — Беляна! Беляна, ты где?! Что происходит! Эй вы, отродье, сдавайтесь! Я тут не один! За мной братья идут! — Хмурый! — позвала я. — Мы здесь. К нам что-то влетело. И оно тут… спит. Но «оно» уже не спало, а сидело на полу за прилавком, опустив на коленки пухлые ручки и распространяя вокруг неаппетитные алкогольные «ароматы». Трансформированные глаза Еси и магический фонарь Хмурого осветили… пухленькую даму. Дамочку. Особу весьма маленького роста (не выше дворфа) и весьма нарядно одетую: в воздушную тунику с бахромой, блестящие чулки и круглую шапочку, расшитую бисером. На ногах у дамочки были лаковые туфельки на каблуке рюмочкой. А на шее — боа. Напоминала поздняя гостья звезду кафе-шантана. Очень пьяную звезду, что вполне соответствовало образу. Глаза у дамы были закрыты, а рот полуоткрыт. Она похрапывала и причмокивала, ссутулившись и продолжая спать сидя. — Кто это? — шепотом спросила я. — Прекрасное виденье, — с восхищением в голосе пробормотал Хмурый. Мы с Есей с сомнением переглянулись. Дама всхрапнула и пробормотала что-то неразборчивое. — Кхэ… кхэ… — Елисей прокашлялся. — Простите. Мадам. Мадам! Храп оборвался окончательно: гостья раскрыла глаза и обвела нашу компанию мутным взглядом. Переместила очи под лоб, влево и вправо. Рыгнула. Вяло пожевала и хрипло попросила: — Воды… Хмурый унесся на кухню, погремел там и вернулся с откупоренной бутылкой «Освежающего Источника». Минеральная водичка была торжественно преподнесена даме, судорожно облизывающей губы: — Мило, — хрипло проговорила она, собрав в кучу глаза. — Любезно… очень. Меня ждали? — Не то чтобы… — начала я. Хмурый толкнул меня локтем в бок. Дама одним глотком высосала из бутылки всю газировку и окрепшим голосом поинтересовалась: — Старая Лавка Немагических Чудес? — Да, — нестройно отозвались мы. — Надо же, думала, промахнусь. Это просто прелестно. Товар доставлен, — гостья начала вставать. Это далось ей не сразу. Некоторое время она стояла, опираясь на пухлые ручки, затем оторвала ладони от пола и осторожно выпрямилась. Пыхтя, перебросила боа через плечо. — Уж не обессудьте, я тут малость не вписалась… Эскузи муа и всякое пардоне. Пердец-перепедец, а в чем это у меня руки? Сладкое. А, хрен с ним! Если что не так, уж извините: не я это предложила и претензии не ко мне. — А к кому? — робко поинтересовалась я. Лавку и товары было жалко. Дама посмотрела на меня, приподняв бровь: — Тому, кому очень повезло, раз я согласилась помочь, — отрезала она. — А вообще, мне, как единственному и незаменимому специалисту, не жалко. Ради блага города почему бы нет? А сейчас, простите, должна… отлучиться. Дамская комната где? Сортир, спрашиваю, имеется? — Д-да, конечно. На втором этаже. — С вашего позволения воспользуюсь, ибо последствия. Меня прямо с… мероприятия, так сказать, в гущу адской тьмы. Немножко подзадержалась по дороге в вашу прелестную лавочку — обстоятельства. Передайте посреднику, приятно было поработать. Мы в расчете. Чертова стерва высоко сидит, далеко глядит, утереть такой нос — святое дело, — дама захихикала. — Это если вы в курсе. А если не в курсе, все равно ни хрена не поймете. Посвети, любезнейший. Арэвуар, господа. Дамочка выбралась из-за прилавка и, пошатываясь, двинулась вверх по лестнице, освещенной фонарем Хмурого. — Ничего не понимаю, — растерянно проговорил Елисей. Луч из фонаря дворфа осветил спину дамы, обрисовав прозрачные крылья, напоминающие скорее разноцветное марево, а не часть тела, предназначенную для полетов. Фея? Это фея и она сейчас в моем туалете. Мы с Есей очнулись и бросились к лестнице. Подождали. За дверью ванной зашумела вода в бачке унитаза, но никто не вышел: — Какой заказ? Где товар?! Кто посредник?! Кто вы?! — наперебой загомонили мы, наплевав на деликатность. Но за дверью загрохотало и громко звякнуло. Судя по характерным звукам, в ванной комнате раскрылось окно и слетел с подоконника горшок с хойей. По дому пронесся сквозняк, да такой, что все двери распахнулись, нас отнесло к лестнице, а дворфа смело со ступенек. — Улетела? — жалобно спросил Хмурый с пола. Зажегся свет. *** Лифт поднимался целую вечность. В душе росло дурное предчувствие. Сегодня все выйдет нехорошо. Или хорошо, но лишь для одного. Ведьмак держался за спиной. У него своя корысть, так пусть потрудится. Клялся-божился, что Лебедь ему люба и без власти и денег. Что ж, проверим, насколько. То, что узнала Марья, навсегда закрыло путь назад, к той, прошлой жизни, где она была наивной девчонкой, а отец казался столпом мира. Мор стоял у окна, спиной к вошедшим. Марья поморщилась, подойдя ближе. Офис отец выбрал в самом высоком здании Дождливого Квартала: небоскреб весь из стекла и серебра с магической защитой, а несколькими этажами ниже ходит вечная туча с нитями молний, словно клубится под ногами сама тьма. Странное место для офиса — Дождливый: от Сити-круга далеко, солнце в окнах — редкий гость и постоянный запах гнилого дерева и тины. Зато в секторе, над которым висит старое проклятие, никто не почувствует колдовства, Мором Колояровичем творимого. А колдовства того с каждым днем все больше. — Привела? — спросил отец, обернувшись. Окинул ведьмака пытливым взглядом. Узнал, кивнул. Не удивился, но и не обрадовался — на другого претендента рассчитывал. — Выйди, ведьмак, — велел Моранов гостю. — За дверью побудь, — кивнула Марья. Отец и дочь остались вдвоем. Мор приблизился, навис, глядя с укоризной. Взгляд Моранова был темен, недоволен и… полон боли, Лебедь дрогнула, но чувствам не уступила. Или она, или он. — Ты что ж творишь, неразумная? — с тоской спросил отец. Лебедь надменно улыбнулась. Это он о статье в «Вестнике». Нимфа-актрисулька внезапно вышла из комы, дает интервью направо и налево: «Я чувствовала присутствие страшной черной магии. Знала, что проклятие вот-вот меня настигнет. В городе есть сильный темный маг, и я уверена, что это женщина». Актеры. Вечный… пафос. Отец как-то прознал, что кома нимфы дочери рук дело. Как? Теперь неважно. — Это всего лишь… девка. — Не в этом дело, Марьюшка. Ты опять за старое принялась. Это… одержимость! Ты больна! — Лечить меня будешь, батюшка? — Рад бы, да ты ж не дашь. Погубишь ты нас, дочь. Раскроются твои шалости капризные — все планы коту под хвост. Все плохо, Марья. Веденеев опять от «теней» ушел. Ускользнул. Думаю, заговорен он. Кто мог ведьмака от опасности зачаровать? Кто? Странно это, тревожно мне. К Источнику пока не подобраться, вокруг дома Ярилы день-деньской куча народу крутится. Ты Зеркало упустила. Мне сейчас других забот нет, кроме как вора выслеживать. След в Темном Квартале теряется, мои люди, кошаки-оборотни, там уже раз во внимание драконов попадали, еще один подозрительный случай — церемониться не станут. Начнется расследование — меня не пощадят. В городе слухи ходят о темном колдовстве, мэр ушами прядет, ему лишь бы перед горожанами выслужиться, на его место желающих немало. — Это мне известно, — перебила отца Марья. — Не ищи вора. Неважно это. Зеркало мне теперь без надобности, другой способ нашла, получше. И знаю… побольше. Лебедь многозначительно замолчала. Мор прищурился. — Знаю, — сладким голосом продолжила Марья, — что решил ты меня Нави продать, за услугу. Моранов вздрогнул, забегал глазами: — Все не так, Марьюшка… — Как же не так? Драконы тебя к власти не подпустят, а тебе жизни не будет, если завет Кощея не исполнишь — не оживишь его, город Темным не вернешь, правильно? Ты ведь Бессмертного главный наместник, хранитель Смерти Кощеевой, его верный слуга. Бессмертный он весьма условно. Если Кощей до листопада к жизни не вернется, сгинет навсегда, то и тебе тогда не жить. Ты ведь клятву давал, верно? — Откуда ты…? — Мор побледнел, попятился. — Ты и впрямь триста лет меня дурой считал. Думал, меня лишь красота моя волнует? Ты, батюшка, не обо мне печешься, когда к Источнику подбираешься, тебе Вода для оживления Кощея нужна. Я ведь девчонкой была, когда Иван Бессмертного на части порубил и по разным мирам разбросал, но я все помню, — от волнения у Марьи пересохло во рту. — Жизнь нашу в замке на Холмах помню, шестнадцатилетие свое помню, женихов, что свататься приходили… тоже. Ты им задание давал — пойти туда, неизвестно куда, принести то, что саму смерть пережило, мол, тогда и руку дочери-красавицы отдам. Каждую осень добрых молодцев призывал. Многие с заданием справлялись. Ты так Кощея по частям собрал? Так. И куда потом те женихи сгинули? Лишь одного я уберечь смогла, — Лебедь усмехнулась, — если так можно выразиться. И к Нави я не только ради вечной молодости обратилась — мне защита нужна была. Боялась я. Ох, как же я тебя боялась! Но сейчас не боюсь. — Марья, все не так… — Так. Ты хочешь отдать меня Нави, после того, как я тебе воды из Источника наберу. Я там нужна — тропу стеречь, в Бабу Костяную Ногу оборотившись. А тебе я тут лишняя, сильная слишком стала, да? — Глупая, — Мор собрался, повысил голос, сверкая глазами из-под бровей. — Когда Кощей оживет, темное время начнется. Будешь ли ты ему угодна со своей… манией? И да, с силой своей. Я о тебе забочусь. Пересидишь в Нави, а потом все по плану сделаем. Я к тому времени как раз… — Ты как раз власть в городе получишь, — кивнула Марья. Ей стало холодно. Отец не уступит. Что ж… — Доберешься до Источника, вернешь Кощея к жизни… а дальше? Будешь ли сам новой власти угоден? Я всегда за тобой следила, батюшка. Ты меня никогда не любил, запросто меня в Нави оставишь и забудешь, ты только Зорю свою ненаглядную в свое сердце принял. Кстати, где она? — Марья… — Войди! — крикнула Марья.