Я подошел к окошку в двери, глянул на человека, находящегося за ней, задержал взгляд на перстне, поблескивающем на его пальце, повернулся к антиквару и твердо заявил: – Нет. – В смысле? – на этот раз антиквар на самом деле удивился, никакого наигрыша тут в помине не имелось. Он на самом деле был уверен в том, что я отвечу согласием, потому отказ его обескуражил. Ну, может, и не обескуражил, может, я себе льщу, но в любом случае подобного он явно не ожидал. – В самом прямом, – пояснил я. – Данное условие для меня неприемлемо, Карл Августович. Я никогда не обещаю того, в чем не уверен, потому даже в детстве на «американку» никогда с ребятами не забивался. Кто знает, что надо будет сделать, если проиграешь? Вдруг придется, например, без трусов три круга вокруг школы обежать? Унизительно же, девочки смотрят. А надо, слово дано, заднего не включишь, ибо западло. Так что – нет. Придется, как видно, идти другим путем, не самым прямым и чистым, но все же действенным. Есть у меня кое-какие соображения на этот счет. И я демонстративно цыкнул зубом, так, будто он у меня болит. Шлюндт понял мой намек, его взгляд стал колючим. – Но, само собой, обещанный гонорар за ваши труды будет выплачен в полной мере, – заверил его я. – Назначайте день, называйте время, и я сделаю все, что от меня зависит. Тем более что удружить вам для меня всегда в радость. И я растянул рот в улыбке, демонстрируя ему все свои тридцать два зуба, из которых несколько были ненастоящими. – А я вас вспомнил, молодой человек, – вдруг сообщил мне Вагнер. – Увидел ваши зубы – и вспомнил. Вы сын Анатолия Дмитриевича Швецова, верно? Мы специально тогда материалы из Женевы заказывали, ваша матушка настояла. А вы, помнится, убеждали ее, что это все блажь. Было такое. Мы тогда с «соколовскими» пацанами схлестнулись, и мне два верхних зуба один из них при помощи кастета удалил. Ну и губу крепко разодрал, мне ее в этой же клинике после пластический хирург в норму приводил. Тоже, разумеется, по настоянию мамы. Я был против, ибо пыль странствий и шрамы украшают мужчину, ну или как минимум добавляют ему шарма. Я на этот шрам за три месяца пяток доверчивых дурочек поймал, между прочим, рассказывая им на ходу сочиненные байки о его происхождении. Ясно, что с дамами постарше такой трюк не пройдет, но на первокурсниц он действовал отлично, особенно если в дополнение к нему шел «чилаут» в каком-нибудь приличном клубе. – У вас прекрасная память, Петр Францевич, – отвесил я врачу легкий полупоклон. – Уважаю. – Профессиональная, – скромно заметил тот. – Как здоровье отца? Давненько он к нам не заглядывал. – Должно быть, времени у него нет, – ответил я. – И потом – он не любит подобные заведения. Считает, что чем реже ты в них появляешься, тем меньше проблем свалится на твою голову. – Распространенное заблуждение. – Лицо Вагнера стало грустным. – Как увидите его… – Маловероятно, – прервал я его слова. – Мы не так часто общаемся. Но если вдруг – я непременно передам ему ваш поклон и приглашение на плановый осмотр. И еще одна просьба… – Петр, ты получишь кинжал Зияуддина, – не дал мне договорить Шлюндт. – Он твой. Но мой юный друг войдет в эту палату и осмотрит перстень. – Карл Августович, теперь я тем более против, – насупился врач. – Повторю то, что уже говорил – человек за дверью опасен. Он не контролирует себя, поскольку лишен разума. Перстень же – краеугольный камень его безумия, предмет, который он будет защищать всеми силами. Бог с ней, с репутацией, но мы не вправе рисковать жизнью и здоровьем этого юноши. Ну не знаю, не знаю… Полагаю, мой папаша только обрадуется, если меня придушит псих. Скажет что-то вроде: «подобное к подобному тянется». – Петр, возможно, я тебя крайне удивлю, но человечество давным-давно изобрело массу медикаментозных средств успокоительного типа, – задушевно сообщил Вагнеру антиквар. – Поставь этому беспокойному господину какой-нибудь укольчик, после которого он заснет сладким сном, да и все. Наш мальчик зайдет, посмотрит колечко и после выйдет, а ты получишь кинжал, некогда принадлежавший легендарному герою Кавказа, который тебе так нужен, уж не знаю зачем. И в самом деле – на кой врачу кинжал горца? Убей не пойму. На коллекционера холодного оружия он точно не похож. Впрочем – какая разница? Вопрос в другом – что затеял мой хитроумный друг? Что он хочет получить от меня? – Укольчик, – посопел Петр Францевич. – Ну если что-то седативное, и не очень большую дозу… Ах, Карл Августович, Карл Августович, на что только не пойдешь из уважения к вам? И он покинул нас, направившись по коридору в сторону поста, на котором скучала очень симпатичная медсестричка. – Валерий, молчи, – велел мне антиквар еще до того, как я что-то произнес. – Будем считать мой поступок просто дружеским жестом. И имей в виду, если ты сейчас отпустишь шуточку вроде «займом, а не жестом», я очень расстроюсь. Займом, дорогой ты мой человек, займом. Ты это знаешь, и я это знаю. Просто очень тебе не хочется, чтобы я прибегал к помощи вурдалаков, вот и все. Кстати – я бы на самом деле именно так и поступил. Сдается мне, эти твари пробрались бы как в клинику, так и в палату даже не вспотев, хотя бы просто потому, что мертвые не потеют. Другое дело, что при этом они наверняка убили бы этого бедолагу, да и персонал мог пострадать. Плюс, если бы тот же Михеев пронюхал про данную операцию, кто знает, как бы он отреагировал. Вернее – ясно, как именно. Вот оно мне надо? Да и обошлось бы подобное мероприятие крайне недешево, в чем в чем, а в этом я уверен. И вот как тут не принять предложение Ласло? Нужны оборотные средства, ох как нужны. Петр Францевич вернулся не один, с ним пожаловали два дюжих молодца, которые первыми вошли в палату, откуда моментально послышались звуки некоей возни, истошный хохот и короткие, отрывистые фразы вроде «держи его», «кусается», «стягивай, стягивай». Они привязали руки и ноги бизнесмена к кровати, там, оказывается, для этих целей специальные крепежи имелись. Только после этого Вагнер зашел внутрь, предварительно отпустив своих помощников, зачем-то оглянулся на нас и воткнул тонкую иглу шприца в тело безумца. Тот что-то промычал, не переставая скалить зубы, зло завращал глазами, но очень быстро угомонился, зевнул пару раз как котенок, да и заснул. – Всё. – Петр Францевич приложил палец к вене, бьющейся на шее пациента, а после вышел к нам в коридор. – Но имейте в виду, на таких, как он, подобные средства действуют не так, как на обычных людей, так что он может довольно быстро проснуться. Делайте, что хотели, но постарайтесь особо не затягивать свои исследования. – Ну разумеется, – заверил его Шлюндт. – Это в наших общих интересах. Валера, что ты встал, как столб? Тебе же говорят – время идет. И в самом деле – чего это я? Все, дорога открыта, надо идти и записывать себе в актив еще одну находку. Визг. Истошный визг, вот что встретило меня прямо на пороге палаты. Голос был мужской, но истерил он прямо как женщина, находящаяся в состоянии крайнего гнева. «Убирайся отсюда», «Вон, вон, я сказал!», «Хранитель, у тебя нет надо мной власти» –вот лишь малая толика того, что мне удалось разобрать. Сказано было больше, но время от времени тот, кто жил в перстне, переходил практически на ультразвук, я от этих воплей чуть не оглох. – Уймись, – рявкнул я, не выдержав, но перстню, похоже, на мои приказы было плевать. Значит, и так бывает? Значит, не всякая вещь мне покорна? Или просто этот предмет не часть какого-то клада? Хотя нет, Великий Полоз тогда четко дал нам со Стеллой понять, что все эти вещи лежали в земле и раньше времени ее покинули. – Не приближайся! – заходился в крике перстень. – Не смей меня касаться! – Да вот еще, – проворчал я. – Стоило тогда весь огород городить. Но внутри все же некий ледок сомнений имелся, что врать. В прошлый раз меня занесло в курган вне времени, что если и сейчас нечто подобное случится? Нет, вряд ли Великий Полоз будет мне устраивать торжественное рандеву по поводу каждого найденного предмета, полагаю, у него и поважнее дела имеются, но тем не менее? Впрочем – чего тянуть? Долгие раздумья убивают решительность, и в результате дело оказывается проваленным, потому я цапнул палец спящего сумасшедшего и попытался стянуть с него перстень. Не преуспел, ибо тот сидел на нем как приклеенный, а после мир вокруг меня потемнел и закружился, словно карусель. Темнота эта была не той, в которую я попал благодаря Полозу, она являла собой нечто совсем другое. Это была… Даже не знаю… Метель, состоящая из миллионов черных точек, вращающихся подобно огромной воронке, на дне которой я и оказался. – Так ты еще слаб, Хранитель! – провыл все тот же голос, но теперь в нем слышалась злобная радость, а в черной, движущейся с немыслимой скоростью стене появились две красные точки – Слаб и неумел. Я заберу твою душу, я выпью тебя, осушу досуха, и не надейся, что это случится быстро. – Да что у вас за нравы такие! – возмутился я. – Только и знаете, что «осушу» да «осушу». Но когда такое вурдалак говорит, еще ничего, а тут какая-то побрякушка. Тьфу! Красные точки глаз все это время спускались ниже и ниже, причем за черным маревом, кружащимся все быстрее и быстрее, угадывалось гибкое тело, чем-то напоминавшее змеиное. Причем у меня создалось впечатление, что душа перстня не знает о том, что я ее вижу, и потому такая смелая. Воронка начала сужаться, как видно, мой противник решил особо не тянуть со своими планами, но и я не зевал. Как только мне стало ясно, что имеется возможность до него дотянуться, я лихо подпрыгнул, вытягивая руку, и вцепился ей в тварь, скрывающуюся за темной пеленой. Как есть змея, только без чешуи! Тело у этой погани оказалось скользкое, сильное, мигом обвившее мою руку. А вот рожа ничего общего с пресмыкающимся не имела, но это не значит, что она от этого стала краше. Ничего более уродливого я в жизни не видал. Это была какая-то пародия на человека. Маленькое, с кулачок, лицо с гротескными носом, ртом, лбом, но при этом они были бесформенны и словно расплющены. – Отпусти! – негодующе крикнула тварь, и ее хвост стегнул меня по подбородку. – Ты не смеешь! Это моя реальность, я в ней хозяин! – Это мой мир, – прорычал я. – А ты в нем лишь вещь, созданная одним человеком для другого, и не более. Ты служишь нам, а не мы тебе! Вопрос – что мне с ним делать-то теперь? Ясно же, что эта пакость не сдастся никогда, вон как дергается. – Я все равно тебя сожру! – вопила сущность, все сильнее сдавливая своим мускулистым телом мою конечность и сверкая красными глазами. – Но не убью, ты будешь умирать раз за разом сотни лет! Я сильнее тебя, Хранитель! Сильнее! Ответа на вопрос я так и не нашел, потому решил сделать то, что в данной ситуации было наиболее возможно. Я начал сжимать пальцы, которые захватили врага в аккурат там, где у него, по идее, находилось горло. Проще говоря – я начал эту тварь душить. А что еще остается делать? Это первый предмет, который проявил подобную агрессию по отношению ко мне. Может, с такими именно так и надо поступать? Как там у классика? «Если враг не сдается, его уничтожают». Главное, чтобы получилось уничтожить. Единственное, может, таких не душить надо, а как-то по-другому убивать? Но как? Похоже, обитатель перстня ничего такого от меня не ожидал, а я, в свою очередь, с радостью заметил, что глаза его начали расширяться, а слова окончательно перестали быть разборчивыми и вскоре сменились хрипом. Стало быть, эти твари смертны, я могу их убивать. Вот и славно, вот и выяснили. – Осшштановишь! – просипела душа украшения. – Нет! Я могу… Хррррр… Я тебе… – Можешь, можешь, – успокаивающе сообщил ему я, кинув взгляд вверх. Воронка над моей головой начала закрываться, словно пряча меня в огромный кокон. – Можешь умереть и оставить род людской в покое. – Ты Хрфффнитель… – выдавил из себя мой противник с великим трудом, напрягая мощные мышцы своего тела и мешая мне довершить начатое. – Ты не… Что «не» – я не узнал, потому что силы, наконец покинули его тело, кольца, оплетавшие мою руку до плеча, распались, и я с удовольствием завершил начатое. Проще говоря – додушил эту пакость, не без радости глядя в ее медленно меркнущие глаза. Тоже, кстати, удобно, эдакий индикатор активности. Горят – клиент жив, потухли – мертв. И сделал это вовремя, потому что стены, сотканные из мрака, приблизились друг к другу почти вплотную, и сверху чернота тоже накатывалась подобно волнам. Такое ощущение, что эта дрянь собиралась меня попросту переварить в своем инфернальном желудке. Хотя – может, оно так и было на самом деле? Силу она и впрямь, похоже, набрала немалую. Ну оно и понятно, столько веков пожирать души людей, причем души непростые. Король, революционер, бизнесмен – это только те, о ком я знаю. И бог весть кто еще остался там, за пеленой безумия. Тело того, кто жил в перстне, дернулось в последний раз, а секундой позже я осознал, что в руке моей пустота. Исчезла скользкая изворотливая дрянь, разлетелась на черные бесформенные хлопья, которые сначала закрутились спиралью вокруг меня, а после стремительной стрелой умчались вверх, разрывая в клочья мрак над моей головой. Раздался многоголосый хохот, но не истеричный, а, скорее радостный, и следом за этим в появившейся бреши я увидел десятки звезд, стремительно поднимавшихся все выше и выше. Они блистали настолько ярко, что их свет меня ослепил, заставив прикрыть глаза ладонью и инстинктивно сделать пару шагов назад. Вот только сзади ничего не было, там оказалась пустота, в которую я и полетел, осознавая, что теперь мне, скорее всего, точно конец, ибо если и долечу до дна пропасти, то там точно расшибусь в лепешку. И неважно, что все это происходит вне моей реальности, у меня теперь прописка в двух мирах. А потом, когда отчаяние начало пробираться в мою душу, я увидел огненный росчерк, который подхватил меня, раскрутил и бросил вверх, пророкотав напоследок: – Молодец! И наступила совершеннейшая темнота, которую вдруг нарушил приглушенный, но при этом привычно-вкрадчивый голос Шлюндта. – Не следует так переживать, любезнейшая Марина Леонидовна, – ворковал он. – С Валерием все в порядке. Просто – жара, эмоции, избыток кофеина, определенная усталость… Марина Леонидовна? Да нет! Не может быть… Я открыл глаза и понял, что нахожусь в больничной палате, но не в той, где обитал несчастный безумец, а в другой, обычной, без мягких стен и с окнами. За которыми, кстати, стояли сумерки, да и в палате было темно, единственная полоска света падала из-за чуть приоткрытой двери. Это сколько же я без сознания был? – Валерий всегда был спортивным мальчиком, за ним подобного сроду не водилось. – Да, это была моя мама. Вопрос – как она тут оказалась? – Петр Францевич, скажите мне честно – это наркотики? О боже, опять началось! У моих родителей было два пунктика. Мама боялась того, что я подсяду на иглу, отец опасался того, что я выберу неверную дорогу в половых пристрастиях. Причем и та, и другой переживали абсолютно безосновательно. И если отец со временем угомонился, то мама, видимо, никогда не успокоится. – Марина Леонидовна, хорошая моя, не переживайте. – К разговору подключился Вагнер, который, судя по всему, тоже стоял за дверями той палаты, в которой я лежал. – Мы первым делом взяли у мальчика кровь на анализ, в том числе проверили и на запрещенные препараты, у нас такой регламент. Он абсолютно чист. Вообще анализ отличный, вот, посмотрите сами. Лейкоциты в норме, сахар тоже…