– Да-да, – подтвердил Ласло. – Людовик не любил Анну Австрийскую, но приличия ради подарил ей подвески, говоря о том, что чувства есть, и они сильны. А та, в свою очередь, передала их Бекингему, причем как что? – Как дар любви, – усмехнулся я. – Вроде, в тексте их так и называют. – Именно. – Мадьяр чуть прибавил скорости, ибо дорога с нашей стороны была почти пустая. – После чего король сильно и обоснованно разозлился, заподозрив, что его подарок был передан другому мужчине. Причем не какое-нибудь кольцо или колье, а именно подвески. Замечу отдельно – очень дорогие подвески. Двенадцать алмазов – это серьезно. За такую побрякушку в те времена где-нибудь в Руссильоне можно было прикупить поместье, землю и виноградники в придачу. Про Гасконь с ее многочисленными полуразрушенными замками я и не говорю. Подвеска. А что, очень может быть. Почему нет? Теперь бы еще понять, кем была эта «SC», да получше рассмотреть предмет. Настроение поднялось, а после того, как мы перекусили в придорожном кафе, том, о котором мне говорил Ласло, стало вовсе замечательным. Остаток дороги пролетел незаметно, и я даже удивился в тот момент, когда увидел из окна машины озеро Сенеж, красиво бликующее под солнцем. После мы проехали мимо рыболовной базы, мелькнул справа дом отдыха довольно старой постройки, а следом за этим Ласло направил автомобиль на какую-то совсем уж узкую дорогу, которая шла через лес. А минут через пять и с нее свернул, сообразуясь с какими-то приметами и рукописной картой. Надо полагать, нарисованной его братом, тем, который дядюшку порешил. – Приехали, – наконец сообщил мне он, съехав с лесной дороги на уютную полянку. – Поиски стоит начинать отсюда. – Почему отсюда? – полюбопытствовал я. – Пару минут назад мы не менее живописное место проезжали. – Так сказал Лукан. – Мадьяр помахал картой. – Ему можно верить. – Н-да. – Я вылез из машины, и потянулся. – Ну раз Лукан. В Москве предстоящее приключение виделось мне более простым. А тут, глядя на высокие ели, стоящие с трех сторон вокруг поляны, уверенность как-то немного рассеялась. Тут вообще леса были не чета тем, что я посетил за последнее время, никаких березняков, насквозь просвеченных солнцем. Суровый ельник, через который запросто не продраться. – Посиди-ка еще маленько в машине, – велел я мадьяру. – Надо кое-что сделать. – Хорошо, – без малейшего удивления и каких-либо вопросов согласился он. – Как скажешь. Я взял с заднего сидения пакет с теми продуктами, что купил с утра, повертел головой, заметил между елками слева просвет, да и направился туда. Точного текста, с которым надо обращаться к лешему, мне никто не надиктовывал, потому я решил импровизировать. – Добрый день, лесной хозяин, – поклонившись, произнес я, перед тем положив на найденный пенек привезенные гостинцы. – Не обессудь, не знаю, как тебя звать-величать, но все одно хочу поклониться тебе хлебом да сладостями, в знак большого уважения и… – Ишь какой вежливый, – проскрипел сзади старческий голос. – Давно таких слов не слыхал. Уважение, гляди-ко! – Большое, – отметил я, поворачиваясь к говорящему. – Еще раз – добрый день, дедушка. Стар был местный леший, ох как стар, даже на фоне не сильно молодых дяди Егора или дяди Фомы. Борода белая и какая-то поредевшая, нос крючком, сам весь какой-то сгорбленный, на посох опирается. И из телогрейки, что на нем надета, тут и там клочья торчат. Знал бы – купил не только еды, но куртку какую поприличнее. – Хлебушка, стало быть, мне принес, – прошамкал лесовик, глядя на продукты. – За это спасибо, малец. Давно не едал, давно. Он направился к пеньку, шаркая по траве старенькими валенками, подшитыми кожей, после с трудом уселся на него, чуть подвинув еду, отломил себе горбушку и медленно начал ее жевать, глядя перед собой. Однако, ерунда вышла. Как бы дедушка не оказался склеротиком, или, того хуже, маразматиком. У меня на его помощь большие надежды были, а теперь уж и не знаю – выгорит дело или нет. – А как звать вас? – уточнил я. – Меня вот Валерой. – Дедом Силантием зови, – посопев, ответил лесовик. – Не пойму никак – ты каких будешь? Ведьмак, что ли? За травами пришел? Или из оборотней, спрятаться надо? Хотя нет, Велесово племя – оно другое, сразу говорит, чего надо. И да, пахнут оне. – Не тот и не другой. – Отчего-то мне стало смешно, еле улыбку сдержал. – Хранитель кладов я, дед Силантий. Великий Полоз меня выбрал из всех и к этому делу приставил. Вообще-то про золотого змея я говорить изначально не собирался, но, глядя на этого старичка, я вдруг подумал, что до него вести от дяди Егора могли и не дойти. А если и добрались, то он про них давно забыл, потому лучше перестраховаться. – Эва. – Дед Силантий вдруг кинул на меня быстрый взгляд. Слишком быстрый и слишком пристальный. – Сам Полоз, говоришь? Я молча задрал майку и показал ему сплетенных воедино змеек, которые расположились рядом с моим сердцем. – Слыхал я про тебя. – Мне кажется, или лесовик стал говорить куда быстрее и внятнее. – Приносили сороки вести на хвосте, правда, не думал, что свидеться придется. А с тобой на повозке кто приехал? Брательник твой, или просто дружок закадычный? – Пожалуй что дружок, – подумав, ответил я. – Не то чтобы закадычный, но… Хороший человек. – Да какой он человек? – хмыкнул дед Силантий. – Охти мне! Ладно, пошли к нему, что ли? Все ж таки чародей, хоть и не наших кровей, надо уважить гостя. Еду только прибери, парень, тут не оставляй. Лисы у меня наглые этот год народились, чуть что оставишь – жруть! И он зашмурыгал в сторону поляны, причем теперь вполне шустро, особо не сутулясь и не охая. Вот ведь! А я поверил! Ласло так и сидел в машине, ожидая моего возвращения. Впрочем, как только мы с дедом Силантием вышли из ельника, сразу из нее вылез и подошел к нам. – Прими мое приветствие, повелитель деревьев, – приложив руку к сердцу, поклонился лешему мой спутник. – Пусть лес твой растет ввысь и вширь, а звери в нем не переводятся никогда. – Как он меня назвал? – уточнил у меня дед Силантий. – Повелитель деревьев, – подсказал я. – У него в стране так лесных хозяев называют, наверное. Он же мадьяр. Венгр, если по-нашему. – Это не по-нашему, а по-вашему, – осек меня леший. – Мне и то слово неведомо, и другое. А что, чародей, далеко твоя страна? – Для человека – да, для птицы – не очень, – улыбнулся Ласло. – А для мысли вовсе рядом. – Ясно. – Лесной хозяин потоптался на месте, а после сел на пень, который, само собой, возник именно там, где было надо. – Ну ладно, ребятки, а теперь скажите мне, что вы в моем лесу забыли? У меня ить кладов-то давно нет, тем более таких, чтобы за ними Хранитель с иноземным чародеем на пару пожаловали. – Как нет? – удивился я и посмотрел на Ласло. – Друже, мы точно туда приехали? – Второй раз отвечу – ручаюсь за то, – строго глянул на меня мадьяр. – Ошибки нет. – Так и кладов нет, – показал я на лесовика и прислонил к пню пакет с продуктами. – Дед Силантий тут каждую травинку знает. – Серьезных – нету, выкопали их уже, – подтвердил старик, отламывая себе еще хлеба. – Осталось кое-что, но то не клады, а так, мелочь. Под дубами на косогоре, к примеру, чугунок с монетами зарыт. Дурные деньги, кровью взятые, разбоем. Их Еремейка закопал, он в моем лесу хоронился лет триста назад со своими дружками, такими же злодеями заугольными. Из беглых холопов Еремейка был, дран за воровство нещадно, потому большую злобу затаил на служивых людей да на господ. Нет бы только грабил, это ничего, но он кровь лил что водицу, а женщин еще и того… По-всякому случалось, короче. – Так понимаю, закончил он плохо, – подытожил я. – Людишек его всех тут солдаты порешили, – подтвердил дед Силантий. – Живыми брать не восхотели, тела так в Черном овраге и оставили, на прокорм зверью. Не стали закапывать. А его увели куда-то связанного, должно, в другом месте казнили. Ну а чугунок под дубами остался. Коли желаешь – забирай. – Пока не надо, – отказался я. – А еще какие клады у вас тут имеются? – В дальних мшаниках могила есть, – подумав, отозвался лесовик. – Сильно старая. Там великий воин лежит, ему с собой в дорогу злата-серебра отсыпали собратья, коня там же положили, оружие дорогое дали и курган небольшой насыпали. Курган время изничтожило, но могила осталась. Еще несколько совсем маленьких кубышек зарыты там да сям, разные люди клали. Ну и цыганская захоронка в дальнем распадке имеется. Но ее лучше не трогать. – А почему? – тут же уточнил я. – Потому, – отправил в рот крошки леший. – Цыгане народ непростой, много чего умеют да знают, так что если чего прячут, то непременно стража при добре оставят, и не простого, а с подвывертом. Да и не жди добра с такой поклажи, она точно лихом обернется. Что цыган положил, то цыган и забрать должен. Опять же – никто за спрятанным не вернулся, стало быть, некому было, погиб, видно, табор. Не просто же так они все, что имели, в яму поклали? Немец тогда по нашей земле шел, цыгане от них бежали, да, видать, не получилось. Ну да, фашисты ромов не любили, есть такое. Сразу их к стенке ставили. – Вот! – оживился вдруг дед Силантий. – А хочешь, Хранитель, я тебе покажу, где два десятка солдат германских у меня лежит? С офицером! От них много всякого осталось. Оружие-то проржавело давно, а вот коробка железная так и валяется в том овраге, где я их… Кхм… Они ее «кассе» называли. Интересно, а как эти солдаты с офицером в овраг попали? Сдается мне, что неслучайно. Потом глянуть, что ли? Только прежде надо отыскать то, зачем сюда приехали. – А старые да большие клады все давно нашли, – тем временем вещал лесной хозяин. – Народу на земле все больше, места ему не хватает, вот лес и вырубают. То дома поставят, то вон этот возведут… Санаторий. Одно время думать начал, что скоро мне конец придет. Оно ведь как, – нет леса – нет меня. Но обошлось, обошлось, ушли из моего дома пильщики, нашелся на них укорот. Ко мне сюда ведьма одна захаживает, травы собирает, так она сказала, что у меня здесь нынче зона… Эта… – Природоохранная, – предположил я. – Вот, она, – подтвердил лесовик. – Закон теперь меня охраняет. Ну а я ему, стало быть, помогаю, если кто нарушать пытается. По-своему, стало быть, как сызмальства учен. Даже знать не хочу, как именно он помогает. Крепче спать буду. У него наверняка тоже своя стая волков имеется. – Так вот когда деревья мои вырубали да пни потом корчевали, почитай, все клады и выбрали из земли, – закончил свою мысль дед Силантий. – Да и было-то их… – Наш найти не могли. – Ласло, как мне показалось, занервничал. – Я бы знал. Да и закопал его дядя не так давно! – Дядя, говоришь? – Старик достал из пакета коробку с сахаром, открыл ее и засунул кусочек рафинада в рот. – Твоих кровей, выходит, только с чернотой внутри? Колдун, по-нашему? – Да, сказать, что он служил Свету, никак нельзя, – вздохнул мадьяр. – Этот человек предпочитал темные пути. – Был такой, – причмокнул дед Силантий. – Вон в той стороне жил, помню. Хаживал сюда, бродил по моему лесу. Я за ним приглядывал, вестимо. Все же колдун, да еще чужеземный, поди знай, чего он удумает? Это племя такое, никогда не ведаешь, чего от них ждать. Коли просто походит, травки какие соберет – это хорошо. А ну как какую каверзу устроит? А мне потом за нее отвечай! Но родич твой ничего такого не творил, знай меж деревьев бродил, что-то бормотал, песни пел иногда. Но вот того, чтобы он прятал что – не видал, врать не стану. – Тупичок, – развел руки в стороны я. – Ласло, если желаешь, тоже походим, побродим и мы, но дед Силантий ошибаться не может. Это его лес, как ты слышал. Он тут знает все. – А дядя Силард знал, что за ним наблюдают, – вдруг по-мальчишески улыбнулся Ласло. – Ну конечно же! Он чуял, что вы, уважаемый, рядом, потому в нужный момент просто отвел вам глаза. – Мне? – Дед Силантий забросил в рот еще кусок сахару. – В моем лесе? Ты что, чужеземец, с глузду съехал? – А? – непонимающе посмотрел на меня мадьяр. – С ума сошел, – пояснил я. – И да, мне тоже так кажется. – Дядюшка знал толк в своем ремесле, – упрямо заявил Ласло. – И был крайне терпелив на пути к цели. Он мог прийти сюда двадцать раз и просто петь песни, а в двадцать первый сделать то, что собирался. Это очень на него похоже. – Может, ты и прав, – призадумался лесовик. – Он сюда ить сколько раз ходил, а потом вдруг раз – и перестал. Хотя еще какое-то время тут жил, пока совсем не сгинул. Опять же – он не нашей земли колдун был, мог знать те чары, которые мне не под силу развеять. – Мог, – подтвердил Ласло. – Его учил отшельник Грегош, он знал многое и о многом. Грех так говорить, но мой брат сделал благое дело, забрав жизнь дядюшки. Слишком уж тот любил золото, настолько, что ради него мог пойти на любое злодейство. И жалости не знал.