Я подумал, закрыл чемодан и бросил его обратно в яму. Ну а какой прок с этого добра может быть? Мусор, вернее не скажешь. Ладно бы еще тут пистолет обнаружился, его хоть как-то можно использовать, но деньги и документы давно рухнувшей Империи — это хлам, который даже антикварам не нужен. Я не о Шлюндте, который работает с серьезными ценностями, а о тех, которые берут все, что можно, от непонятно чьих фотографий до театральных афиш. Но настроение нам эта история подняла изрядно, мы еще долго посмеивались – и когда обратно на нашу поляну шли, и когда начали перекусывать снедью, припасенной Ласло. – Ить не помню, чтобы эту штуковину кто закапывал в моем лесу, – сообщил нам дед Силантий, с удовольствием похрустывающий маринованными огурчиками. – Чудно! Видать, шпиёны ваши тоже магию какую знают. – Маскировочную, – усмехнулся мадьяр. – Скорее всего он или они выглядели как грибники, вот вы их и не приметили. – Грибники с чемоданом? – усомнился я. – Сомневаюсь, что такое диво можно проморгать. – Ну тогда не знаю, – спасовал мой новый приятель. – Еще говядины хочешь? Надо доедать, на такой жаре она долго не протянет. Время шло, стрелка часов делала оборот за оборотом, на лес опустилась предвечерняя прохлада, а мы так и сидели на поляне в ожидании вестей. Нельзя сказать, чтобы их совсем не было. Например, кроты нашли скелет какого-то бедолаги с кошелем на поясе и даже притащили нам его содержимое. Сам кошель распался в труху, но монеты оказались в отменном состоянии, так что стал я обладателем тридцати двух серебряных рублевиков времен веселой императрицы Елисавет. Что интересно – все они были датированы либо 1742, либо 1743 годом. Странно это. Не фальшивые ли? Вот не помню – Демидовы при Елизавете Петровне свои поддельные монеты в районе Каменного Пояса шлепали или нет? Еще усатые поисковики обнаружили схрон с оружием, надо думать, времен Великой Отечественной войны. Как видно, армейцы делали заначку для разворачивания партизанского движения на территориях, захваченных противником. Я было решил пойти поглядеть, но потом передумал. Устроили тайник не по уму, в него постоянно попадала вода, и все давным-давно заржавело или сгнило. Кстати, дед Силантий даже вспомнил, как это происходило, а после еще раз предложил нам забрать «кассе», оставшееся от фашистов. – Может, все же стоило и нам самим походить по лесу? – спросил у меня Ласло невесело в какой-то момент. – Судьба любит тех, кто что-то делает, а не ждет от нее подарка. – Ты всерьез думаешь, что мы эффективней кротов? – выпустив сигаретный дым, иронично отозвался я. – Это ошибка. Нет, какая-то доля вероятности того, что я услышу клад твоего дядюшки, есть, но она настолько мизерна, что о ней и говорить не имеет смысла. И сразу – дело не в моей лени. Дело в элементарном расчете. И потом – мы что, куда-то опаздываем? Этот день кончился – и все, далее тишина? У тебя виза насколько? – Виза? На сколько захочу, – передернул плечами мадьяр. – Велика трудность глаза таможеннику отвести. У меня, собственно, ее как таковой и нет. Дело в другом, Валера. Мне перед тобой не слишком удобно, мы с тобой заключили договор… – Все, понял. – Мне стало смешно. – Ласло, ты в России. У нас никогда никто ничего не делает в том случае, если ему это вменено в обязанность и по договору, потому что просто работу работать скучно и неинтересно. Но если что-то надо сделать бесплатно и по дружбе, то слова «нет» в этой стране не существует. Мы с тобой теперь вроде как приятели, я помогаю тебе по-братски, потому мы будем обитать в этом лесу столько, сколько надо. Ну если дед Силантий нас отсюда нафиг не выгонит, разумеется. – И в думах не имелось, – добродушно сообщил нам лесовик, который успел сжевать один подаренный ему каравай целиком и добрался до второго, а в перерыве крепко помог нам со снедью Ласло. – Хоть вы и человеки, но из наших, понимающие. Только ты, шустрый, как стемнеет, к озеру не вздумай соваться, ясно? Точно тебя девки тамошние на глубину утащат, и я не помогу. Нет там моей власти. – Ну вот, – приободрил я мадьяра, туша сигарету. – Поживем тут, в лесу, на природе, нервишки подлечим в естественной среде. За едой в соседний магазин сгоняем, видел я там один у санатория, спать в машине можно. Опять же – вон грибную похлебку сварим. Знаешь, какое это объедение? Опять же – в озере можно окуней надергать, уху сварганить. С перцем, с лаврушечкой, с картошечкой, да под водочку ее и убрать. И дед с нами похлебает. – А как же, – с достоинством ответил старик. – Это можно! Пока вот малинки пожуйте. Хороша в этот год малинка уродилась! Невесть откуда он достал два кулька, свернутых из больших лопухов и доверху заполненных ароматными ягодами. Вот тоже интересно – малина лесная, должна быть мелкая, а тут ягоды такие, что иная садовая позавидует. – Спасибо, – обрадовался я. – Всегда ее уважал! Успокоившийся Ласло тоже принял кулек и поблагодарил гостеприимного лесного хозяина. Доесть вот только угощение мы не успели, поскольку из все того же лаза высунулась башка крота-лидера с несвойственно для данного существа выпученными подслеповатыми глазами, а следом за этим с пня встал и дед Силантий. – Ну вот, ребятки, – огладил он свою бороду. – Кажись, нашли вашу пропажу. – Случилось что-то? – насторожился мадьяр. – Одного из его помощников прямо на месте убило, – пояснил старик. – Он на какой-то препон в земле наткнулся, да и полез смотреть, что да как. Нет чтобы весть подать и в сторонку отползти! А это невесть что его возьми, да жизни и лиши. Чародейство, никак не иначе. Стало быть, это то, что вам потребно. Но я-то, старый дурень! Чего сразу не смерковал, что кроме как в Ведьминой просеке поклаже быть и негде? Самое же пакостное место в моих владениях! Дядька твой, поди, потому и бродил по моим лесам столько времени, что подыскивал такую лежку, где земля зло в себя впитала. – Ведьмина просека, – повторил я. – Ну раз Ведьмина, стало быть, ясно. – Чего тебе ясно, щегол-болтун? – насупил брови дед. – Ведьмы – они не хуже и не лучше, чем ты или вон он. Все мы под Луной живем, каждый своим путем идет, как может, когда добро сотворит, когда зло. Жизня – она что лес для того, кто привык в полях жить, никогда не ведаешь, куда тропинка заведет – в чащу глухую или на опушку светлую. Просека потому так называется, что там лет триста назад двух ведьм селяне жизни лишили, да еще и пакостно оченно. Издевались над ними всяко, потом одну, что постарше, повесили, а вторую… Рассказывать не хочется даже. Нет, может, и было за что, только эдак-то зачем? Хочешь убить – убей, но измываться – не дело. Я селян тех после хорошенько по лесу помотал, два дня выбраться к своей деревне не могли. А просека та с той поры недобрым местом стала, потому как одна из ведьм предсмертное подсердечное проклятье кинула на убийц. Потому я их, кстати, живыми и отпустил, они все, почитай, всё одно что мертвецы. От такого проклятия спасения нет. Но вот беда – его и земля запомнила, и трава, и деревья. Плохое стало место. Гибельное. Если человек там сильно долго пробудет или, того хуже, заснет – все, пропал он. Болезнь его убьет вскоре, или какая другая напасть. Возьмешь там гриб или ягоду – тоже гроб можно заказывать, в них яду больше, чем в гадючьем клыке по весне. Врать не стану – я туда особо не суюсь. Неуютно там. Стыдно сказать – когда мой лес вырубали, я сильно опечалился, что эта просека под пилу не попала. Все деревья жалко, а эти – нет. – Веселые дела, – встал и я на ноги. – Ласло, пляши. Мы нашли то, что искали. Глава 13 Тельце погибшего крота валялось на земле, выглядя при этом невероятно печально. Нет, смерть вообще очень редко смотрится радостно, но тут прямо вот совсем-совсем все минорно смотрелось. Если добавить к происходящему мелкий дождь, серое небо и печальную музыку да снять на камеру – и все, можно отправлять получившуюся короткометражку в Канны, она в разделе «Авторское кино» запросто может «пальмовую ветвь» получить. Там такую заумь любят. А если еще и название правильное дать, так и вовсе. «Последний свет в конце тоннеля», например. – Ты прав, Валера, – сообщил мне Ласло, глядя на отважного, но, увы, покойного подземного жителя. – Его убило проклятие. Значит, именно тут дядюшка спрятал то, что было украдено у моей семьи. – Не только у нее, – уточнил я. – Сдается, он изрядно помародерствовать успел. И у меня на то имелись веские доказательства, поскольку уже добрых минут пять в моей голове непрестанно бубнили несколько голосов, причем по-русски ни один из них не изъяснялся. В наличии имелись немецкая, французская, и даже, по-моему, итальянская речь, причем, что примечательно, все голоса были женские. Впрочем, под конец добавился один мужской, принадлежал он какому-то старику, торжественно что-то вещавшему на английском. Мало того – похоже, что на староанглийском, так как половину слов я просто не понимал. Хотя – поди разбери что-то в эдакой разноголосице? Одно хорошо – слышал я их не сильно хорошо, приблизительно так, словно они за стеной говорили. И слава богу, а то от эдакого гвалта недолго и умом тронуться. – Ты о чем? – немедленно поинтересовался мадьяр, и я изложил ему суть вопроса. – Köszönöm, – сообщил он небесам, глянув на них. – Нашли! Как видно, это «спасибо» на его языке. – Все так, все верно. – Я топнул ногой по тому месту, где, похоже, был зарыт клад. – Вот только, Ласло, признаюсь честно – что-то мне маленько не по себе. – Что ты имеешь в виду? – насторожился мой спутник. – То самое. – Я показал на крота. – Вон животину на месте убило. Ясное дело, я побольше размером буду, но кто знает? Очень, понимаешь ли, не хочется рядом с ним лежать, поджав ножки к животу. – Проклятие сильное, – помрачнел Ласло. – Оно есть, я его чую. Постарался мой родич, ничего не скажешь. Но ты не бойся, я смогу тебя защитить. Главное – выкопай спрятанное и сделай так, чтобы сокровища увидели белый свет, тогда настанет мое время. Валера, кроме тебя никто этого не сможет добиться, это только твое. До того ни я, ни наш добрый хозяин не сможем увидеть сокровище, даже если будем стоять прямо над ним. И сделать ничего не сможем, по крайней мере я. – Ничего не чую, – подтвердил дед Силантий. – Кроме того, что совсем пропали деревья. Гниль их поедом ест, и злоба. Еще немного – и проклятое место в лесу появится. Лет двести назад я бы эту пакость извести смог, а теперь – силы не хватит. Старый совсем стал, мне бы в какое дупло залезть, да там и заснуть навсегда, как у нас водится. Только лес передать некому, вот в чем беда. Деток от поляницы или арыси какой я не прижил по собственной дури, а молодых лесовиков нет как нет. Это да. В наступающих сумерках Ведьмина просека смотрелась очень мрачно. Искривленные стволы берез тихонько поскрипывали, раскачиваясь от легкого ветерка, практически лишенные листвы ветви напоминали руки каких-то сказочных монстров, которые вот-вот, и нас ими схватят. Причем слово «просека» отлично подходило для этого места, оно было отделено от нормального леса, стоящего слева и справа. Казалось, он сам отступил подальше, лишь бы не соприкасаться с уродцами, обитающими здесь. – Легко сказать, – косо глянул я на мадьяра. – Как ты меня от проклятия защитишь, если ты предмет, его насылающий, не видишь? Не люблю плохо думать о людях, но в какой-то момент мне подумалось о том, что я для него просто расходный материал. Меня эта хрень прибьет, а он останется при своем интересе. Обидно, кстати, если все на самом деле так и есть. Просто очень хотелось, чтобы в этом непутевом мире Ночи все же встречались и нормальные люди. Ну или нелюди. Из числа тех, кто не зациклен только на своих целях и личной выгоде. Должны же тут быть такие, верно? В обычном мире, по крайней мере, они иногда еще попадаются. – Поверь, это так, – спокойно ответил мне Ласло. – Просто – поверь. Знаю, что в наше время подобные обещания чаще всего вызывают только улыбку, но я клянусь честью своего рода, что скорее сам умру, чем дам погибнуть тебе. – Не врет, – внезапно сообщил мне лесовик. – Я лжу, парень, чую сразу. Этот – не врет. – И – не бойся. – Ласло положил мне руку на плечо. – Для того, кто сейчас там, в земле, твой страх как пища, понимаешь? – Не понимаю. – Я взялся за лопатку. – Потому что у вас иногда все так сложно, что голова скоро лопнет. Короче – если я тут загнусь, то… Не знаю, что именно сделаю, но – сделаю. Если помру – придумаю. – Этот придумает, – подтвердил и мои слова дед Силантий. – Этот сможет. Доброго корня малец, чем-то на тех, старых, похож. – Каких «тех»? – полюбопытствовал я, осторожно пласт за пластом снимая землю. – Ну что татарина злого гоняли, – пояснил лесовик. – Сам-то я их не видал, но дед рассказывал. Говорит – ничего они не боялись, ни от кого не бежали, никому спуску не давали, а когда матушка Смерть за ними приходила, то в лицо ей смотрели смело. Робость в тебе ишшо есть, но вот все остальное… Похож, чего там. Это он, наверное, про богатырей вспомнил. Илья Муромец, Алеша Попович, Добрыня Никитич и прочие представители древнерусского фольклора. Лестное сравнение, но из меня богатырь, что из кукиша пуля. Знали бы они, как у меня с каждым ударом лопаты в землю что-то внутри екает. А показывать нельзя, потому как самолюбие дороже. И потом – в моем новом мире все всё про всех знают. Я тут сейчас оплошаю, а завтра в Москве каждая ведьма, каждый вурдалак будет в курсе, как накануне новый Хранитель кладов очковал, выкапывая очередную захоронку. Мне такой удар по репутации не нужен, и дело не в тщеславии. Просто логическая цепочка крайне короткая – если боится, значит, напугать его можно, а если напугать можно, то надо просто последовательно перебирать все варианты, раньше или позже на нужный наткнешься. Дзззинь! Ну вот, и я наткнулся. Сталь, судя по звуку. Или какой другой металл. Значит, все-таки мы были правы – кейс. Впрочем, оно и напрашивалось, нынче сундучки да чугунки не в тренде, времена изменились. Я аккуратно счистил штыком лопаты землю с серебристо сверкнувшей в лучах вечернего солнца крышки небольшого чемоданчика с округлыми краями, и присел на край выкопанной ямки. Кстати – неглубоко дядюшка прикопал свое добро, неглубоко. Как видно, собирался вскоре за ним вернуться. Ох, как не хочется трогать эту штуку. Прямо внутри все так и сжимается. И голоса вдруг взяли и замолчали. И еще – если клад проклят, почему до сих пор не объявился его страж? Приснопамятная лошадь, например, сразу мне сообщила о своих намерениях. А тут – тишина. – Ну же, – поторопил меня Ласло. – Давай! Ты ведь его уже видишь? Валера, ничего не бойся, главное – открой крышку, дальше действовать буду я. – Охти мне, день-то какой выдался. – У азартно смотрящего на происходящее лесовика в руках появился очередной свернутый кульком лопух, он уплетал из него малину. – Давно таких не случалось! – Ну да, – пробормотал я, выдохнул и протянул руку к одному из двух замков. – Легко тебе говорить! А вот дальше все пошло не так, как обычно, и кино про прошлое в этот раз мне никто показывать не собирался. Вместо этого в мое запястье вцепилась жуткого вида клешня, по-другому эту конечность назвать никак нельзя было. Коричневая, в струпьях, кривопалая и невозможно холодная. Ну а следом за ней появился и тот, кто охранял этот клад. Старик мерзопакостнейшего вида, лысый как коленка, с крючковатым носом и лицом, более всего похожим на череп, обтянутый кожей. А какие у него были жуткие глаза – это вообще не описать. Он что-то мне сказал, но я его не понял, хотя общий смысл, разумеется, уловил. Радовалась эта нежить, что я сюда явился, соскучилась она без убийств. – Руки убрал, – сообщил ему я, надеясь на то, что хоть какую-то власть как Хранитель кладов над ним имею. – Это моя земля и мое право. – Нет надо мной у тебя прав, – уже по-русски прокаркал призрак, злорадно скалясь. – Только тот, частью души которого я являюсь, может мне приказывать. А тебя я просто убью. А после и тех, кто пришел с тобой! И эта сволочь воткнула мне в грудь свою бесплотную руку. Вот так просто, как бы между прочим. Я попытался ему помешать – и не смог. Уцепиться было не за что, он же призрак! Я чуял его холодные пальцы внутри себя, понимал, что он собирается раздавить ими мое сердце – и ничего не мог сделать. Дополнительных ощущений добавлял мне и екатерининский рублевик, раскалившийся в кармане джинсов до состояния включенной плиты. А то я не знаю без него, что мои дела плохи! – Хранитель, он связан с нами! – раздался в ушах девичий крик. – С нами! И с нашим вместилищем. Он привязан к нему! Вместилищем? Чемоданом, что ли? Старик удовлетворенно сопел, глаза его сияли мертвенно-бледным пламенем, а пальцы почти добрались до цели. – Делай чего-нибудь, чародей! – услышал я крик деда Силантия. – Умрет ить сейчас малец-то! Давит его кто-то! – Не могу! – простонал Ласло. – Не вижу я никого! Не вижу! Боль скрутила меня, повалив на землю, старик радостно закряхтел, мое сердце сжал холод, и в этот момент, из последних сил, я выпнул кейс из ямы ногой, да так, что он отскочил далеко в сторону, ударившись боком об одну из берез.