Своему прибору. У ручья он стреножил лошадей и повесил им на шею колокольчики наподобие коровьих. Расседлав Местизо, Свайр привязал его к колышку длинной веревкой. Покончив с делами, ковбой сел на камень, закурил сигарету, вытащил из кармана маленький засаленный блокнот и погрузился в наблюдение за подопечными, щипавшими прибрежную траву в лучах вечернего солнышка. Нора с удовлетворением оглядела лагерь. Жара спадала, от ручья повеяло прохладой. Дикие голуби перелетали с одной стены каньона на другую, легкий запах можжевелового дыма приятно щекотал ноздри. В сгущающихся сумерках громко трещали цикады. Она сидела на поваленном дереве, погрузившись в приятную истому. Нора знала — следует воспользоваться остатками угасающего дня и сделать записи в журнале. Но сидеть без дела было так приятно. Блейк, устроившись у костра из можжевеловых поленьев, массировал ноги. Остальные, закончив хлопоты по устройству лагеря, присоединились к нему и теперь выжидательно глядели на большой котелок с кофе. Под чьими-то ногами заскрипел песок. Секунду спустя из-за поворота появился Бонаротти с мешком на спине. Он бережно опустил ношу на расстеленную у огня чистую клеенку. Затем повар укрепил над пламенем гриль, поставил на него сковородку, извлек из сундука головку чеснока и мелко покрошил в шипящее масло. Рядом со сковородкой он водрузил кастрюлю с водой, предварительно насыпав в нее риса. Совершив все приготовления, Бонаротти развязал мешок и разложил на клеенке какие-то корни, клубни самой причудливой формы, связки трав и несколько колючих отростков грушевидного кактуса. Из разведки вернулась Слоан. Несмотря на усталый вид, глаза ее по-прежнему сияли и на губах играла неизменная улыбка. Она тихонько опустилась на бревно, наблюдая за манипуляциями повара. Со сверхъестественной ловкостью орудуя ножом, тот покрошил коренья и отправил их в кастрюлю. Такая же участь постигла клубни и травы. Потом настал черед кактусов. Он опалил колючки на гриле, снял жесткую кожицу, нарезал сердцевину мелкими кусочками и положил в кипящее масло с чесноком. Хорошенько перемешав содержимое сковородки, повар опрокинул его в кастрюлю и снял с огня. — Ризотто с кактусами, диким картофелем, кореньями и римским сыром! — возвестил Бонаротти обычным бесстрастным голосом. Повисло наряженное молчание. — Чего выждете? — нарушила тишину Слоан. — Налетай, пока дают! Участники экспедиции поднялись со своих мест и разобрали тарелки. Повар доверху наполнял каждый протянутый прибор, посыпая варево измельченными травами. Получив по порции, все вновь расселись у костра. — Вы уверены, что это блюдо не опасно? За шутливым тоном Блейка ощущалась откровенная обеспокоенность. — Как знать, доктор, — со смехом ответила Слоан. — Но я все же советую вам рискнуть. Отказаться — значит подвергнуть себя еще большей опасности. И она многозначительно покосилась на револьвер, торчавший из-за пояса Бонаротти. Блейк нервно рассмеялся и опасливо поднес ложку ко рту. В следующее мгновение лицо его просветлело. — Своеобразный вкус, — промычал он с набитым ртом. — Кто не рискует, тот не ест кактусов! — Смитбэк тоже принялся за еду. — Язык проглотишь! — ахнул Свайр. Нора последовала их примеру и воздала должное очередному шедевру Бонаротти. Нежнейший рис буквально таял во рту, вкус грибов и сыра смешивался с изысканным ароматом трав и незнакомым терпким островатым привкусом. Неужели он действительно порожден колючими неаппетитными кактусами? Шквал восторгов в свой адрес Бонаротти принял, как всегда, с непроницаемым лицом. Впрочем, спустя всего мгновение тишину в лагере нарушало лишь звяканье ложек. Позже, когда все участники экспедиции готовились ко сну, Нора отправилась проведать лошадей. Свайр по обыкновению сидел поблизости на камне с блокнотом на коленях. — Как дела, Роско? — Лучше некуда. — До нее донеслось знакомое шуршание и хруст: Свайр извлек из кармана очередную упаковку имбирного печенья и отправил одно в рот. — Хотите? — Он протянул ей пачку. Отрицательно покачав головой, Нора опустилась на соседний камень. — Скажите, а что вы записываете? — Так, кой-какие стишки. — Свайр стряхнул с усов крошки. — Излияния ковбоя. Это, так сказать, мое хобби. — Правда? А можно взглянуть? Он замешкался. — Вообще-то это лучше слушать, а не читать. Но так и быть, держите. Нора раскрыла потрепанный блокнот и, развернув страницы к костру, вгляделась в неровные строчки. По большей части творения Свайра оказались короткими, не более десяти-двенадцати строк. Они напоминали не столько стихи, сколько разрозненные отрывки шутливой поэмы. На последних листках она обнаружила произведения иного рода, более длинные и серьезные. Одно из них даже было написано на латыни. Перелистнув последнюю страницу, Нора увидела заголовок: «Ураган». — Это о жеребце, на котором едет Смитбэк? — Да, — кивнул Свайр. — Мы с ним старые приятели. Ковбой забрал блокнот и продекламировал вслух: Вьюжной зимней ночью он предстал передо мной, Пышногривый, норовистый молодой мустанг лихой. Я скакал за ним с лассо, я его поймал И отвел его в загон и прозванье дал: Ураган, Ураган, недоверчив и упрям, У тебя кривое брюхо и на морде шрам. Лишь ослепшая кобыла на тебя положит глаз, Но с тобой никто на свете в жизни не догонит нас. О, сколько на родео нам выпало наград! В Амарильо, в Санта-Фе всякий был нам рад. Ты служил мне не за страх и уже не юн, А теперь в твоем седле неуклюжий вьюн. — Последняя строка мне не слишком удалась, — вздохнул Свайр, закрыв блокнот. — Надо еще поработать над концовкой. — А Ураган и в самом деле был диким мустангом? — Думали, я присочинил это для красного словца? В то лето, а я жил тогда в Вайоминге, вокруг только и разговоров было, что о гнедом мустанге, которого никто не может поймать. Он с легкостью уходил от погони, и никому не удавалось поставить ему клеймо. Едва заметив всадников, он сразу мчался в горы. А как-то ночью я его сам увидал. Была страшная гроза. Он, наверное, испугался молнии и подбежал к человеческому жилью. Я гонялся за ним три дня. — Три дня? — недоверчиво переспросила Нора. — Ну да. Отрезал ему путь в горы и теснил его, заставляя совершать круги вокруг ранчо. Всякий раз, приблизившись к дому, я брал свежую лошадь. Шестерых довел до полного изнеможения, но зато поймал этого сукиного сына. Конечно, пришлось немало попотеть, чтобы его приручить. Характер у него был бешеный. Несколько раз он перепрыгивал через изгородь из колючей проволоки и пытался уйти в горы. Но в конце концов мы подружились. — Вот уж не думала, что вы пишете такие замечательные стихи. — Лошадиные вирши, — усмехнулся Свайр, явно польщенный. — А где вы выучили латынь? — Папаша самолично преподал. Он был священником и, кажется, хотел впихнуть в меня все знания на свете. Вбил себе в голову, что без латыни я не сумею далеко пойти. Мы с ним дошли до третьей сатиры Горация. Но тут я не выдержал и сбежал из дома. Свайр погрузился в молчание, задумчиво поглаживая усы и глядя в сторону лагеря. — Чудной парень. — Он кивнул на Бонаротти. — Хотя по части стряпни настоящий дока. Нора тоже отыскала глазами высокую, крупную фигуру повара. Тот закончил мыть посуду и готовился ко сну. Бонаротти надул матрас, смазал лицо ночным кремом и бережно спрятал волосы под сеточку. — Что это он делает? — Свайр увидел, как повар засовывает в уши затычки. — Кваканье лягушек мешает ему спать. — Материализовавшись из темноты, Слоан Годдар уселась рядом с ними. Она рассмеялась низким, хрипловатым смехом, и отблески костра заиграли у нее в глазах. — Наш повар все предусмотрел и даже захватил с собой беруши. А еще у него есть дивная шелковая подушечка пронзительно-розового цвета. Моя старая тетушка позеленела бы от зависти, если бы ее увидела. — Чудной парень. — На этот раз в голосе ковбоя прозвучало откровенное неодобрение. — Может быть, — повернувшись к нему, кивнула Слоан. — Но он не слюнтяй и не нытик, можете мне поверить. Я видела его в Денали во время снежной бури. Мороз стоял жуткий, а ему все было нипочем. Порой мне кажется, он вообще ничего не чувствует. Повар меж тем забрался в палатку и застегнул вход на молнию. — Слоан, вы видели что-нибудь интересное в каньоне? — поинтересовалась Нора. — Все, что я видела, — заросли ивы, карликового кедра и камни, которые угрожают свалиться путникам на голову. Интересным все это вряд ли можно назвать. — А далеко вы забрались? — Думаю, мили на полторы. — Лошади смогут там пройти? — подал голос Свайр.