Двойник встал, отряхнулся и спрыгнул с танка. Его лакированные туфли зависли в десяти сантиметрах над жирной чёрной грязью, хорошенько перемешанной траками. Он развернулся и бесшумно направился в сторону кормы танка. - Постой, - окликнул Дин, - ты моё подсознание, да? Что со мной происходит? - Ага, размечтался, - не оборачиваясь, ответил двойник. - Почему ты так странно одет? – в отчаянии выкрикнул Дин, понимая нелепость вопроса, но почему-то не желая отпускать двойника, пока тот не ответил хотя бы на что-то. Двойник неожиданно остановился. Обернулся. На его холёных губах снова играла улыбка. - Потому что в чём-то я оказался сильнее, - сказал он, - я тебя обогнал. Ожидай сюрпризов. Ты правда думал, что у тебя будет время на полноценную военную карьеру? Хотя масштаб манипуляций для твоего состояния ума впечатляет! Надо же – добыл немножко денюжек себе и папе! Неплохо так получилось. Познавательно. И твой вояж на Тауми меня впечатлил. Признаться, я даже испугался, что прямо там всё и закончится. Но у тебя не было ключа. Поэтому я всё равно круче. Скоро узнаешь. Двойник снова отвернулся, и пошёл дальше, ускоряя шаг. - Подожди ты! – крикнул вслед Дин, - мы увидимся ещё? Второй Дин снова остановился и, не оборачиваясь, продекламировал: - В непробудном сне, в непробудном сне. У тебя почти получилось! А в следующее мгновение наваждение закончилось. Дин понял, что стоит в стороне от своего звена. Ал недоумевающе глянул на него, и подозвал жестом, мол, скорее, пока руководство не увидело. Дин вернулся в строй. В составе танкового экипажа Дин исполнял обязанности наводчика. У них было всего два часа, чтобы освоить азы обращения с древним, примитивным оборудованием. Однако он справился достойно, сказывались врождённые способности к математике. Готовясь к экзаменам, он в уме решал задачки и посложнее, с маневрированием в четырёх измерениях. Поэтому банальная баллистика не была для него проблемой. На предыдущем уровне ему казалось, что самое страшное они проходили именно тогда. Близкие контакты, рваные раны, сломанные кости, кровь и дерьмо, и всё это своими руками, часто буквально. Но нет. В танковых сражениях всего этого тоже хватало, как выяснилось. Броня не избавляла от вида крови и кишок. Только добавились ещё ожоги. Во время прорыва, уже на второй линии обороны, они нарвались на противотанковую конструкцию, замаскированную под кустарник. Сбили себе левый трак, танк лишился хода. С этого момента вопрос был только в том, успеет ли пехота до подхода маневренной группы противника, которая уже выдвинулась, чтобы залатать образовавшуюся брешь в обороне. Своим превентивным огнём они не смогли вычистить все окопы противника. Увидев, что танк обездвижен, но всё еще способен огрызаться огнём, вражеская пехота рванула в контратаку, закидывая машину кумулятивными гранатами и даже стекляшками с зажигательной смесью. Удивительно, но именно последние оказались самыми эффективными и определили их судьбу. Горящая смесь забила систему вентиляции. Внутренности танка наполнились невыносимо-едким дымом. Экипаж вывалился из башенного люка, жадно хватая ртом воздух. Дин думал, их сразу застрелят. Огрызаться ответным огнём не было никакой возможности: глаза застилали слёзы от дыма, диафрагму свело спазмом от непрерывного кашля. Правильным решением в этой ситуации было бы подорвать боекомплект. Так они гарантированно остались бы на текущем уровне, и попытали бы счастья в следующий заход. Но их взяли в плен. Допрашивали о составе наступающих войск. А во время инструктажа они видели довольно много, им было что рассказать. Вот только говорить было никак нельзя: это означало понижение в уровне. Снова пришлось бы вернуться к примитивному холодному оружию и планетарным конфликтам времён рабовладения. Их пытали. По-всякому. В симуляции не было ограничений на использование мер физического воздействия. Всё как на реальной войне. Дин думал, что умеет неплохо контролировать боль. Он ведь специально этому учился, когда готовился к поступлению. Но это было до того, когда он впервые увидел, как через узкий разрез в животе ржавым крюком достают петлю его кишечника. И тогда всё только начиналось. Самым худшим был огонь; огонь и раскалённое железо, которым ему выжгли глаза. Вселенная превратилась в бархатно-алый океан боли. Но самое ужасное, что противники умудрялись сохранять его сознание и память. Кажется, даже давали обезболивающие. Нужные данные было сказать так просто… Но рядом был Ал и Агрина. Даже она не сдалась. В последнем отчаянном порыве воли Дин высунул язык и что было сил сжал челюсти, избавляясь от соблазна. Глава 17. Нападение После гибели в танковом сражении их звено сохранило уровень. Никто не сдался. Хотя подобное тому, что пережили они, доставалось далеко не всем кадетам. Многие предпочитали откат. Или же просто старались не попадать в плен. Поначалу, как только пришёл в себя целым и невредимым в капсуле, Дин думал, что произошедшее не так уж сильно его изменило. Не так, как обычно об этом пишут в разных драматических трудах по истории или психологии личности. В мире по-прежнему была цель и средства для её достижения. Он даже мог улыбаться. Шутить за обедом. Подбадривать Агрину, вдруг ставшую необычно молчаливой, с царапающим взглядом побитой собаки… Первый откат накрыл его тем же вечером. Он сделал невозможное. Закрывшись в душе, он вскрыл карман на ноге. Не тот, где был спрятан артефакт, а другой, который сделали для симметрии. Достал оттуда коммуникатор. Строжайшим образом запрещённое на территории Академии оборудование. И хоть он и включался в защищённом невидимом режиме, не было гарантии, что детекторы его не засекут. Но он просто не мог удержаться. В альбомах он нашёл мамину голограмму. И потом долго плакал, надеясь, что его рыдания заглушаются звуком текущей воды. Когда он вышел, было уже далеко за полночь. На его койке сидел Ал. Дин сел рядом, и зажмурился. Смотреть на командира было невозможно – он слишком отчётливо помнил, что с ним делали, слишком настоящим был запах горелого мяса и крови. Ал, не говоря ни слова, обнял его. Они просидели так пару минут. А потом к ним присоединилась Агрина. Слёз больше не было. Да и слова были не нужны. Они просто сидели рядом, ощущая тепло друг друга. Остро чувствуя, что живы. И в этот момент они стали чем-то большим, чем просто неполноценным звеном первого курса Академии. Вскоре на поле боя им даже перестали быть нужны слова и жесты, чтобы понимать друг друга. Симуляции следовали одна за другой, и в какой-то момент Дин сообразил, что ППП явно затянулась. Это само по себе было тревожно, а ещё тот факт, что присяга постоянно сдвигалась, тоже не добавлял спокойствия и бодрости. Но даже не это было самым странным. Перемежая с боевыми симуляциями, в программу стали вводить занятия по актуальной тактике и основам оперативного искусства. С изучением техники, стоящей на вооружении в Империи. Правда, пока только в рамках теоретического курса, но всё-таки. Обычно такие вещи начинают учить только на втором курсе, после прохождения общенаучных дисциплин и вещей вроде «Основ военной этики» и «Философии имперского патриотизма». Дин это хорошо знал, из доступных для широкой общественности военных мемуаров. А ещё на них начали оформлять допуск по пятой шкале секретности. Без этого изучать технику было невозможно. Равно как невозможно оформить допуск на кадета, не принявшего присягу. Так, по крайней мере, считал Дин. Впрочем, допуск к секретности его как раз порадовал. Он резонно считал это путём к раскрытию целого ряда тайн, которые попадались на его пути. Теоретически сектор, где кадеты проходили ППП, находился в полной информационной изоляции от внешнего мира. Однако на практике какие-то слухи просачивались. Один тревожнее другого: вроде как в этот раз элита никак не может договориться о личности следующего Императора, и это уже грозит реальной гражданской войной. Вроде как даже кадетов распределили в потоке по территориальному признаку. Хотя как раз насчёт последнего у Дина были большие сомнения – в их звене, да и в соседних, все ребята были из совершенно разных уголков Империи. И вот однажды вечером после того, как преподаватель (заслуженный полковник, пожилой и почему-то не омолаживающийся) вдруг начал заговариваться и время от времени «подвисать», глядя стекленеющим взглядом в потолок аудитории, организованной в сдвоенном контейнере, Дин решился второй раз рискнуть. Достать коммуникатор, и попробовать получить пакет новостной информации извне. Аппарат, который он спрятал в бедре, отличался от серийной модели несколькими модификациями, которые помогла внести Ирида. Он был способен принимать и отправлять кратковременными импульсами кодированные сигналы, содержащие значительный объем информации. Это была его страховка, экстренная связь с отцом и телохранителем на случай непредвиденных осложнений внутри Академии. Дин активировал только опцию приёма. Расположился в душевой, и стал ждать импульс. По договорённости с Иридой, кодированный пакет отправлялся в пространство возле Академии два раза в течение стандартных суток, каждый раз с разных ретрансляторов, установленных на проходящих мимо гражданских судах. Организовать такую систему было не просто, но оно того стоило. Степень безопасности была очень высокой. Обнаружить такой импульс было непросто даже если знать, что искать. А у службы безопасности Академии, насколько Дин мог судить, пока не было оснований подозревать что-то подобное. Сигнал прошёл вовремя. Затаив дыхание, Дин активировал новостной мониторинг. Пробежался глазами по заголовкам и обомлел. Уже две стандартные недели Империя официально была в состоянии войны. За патриотическими реляциями и правками цензуры Дин разглядел ужасающее положение, которое складывалось на ключевых направлениях. Против Империи выдвинулась обширная коалиция: старые враги, обиженные карликовые соседи и значительная сила пришельцев из галактического центра, которые обычно не имели привычки вмешиваться в дела периферии. И направление удара было очень странным. На острие атаки был Хашбал, родной мир Дина. Трясущимися пальцами Дин открыл папку личных сообщений. Хотя бы здесь были хорошие новости. Отец успел не только зарегистрировать компанию на Яо, но и вложиться в госконтракты, ещё до того, как стало известно о мобилизации. По самым скромным подсчётам, они уже получили до полутысячи процентов чистой прибыли. После сухих отчётов о делах было короткое письмо, в котором отец выражал беспокойство по поводу возможности отправки кадетов в зону боевых действий. По его мнению, это было маловероятно, но полностью исключать такой вариант развития событий было нельзя. Все-таки нападение было беспрецедентным по масштабу, а у кадетов уже была хоть какая-то подготовка. И комплектовать ими линейные части можно было быстрее, чем резервистами. Среди самых свежих новостей была самая важная информация. О личности Императора. Внешняя агрессия положила конец склокам. Официально выдвинут на трон был представитель старейшего и наиболее влиятельного аристократического дома Империи. Решение было ожидаемо, вот только результат компромисса с остальными домами был неожиданным. Императором становился не патриарх самого дома, а один из младших отпрысков, который в обычное время теоретически не имел бы совсем никаких прав на престол. Коронация была проведена в полевых условиях, с минимальным количеством приглашённых. Фактически, на церемонии присутствовали только те, без личного участия которых она не могла быть легитимной: верховный судья, главнокомандующий вооружёнными силами, лидеры основных религиозных конфессий Империи. Нужно было обладать отличным воображением или феноменальной внимательностью, чтобы заподозрить внешнее сходство нового Императора и простого кадета первого курса Академии. Тем более, что Император на официальных снимках был в парадном гриме и традиционных одеждах. Но сам Дин легко узнал того, кто являлся ему в паузах на симуляциях. А, может, и ещё раньше – в полузабытых снах. Наверно, дело было в глазах. Глядя на парадные снимки, он словно бы смотрел в зеркало.