«Те, кто не помнит прошлого, обречены на его повторение» Карл фон Клаузевиц, прусский военный теоретик и офицер русской армии в Отечественной войне 1812 года От автора Иногда непросто определить жанр, в котором написано произведение. В данном случае это скорее историческая повесть — она посвящена описанию событий на переломном этапе истории нашего Отечества и его взаимоотношений с дальневосточным соседом — Японией. В то же время это политический детектив, поскольку содержание касается расследования нескольких дел криминального характера. Сюжет связан с эпизодами незаконного присвоения японской императорской армией и крупными кредитно-финансовыми учреждениями Страны восходящего солнца золотых активов России в период оккупации русского Дальнего Востока (1918–1922 гг.). Внушительная часть похищенного золотого запаса Российской империи, который в наши дни оценивается в миллиарды долларов, осела, в итоге, в хранилищах Государственного банка Японии — безвозвратно. На этом историческом фоне раскрываются пока ещё недостаточно исследованные и описанные факты противостояния русской (колчаковской) военной контрразведки и разведывательных органов Японии, а также первые, но, как представляется, достаточно удачные действия советской внешней разведки на восточном направлении. На страницах присутствуют исключительно реальные персонажи, события и документы, однако есть и художественный вымысел. Но лишь в незначительной степени и только в тех случаях, когда историко-документальные сведения и материалы, по логике повествования, должны дополняться пояснениями и порой абстрактными рассуждениями. Подобный подход оправдан. Ведь со времени тех далёких событий минуло 100 лет. Целый век… Пролог Северо-Восток и японский клён момидзи Наш, российский, «поворот на Восток» — не только наш. В этот же разворот вовлечены и другие страны, в том числе Европы и Америки. Что касается нас, то Россия и так большей частью обширной территории входит в Азию. Ведь азиатский континент холодным севером обязан восточному региону нашей страны. Российская Федерация — составная и неотъемлемая часть Северо-Восточной Азии, и справедливо рассуждать о нашем внутреннем «обороте» в ней. Северо-Восток — регион уникальный и один из самых экзотических. В мире нет подобных ему мест, где уживались бы многомиллионные народы, носители истории и культуры древних цивилизаций. Китайцы, японцы, корейцы, монголы и русские разделяют между собой необозримые пространства суши и столь же великие прибрежные воды. Если в Европе большинство стран можно проехать на машине за сутки, а некоторые «проскочить и не заметить», то в Азии с её масштабами и рельефами всё обстоит иначе. Российские просторы за Уральским хребтом доступны, как поётся в песне, только самолётам. Монголо-китайские степи и пустыни — преграда для гужевого и автомобильного транспорта. Корейские горы и японские острова тоже непросты для путешественника, хотя их размеры более скромны. Государства, созданные народами Северо-Востока, зачастую являлись источниками возникновения кровопролитных войн, различного рода конфликтов. Достаточно вспомнить монгольские нашествия, китайско-японские и японо-русские вооруженные столкновения. В ту же непростую многовековую историю вписаны борьба за независимость Китая, за контроль над Корейским полуостровом, длительная его оккупация императорской Японией, кровопролитная «Мукденская мясорубка» и Цусимская катастрофа, Нанкинская резня, проблема «комфортных женщин»… На этом пространстве и сегодня не затухают территориальные споры по поводу государственной принадлежности больших и малых островов, в том числе в акваториях Японского (Восточного), Охотского и Восточно-Китайского морей. Государства региона то стремились изолироваться от внешнего мира, проводя курс на ограничение доступа иностранцев на свои земли, то, наоборот, продвигали идею создания Великой восточноазиатской сферы сопроцветания. Здесь зародились такие идеологические феномены как панмонголоизм, «японо» или получивший развитие в современности сценарий «синоцентричного» мира. Русская национальная идея также отметилась на этом пространстве своей экспортной моделью развития, прежде всего в форме его «советизации». Несмотря на кажущиеся неразрешимыми межгосударственные разногласия, взаимоисключающие идеологические ориентиры и доктрины, на отягощённость исторической памяти населения региона, претерпевшего гонения, бедствия и унижения, народы Северо-Востока всегда ощущали своё единство. Между этническими азиатами и другими, в частности русскими жителями Дальнего Востока, никогда не существовало отчуждённости и нетерпимости. Эти народы толерантны, не испытывают национальной, религиозной и иной вражды к соседям. Наоборот, они тянутся друг к другу, осознавая потребность в тесном общении. Недаром говорят, что «дальневосточникам» сложно жить в Европе или Америке, спокойны они лишь в родных краях — в Северо-Восточной Азии. Любой кореец или китаец может благополучно обустроиться на русском Дальнем Востоке. Для японцев Приморье и Сахалин не какие-то неведомые земли. Монголы, с их традиционным кочевым образом жизни, легко осваиваются в региональных мегаполисах региона. Корейцы и монголоязычные потомки Чингисхана уже давно стали одними из коренных народов в других странах Северо-Восточной Азии, в том числе в европейской части России. В чём причина их взаимного притяжения и симпатии? Наверное, во взаимопроникновении культур и религий, в схожести традиций, глубокой семейственности. Не в последнюю очередь — в необходимости совместно преодолевать бушующие здесь природные катаклизмы — землетрясения, циклоны, цунами, тайфуны и регулярные морские штормы. И такую общечеловеческую напасть, как инфекции, в том числе коронавирус, убивающий сегодня миллионы людей. Жители Северо-Востока издавна взаимозависимы, экономики их стран дополняют друг друга, и деловые люди хорошо знают это. Где-то земли региона скудны на минеральные и углеводородные ресурсы, а в России и Монголии, например, их изобилие. Объединяет эти народы и совместно пережитая история. И тут неважно, какой она была. Она одна на всех, со своими героями, положительными и отрицательными. Её непростую летопись необходимо помнить, чтобы выстроить лучшее будущее. Но не меньше единению Северо-Востока придаёт характерная исключительно для этих мест природа и растительность. Лишь здесь — в Японии, Корее, Китае, на южных склонах в Приморье, на Сихотэ-Алинском горном массиве и на холмистых равнинах реликтового Монгольского плато — естественно произрастает момидзи. Так принято называть японский клён, поскольку именно в Стране восходящего солнца, известной праздниками созерцания весенней цветущей вишни, зародилась и другая традиция: любоваться осенними листьями древовидного кустарника момидзи — красными, алыми, жёлтыми, жёлто-оранжевыми… Но сейчас не только в японских парках Уэно и Ёёги, но и в корейском Сораксане, в садах русского Приморья, в Монголии и Китае жители наслаждаются красотой цветущего осеннего клёна. Нежные и хрупкие, листья момидзи обладают поистине разнообразными формами и расцветками. Большинство из них имеют всего пять заострённых листочков-лопастей, как бы символизируя пять основных народов Северо-Востока… Что касается написания слова «момидзи», то оно состоит из двух иероглифов: «ко» (алый, красный) и «ха» (или «ё»). Последний символ обозначает листву, листья. Иероглифика «момидзи» совпадает с некоторыми другими японскими словами, в частности со словом «коё». Но оно используется лишь для обозначения такого явления, как осенний листопад. Само же слово «момидзи» со временем стало символом японского кленового дерева каэдэ — одного из наиболее красивых осенних деревьев. Сентябрьский цвет листьев клёна зависит от его разновидности. При этом жёлто-золотистые обозначаются отдельным словом — «оё». Начало сезона листопада — «коё» — меняется каждый год, как и сезон цветения сакуры. Но в восточном лунном календареесть девятый месяц — «момидзи цуки», что переводится как «месяц красных клёнов». Традиция любования осенними красками момидзи насчитывает более двенадцати столетий. Именно в тот период в Японии появились собрание древней поэзии Манъёсю, а также классический роман эпохи Хэйан — «Повесть о Гэндзи», где описан этот ритуал. Поскольку в иероглифическом разнообразии не существует отдельного иероглифа, который произносился бы как «момидзи», можно предположить, что название этого вида клёна и самой традиции поклонения его листве пришло на японские острова вместе с «прояпонцами» из Кореи, Китая или Восточной Сибири. То есть своими корнями слово «момидзи» уходит в глубокую древность азиатского континента… Глава I Начало: подозреваемые и свидетели Генералы Танака, Яманаси, Оои, Розанов, Рябиков, атаман Семёнов; полковники Блонкис, Идзомэ, Осима; майор Куроки, капитан Хираса, ротмистр Извольский, поручик Алтунин; синдикат «Тодзай», финансисты Итики, Имамура, бизнесмен Сирокава, разведчик-японист Ощепков, чекист-разведчик Фридгут. Токио. Министерство сухопутных сил. Апрель — май 1919 года Командующий Объединённым штабом Министерства сухопутных сил Японии генерал-лейтенант Гиити Танака не спеша поднялся по шаткой деревянной лестнице в свой кабинет, расположенный на втором этаже четырёхэтажного особняка военного ведомства в центральном районе Токио Тиёда-ку. Танака Гиити (1863–1929), генерал императорской армии, политик, 26-й премьер-министр Японии, ему приписывается авторство «Меморандума Танаки», согласно которому для достижения мирового господства империи необходимо завоевать всю Северо-Восточную Азию. Генерала мучили головные боли. Они мешали сосредоточиться. Привыкший к напряжённой ежедневной работе, он старался не замечать солнечной весенней погоды, установившейся в последние дни в столице. Она только раздражала и отвлекала от дел. А голова раскалывалась из-за постоянного внутреннего давления. Лучше работалось в сырые, дождливые дни, когда над Японией нависали моросящие дожди байю. Дежурный по штабу, немолодой сухощавый полковник-артиллерист с красными от бессонной ночи глазами, доложил об отсутствии происшествий и сдал вахту интенданту второго ранга Тосихару Микамэ. Приняв рапорт, генерал, не отпуская нового дежурного, приказал: — Пригласите ко мне начальника Второго отдела Генштаба полковника Осиму. Пусть он захватит с собой последние телеграммы генерала Оои из Владивостока, а также сообщения полковника Идзомэ из Штаба разведотдела Экспедиционного корпуса. Когда за дежурным закрылась дверь, генерал неторопливо подошёл к окну и раскрыл его. В комнату ворвался утренний дурманящий апрельский воздух. Прямо по уровню подоконника висели гроздья распустившейся сакуры. «Хорошо бы сейчас уехать к себе в фурусато — родную префектуру Ямагата, — подумал генерал. — Весной там намного комфортнее, чем в Токио. И сакура в горах, особенно ямадзакура, цветёт дольше, и воздух свежее и прохладнее токийского. А главное, — нет этой знойной, особенно к полудню, жары, от которой и сегодняшний день вряд ли принесёт удовлетворение. Да, сакура — это подлинно японское явление… За границей, — продолжал размышлять Танака, — тоже ведь есть дикая вишня, но там она цветёт как-то по-другому, без этой пышности и обилия лепестков, без истинно японского флёра красоты, нежности и благоухания». — Разрешите войти? В дверях навытяжку стоял полковник Генерального штаба Осима, сжимавший в левой руке папку с документами. — Как отдохнули, мой генерал? — устраиваясь в кресло, спросил полковник. Этого седого, не в меру располневшего офицера Танака знал уже давно, лет двадцать. С той поры, когда они, совсем ещё юные лейтенанты, вместе закончили по высшему разряду офицерскую школу в городе Сэндае и получили назначение в 14-ю дивизию, расквартированную в префектуре Ямагата. На правах сокурсника и земляка Осима мог бы позволить себе более фамильярное общение с Танакой. Подобное товарищество распространено в Японии. Это некая традиция братства и единения выпускников одного учебного заведения вне зависимости от занимаемого ими служебного положения. Однако Осима с генералом был всегда почтительно вежлив. Он вовремя усмотрел незаурядные способности и далеко идущие амбиции своего сокурсника, приняв как должное позицию его младшего и верного товарища. Кадровое чутьё позволило ему в последующем прочно обосноваться в элитном Втором отделе, курирующем политику военного министерства на российском направлении. — Спасибо, неплохо. Как обстановка в отделе, и кто из офицеров штаба отвечает за разведывательную работу по Экспедиционному корпусу генерала Оои? — произнёс Танака, доставая из бокового кармана своего форменного плаща свежий номер газеты «Асахи симбун». — После назначения полковника Рокуро Идзомэ на должность начальника разведотдела штаба Экспедиционного корпуса и его убытия в Россию вопрос о новом кураторе пока не решён. Нам нужна, как вам хорошо известно, достойная замена полковнику — прежде всего из числа офицеров-русистов, ранее прошедших стажировку в России и владеющих ситуацией. Соответствующий запрос о подборе подобного кандидата мною сделан в управление кадров министерства. Однако из-за большого спроса на русистов в других подразделениях Объединённого штаба вакансия остаётся незаполненной, — стараясь быть кратким, доложил Осима. — Кадровые вопросы у нас по-прежнему решаются медленно, — раздражённо произнёс генерал, разглаживая ладонью помятую газету. — Обстановка во Владивостоке развивается стремительно. Позвоните от моего имени начальнику управления кадров и передайте поручение ускорить подбор куратора. Но будьте готовы сами предложить кандидатуру. Вы уже читали сегодняшнюю газету? Не дожидаясь ответа подчинённого, генерал сообщил: — Здесь опубликовано сообщение Иокогамского валютного банка о предоставлении кредита Омскому правительству адмирала Колчака на закупку вооружения. Сообщение достаточно краткое.