Это был первый день в гимназии, который я провел в блаженном безделье. Даже на тренировку не пошел, хотя не пропускал ни одной. Выходных тут не было, так что ловил случай и наслаждался покоем, пусть и после такого пробуждения на покой было сложно рассчитывать. Заглянул только на обед и ужин. Куратор не вспомнил о моем существовании, а я, если честно, забыл о его. Все мысли были о том безумном плане, который мы с Лиз собирались провернуть сегодня ночью. Роберт вернулся после ужина не сразу, раздраженный и злой. — Случилось что? — спросил я. Тот только рыкнул в ответ. Понятно, не моего ума дело. Ну и пусть. Я дождался, пока он уляжется, надеясь только, что уснет быстро. Сам же делал вид, что сплю, и за десять минут до полуночи осторожно выскользнул за дверь. Один этаж вниз, короткий коридорчик — и вот я уже в саду, у той самой беседки. Общежитие спало, ни одно окно не светилось. Измученные занятиями курсанты давно видели сны. А я ждал, пока появится та, ради кого сюда пришел. Лиз немного запаздывала. Не случилось ли что? Но пару минут спустя послышались знакомые шаги, и вот она уже спешит ко мне по дорожке. — Здравствуй, — поднялась на цыпочки, поцеловала в губы. — Готов? — Да. Нам надо было попасть в учебный корпус. Задача не из легких. Если общежитие мало кого интересовало и защита на нем была исключительно магическая, то корпус, я уверен, охранялся куда строже. Мы никогда не бывали там ночью — все ночные занятия пока что сводили к внеочередным тренировкам в зале, расположенном в здании общежития. — Что скажем, если нас поймают? — спросил шепотом. — Надо сделать так, чтобы не поймали, иначе и спрашивать не будут, — ответила Лиз. — Кстати, я достала кристалл. — Спасибо! — Рано благодаришь. Мы замерли перед знакомой дверью — пользовались ею для уличных практикумов. Лиз шепнула: — Держись за моей спиной и молчи. Я был против, но она так на меня посмотрела, что я замер на шаг за ее спиной, а сама Лиз склонилась над дверной ручкой. — Магический заслон пятого уровня, — шепнула мне. Можно подумать, я в них разбирался. Работу с защитой мы пока что рассматривали только на базовом уровне. А Лиз шевелила пальцами, бормотала заклинания, и вдруг дверь со скрипом отворилась. — Свободно, — тихо сказала она. — Идем медленно. И снова нырнула первой. Мы шаг за шагом продвигались вдоль коридоров гимназии. Нет, здесь не было охранников или дежурных профессоров, только тоненькие магические нити, которые Лиз выводила из строя — ненадолго, потому что иначе заметят. Так мы добрались до кабинета директора. Лиз вновь замерла, снова заговорила с замком, будто убеждая его открыться. Ничего! — Не выходит? — Не отвлекай, — отмахнулась она и опять попыталась снять защиту. Ее лоб взмок, рыжие волосы стали темнее, став влажными от пота. Щелчок! — Ты гений, — шепнул я, а Лиз самодовольно улыбнулась. — Не трогай ничего, пока я не проверю, — сказала она и скользнула внутрь первой. Я не стал спрашивать, где Лиз взяла переносной светильник. Видимо, она знала, что делала. На этот раз ей пришлось отпирать особую задвижку на шкафу, в котором стройными рядами стояли папки. Еще один щелчок — и нужные документы оказались передо мной. Мы копировали их, не глядя. Быстро проводили кристаллом, перелистывая старые и новые списки. — Быстрее, — шептала Лиз. — Скоро защита снова заработает. Все! Папки вернули на место, шкаф закрыли, щелкнул замок на двери, и мы бегом бросились обратно на улицу. И только когда очутились в саду, я спросил: — А почему мы не пошли через переходы? — Потому что их охраняет не магия, а люди, — сбивчиво ответила Лиз. Мы добежали до беседки и рухнули на скамью. Ну и ночка! С ума сойти! Но главное, что нам удалось! На кристалле были все необходимые списки, кроме одного — магов, имеющих доступ к редкому зеркальному заклинанию. Увы, я подозревал, что такого списка просто нет. — Спасибо, — шептал я Лиз. — Без тебя ничего бы не вышло. — Не говори глупостей, — упиралась она. — Давай взглянем хоть одним глазком, что там, Фил. Может, поймем и сами? — Хорошо. Я тоже сгорал от нетерпения, поэтому мы добрались до нашей башни, устроились на одеялах, и Лиз активировала кристалл. Она листала страницу за страницей, список за списком. Там были имена сильнейших магов Гарандии. Неудивительно, Пьер говорил, что так оно и есть. Но один список вдруг привлек мое внимание. — Стой, — перехватил ладонь Лиз, которая собиралась его перелистнуть. — Дай мне взглянуть. Пробежал глазами по строчкам — и вдруг замер, будто током ударило. — Не может быть, — прошептал, едва веря тому, что видел. Потому что в списке двадцатипятилетней давности значилось: Виктор Вейран. Это мог быть только мой отец! Один из сильнейших светлых магов страны. ЭПИЛОГ Анри Во мне не осталось сил на отчаяние. Не осталось сил на страх. Было ли что-нибудь, на что сил хватало? Да. И это была злость. Я уже понял, что дело не в дверях и Пустота не собирается выпускать меня из своих объятий. Сдаться? Еще чего! Мне надо выйти — и я выйду. Я открывал двери одну за другой, проходил сквозь новые испытания, даже не останавливаясь. На меня сыпались удары, кто-то пытался убить, вокруг царили хаос и разруха, а я просто шел, не сбавляя шаг, чтобы выйти в знакомой комнате. — Ну, так неинтересно! — разочарованно вздыхала Пустота, когда следующая дверь оставалась за спиной. — Разве так поступают светлые маги? А доставить удовольствие даме? — Катись во тьму, — от всего сердца пожелал я, выписывая на пыли: триста. Триста проклятых дверей, которые я прошел. Уже в третий раз передо мной оставалась только одна, но она снова вывела в пустоту. — Ты становишься скучным, Анри, — обиженно проговорила Пустота. — Так отпусти меня! — Нет! — потешалась она. — Ни за что. Анри, не злись. Тебя ведь все равно никто не ждет. Взгляни, как счастливы твоя невеста и брат. Я не смотрел. Давно уже не смотрел. Мне было плевать! Ненависть — вот и все, что мог ощущать. Жгучая, слепящая ненависть и боль, которая шла откуда-то изнутри. Сколько еще будет проклятых дверей? Тысячи? Миллионы? Но я выберусь. Все равно выберусь, чтобы взглянуть в глаза тем, кто позволил себе играть моей жизнью будто мячом. Уничтожу! Найду и уничтожу каждого, заставлю их заплатить. А дверей снова было сто. Значит, впереди — новый виток. — Ну же, Анри. — Пустота опустила ладони мне на плечи, заглянула в глаза. Сладкий мой, к чему тебе все это? Я ведь могу дать тебе куда больше. Надо только… — Заплатить, — выплюнул ей в лицо. — Так вот, Пустота. Мне все равно, что ты говоришь. Все равно, что показываешь. Я выберусь, слышишь? — Наивный мальчик! Разве ты еще не понял? Выхода нет! И Пустота рассмеялась нечеловеческим каркающим смехом. Я бросился к ней, вцепился в горло с такой силой, что она захрипела, а потом обратилась в пыль в моих руках, чтобы снова возникнуть за спиной. — Такой грубый, — прошептала на ухо, проводя пальцами вдоль позвоночника. — Мой милый, добрый Анри. Или уже не такой добрый? Ай-ай-ай. — Катись в пропасть. Сгинь! Я сбросил ее руку и снова замер перед дверями. — Ты сильный мальчик, Анри, — прошептала Пустота. — Такой мужественный, честный. Но что же ты, такой честный, сидишь здесь, как преступник? Не потому ли, что честь — это слабость? Прими и пойми. — Кто бы говорил, — усмехнулся я. — Знаешь, Пустота, мне становится ясно, что ты имеешь в виду. Да, от моей чести было мало толку. Я надеялся на справедливость, но ее нет. Не существует. Но я буду справедлив, и каждый получит свое. А начну с тебя, и если ты не выпустишь меня из этих треклятых лабиринтов, пеняй на себя. Пустота только гулко рассмеялась. — Забавный ты, Анри Вейран, — прошелестела она. Изнутри поднимался гнев. Я хотел уничтожить ее — и не мог. Хотел размолоть в порошок — и понимал, что придется эту цель оставить напоследок. А пока что… — Я больше не стану игрушкой в твоих руках. — Что? — растерянно спросила Пустота. — Говорю, что не позволю и дальше играть моей жизнью. — А что же ты будешь делать? — весело спросила пленница этого места. — А вот что! Да, здесь почти не было магии. Почти! Я призвал все, что мне было доступно: весь гнев, всю боль и горечь, ненависть, несбывшиеся надежды — и обрушил на двери перед собой. Свод затрясся, словно собираясь рухнуть мне на голову. Пустота глухо вскрикнула, а двери вдруг пошли трещинами, чтобы мгновение спустя превратиться в груду осколков у моих ног.