Директор собрался уезжать, когда Аксинья суматошно закричала: — Это что же, эко место! Самое-то главное забыли мы, девочки! Задрав голову, показала рукой на флаг на мачте: — Тряпицу-то эту не заменили! На вагончике вон сколь новых флажков развесили, а про этот забыли. И я, дура, вверх-то не погляжу! Флаг на мачте выгорел на солнце, истрепался от дождей и ветра. Концы его порвались и повисли. — У нас как раз один флажок остался, — вспомнила Стружка и хотела бежать в вагончик, но Виктор Николаевич остановил ее. — Что вы, девочки! — сказал он взволнованно. — Моряки нарочно моют свои новые воротники в известковом растворе, чтобы отлиняли и выглядели ветеранами. Как же можно этот флаг, — он посмотрел на бело-розовое полотнище, — снять в самый торжественный день! Да мы его в школьном музее хранить будем. Все стояли смущенные, а Аксинья живо нашлась: — Мы-то, конечно, понимаем, товарищ директор. Да народ-то вдруг подивится, что везде флажки новые, а этот старенький болтается. Еще подумает чего… Виктор Николаевич поднял голову и долго смотрел на отгоревший флаг: — Никто ничего не подумает! …Катя широко открыла глаза и увидела бегущую по потолку светлую солнечную полоску, проследила за ней до окна, выходящего на загон. Вспомнила про больную утку, которую вчера принесла в вагончик. Стараясь не шуметь, спустилась с нар, на цыпочках прошла в «столовую». Утки в гнездышке не было. Катя заглянула в «красный уголок», но и там ее не оказалось. Сердце колотилось. Нет, не может быть. Вчера утке стало уже лучше… Свесив с нар голову, за Катей с любопытством наблюдала Стружка. Когда Катюша хотела выйти из вагончика, Нина остановила ее звонким шепотом: — Что, пойдешь бедную уточку в стаде искать? Я ее в пять часов утра туда снесла. — Зачем? Ведь она хворая! — Хворая! Мы с ней, знаешь, какой ломоть хлеба съели? — и Стружка показала двумя пальцами толщину ломтя. Катя рассмеялась: — И ты ела? — И я, за компанию. С огурцом малосольным, — ответила Стружка и вздохнула. — Тебе тоже не спится? — Я думала, что всю ночь не усну, — говорила Катя. — А потом просыпаюсь, смотрю — утро… С нар свесилась еще одна встрепанная голова. — Чего это вы шепчетесь? — тихо спросила Нюра. — Утка оздоровела, — сообщила Стружка. — Утка выздоровела, — поправила ее Светлана Ивановна и села на нарах. — Мне тоже не спится. Стружка обрадовалась, что учительница проснулась, — теперь можно поразговаривать. — А почему это сердце щемит, Светлана Ивановна? — Я знаю почему, — ответила Нюра. — Потому что сдружились очень, не хочется расставаться. У меня тоже щемит. — И у меня, — откликнулась Алька. — У всех щемит, — заключила Ольга. — А у вас, Светлана Ивановна? — поинтересовалась Стружка. — Ой, девочки, и у меня тоже! Стружка низко свесилась с нар, пытаясь заглянуть в лицо учительницы: — Мы с вами совсем как подружки стали, правда ведь, Светлана Ивановна? — Правда, правда! — Вам, может, даже неудобно будет спрашивать нас по литературе и по русскому. Правда, ведь? — Ну, не знаю, Нина… Спрашивать-то все равно придется… Девочки рассмеялись. — Конечно, придется, — согласилась Стружка. — Светлана Ивановна, — после короткого молчания снова свесила она голову, — а этот корреспондент-то… наверно, свататься к вам хочет, — и фыркнула, зажав рот ладошкой. — Что ты только говоришь! — вспыхнула Светлана Ивановна. — Ага, ага! — энергично поддержала подругу Алька и тоже заулыбалась. — Хватит! — прикрикнула Нюра, заметив смущение учительницы. — Надо будет, так и посватается, вас не спросит. Светлана Ивановна соскочила с нар, стала одеваться: ну и девчонки! Откуда что взяли? Чтобы не возобновился опасный разговор, сказала поспешно: — Вместо нас здесь теперь комсомольцы будут. Хотела вам сюрприз сделать, да вот проговорилась. — Правда?! Стружка чуть с нар не свалилась — так запрыгала там, наверху. — Ой, как хорошо! — обрадовалась Нюра. — Комсомольцам-то можно доверить, я боялась, как бы Сергей Семеныч Лизавету не послал. — И забеспокоилась: — А что же они не идут? Уток кормить пора. Будто в ответ на это раздался стук в дверь. Катя бросилась открывать. — Хозяева дома? — ворвался звонкий девичий голос, и румяное черноглазое лицо показалось в дверях. — Танька! Танечка! — закричала Ольга и ухнула с нар, повисла на шее сестры. Вслед за Таней вошли другие знакомые девушки. Так вот почему они несколько раз приходили на озеро, будто за черемухой, а сами обо всем расспрашивали! — Значит, вы теперь на утятнике будете? — счастливо басила Ольга. — Ур-р-ра! Через минуту девочки бегали по загонам, показывали комсомолкам свое хозяйство, наперебой рассказывали о привычках уток. — Они зелень очень любят, — говорила сестре Ольга. — Ты не думай, что им одно зерно лучше. — Да знаем мы, — смеялась девушка. — Нам зоотехник все рассказал. Я целую тетрадь исписала. — Мы к вам приходить будем, объясним, если что не поймете, — обещала Ольга. — Теперь с этими утятами никакой заботы нет, — солидно разъясняла в другом загоне Стружка. — Маленькие-то они закупывались, а сейчас спокойно плавают. Когда подрастут, вы их в большое озеро выпустите. Подбежала Нюра, по привычке распорядилась: — Теперь давайте уток кормить! Но девчата предложили: — Вы лучше готовьтесь, скоро гости приедут, мы сами все сделаем. — А кто у вас главный? — спросила Нюра и обвела взглядом девичьи лица. — Таня у нас главная. Ольга вся напыжилась от гордости. — А вы здесь жить станете или домой на ночь будете ходить? — допрашивала Нюра.