Кива смотрела, как Джарен махнул рукой, и по всей палате распустились цветы, а по стенам и потолку зазмеились цветущие лианы, оживив палату красотой природы. И Кива вдруг поняла, зачем ему амулет. В качестве прикрытия. Народ знал, что принц Деверик владеет только воздухом и огнем. Если он и раньше приходил сюда, то наверняка придумал историю про амулет, рассказав, что семья напитала его своей силой, – а на самом деле не пользовался им. У Кивы сдавило горло, и она прохрипела: – В других местах? Лекарь кивнула: – Он везде бывает, наш принц Деверик. Во всех приютах, в домах престарелых, даже помогает кормить и одевать бездомных у доков. Делает все, чтобы помочь нуждающимся. У Кивы защипало в глазах, горло сдавило еще сильнее, и она не смогла ответить. Лекарь это заметила, приблизилась и тихо сказала: – Королеву Ариану, конечно, уважают, но вот принц Деверик… Народ выбирает его. Его выбираем мы. День, когда он унаследует трон, станет лучшим днем в истории Эвалона. – Она перевела взгляд на Джарена, который вернул всех детей на пол и теперь жонглировал огненными шарами под их смех и визги. – Этого юношу ждет великая судьба. Он станет лучшим королем из всех. Я уверена. Это было невыносимо. Потому что когда Джарен наколдовал капли воды, лучащиеся светом к вящему восторгу детишек, то она, не удержавшись, посмотрела на него и поняла всем сердцем, что лекарь права. Он был бы чудесным королем. Лучшим. А ее семья намеревалась лишить его этой возможности. И она тоже. – Боги, госпожа Тура, что вы сказали нашей гостье? Ей, кажется, нехорошо! Кива оторвала взгляд от Джарена и увидела, что в палату входит главная целительница, которая, очевидно, узнала ее и под маской. – Мы обсуждали, какой наш принц замечательный, – ответила Тура. Посмотрев на подопечных, она встревожилась: – Прошу прощения, кажется, малышка Катра кое-что затеяла… Она торопливо направилась к маленькой девочке, которая завязывала вокруг ноги растущую лиану Джарена: очевидно, надеялась, что та вырастет и поднимет ее в воздух, раз уж Джарен опустил всех на землю. – Я надеялась увидеть вас снова, госпожа Меридан, – сказала целительница Мэддис, когда они остались наедине. – Услышав, что принц Деверик пришел не один, я поспешила убедиться, что с ним вы. – Простите, но если вы про поступление… Мэддис махнула рукой. – Я уже говорила, что спешить с решением нет нужды. – Она извлекла из кармана баночку с беловатой мазью и протянула ее. – Я принесла вам вот это. Кива открыла крышку – запах был знакомый, но она угадывала не все ингридиенты. – Что это? – Это для руки. Киве потребовалось некоторое время, чтобы осознать ее слова, и она вскинула взгляд на Мэддис. Не заметив ее испуг, а может, не обратив на него внимания, главная целительница пояснила: – Полностью шрам не сойдет, но мазь поможет клеточной регенерации, так что со временем он станет менее заметен. – И она кивнула на Джарена: – Нашему принцу тоже может пригодиться. И тут оказалось, что Мэддис прекрасно видела все, что бурлило в душе Кивы: взяв ту за левую руку, она сдвинула рукав, открывая шрам в форме З – тот самый шрам, о котором Кива думала, что он выдаст ее, если попадется на глаза главной целительнице. – Шрамы определяют нас, – тихо произнесла Мэддис, обводя кончиком пальца полукружья. – Они рассказывают историю смелости и стойкости. Говорят о том, кто мы глубоко внутри, с чем столкнулись и что преодолели. – Она похлопала Киву по руке и закончила шепотом: – Не все шрамы можно увидеть, как этот. Уверена, внутри у вас таких еще много. Но никогда не забывайте, что все они прекрасны. И никогда, ни за что не стыдитесь их. Улыбнувшись добрейшей из улыбок, Мэддис отпустила руку Кивы и ушла, ничего не добавив. Киву переполняли эмоции, и она просто стояла и тяжело дышала. Мэддис знала, что она была в Залиндове. Знала – и ее это не волновало. Она не отозвала приглашение, не сказала Киве, что ей нельзя теперь здесь учиться, не разрушила ее мечты. Нет, этим занималась сама Кива. Кива, ее преданность семье, их цели и всему, что не пускало ее жить той жизнью, о которой она мечтала, – включая Серебряный Шип. Даже теперь, после предательства, о котором она вчера узнала, после всех чувств к Джарену, которые нельзя уже было отрицать, даже теперь она все равно оставалась верна брату, сестре и их планам отомстить. Потому что прошло десять лет, и она уже не помнила, как жить иначе. Даже пожелай она, изо всех сил пожелай, она не смогла бы просто забыть все это. В полном раздрае Кива подняла взгляд и увидела, что Джарен с удовольствием наблюдает за ней. Теперь, когда она осталась одна, он протянул руку и подозвал ее к себе. Так что она заставила себя улыбнуться, убрала баночку в карман и поспешила к нему, искренне радуясь детям, вновь запищавшим от восторга при виде новой посетительницы, с которой можно поиграть. – Повеселимся? – предложил Джарен. Кива взглянула на него и улыбнулась еще шире, пусть сердце и рвалось на части. – Давай! Кива и Джарен провели в Серебряном Шипе почти целый день: они переходили из палаты в палату и радовали как детей, так и взрослых. Кива не владела стихиями, но это не мешало: Джарен с величайшей охотой исполнял все ее просьбы. По мановению руки вся палата заполнялась нелопающимися пузырями, огненные зверушки принимались резвиться вокруг фонтанов, а на пустом месте вставали тропические леса. За этот день Кива побеседовала со многими лекарями, и все рассказывали, как важны и детям, и их родным добрые дела Джарена; его приход всегда становился главным событием недели. «Народ выбирает его», – сказала Тура. Она не ошибалась. С каждым новым взрывом детского смеха, с каждой новой вспышкой магии Джарена Кива все сильнее понимала, что ее проблемы куда серьезнее, чем она думала. Потому что всякий раз, когда Джарен глядел на нее, улыбался ей, прикасался к ней, она понимала глубоко внутри, что будет, если снова случится ночь, подобная этой, и утро, подобное этому. Она не оттолкнет его. Она прижмется к нему и не отпустит, пока он сам не попросит. Потому что она в него… – Ты что-то притихла, – заметил Джарен, и ее размышления с визгом затормозили. Такие опасные размышления. – М-м? – отозвалась Кива, молясь, чтобы на лице ничего не отражалось, и жалея, что они сняли маски, когда ушли из академии. – Не хотел утомлять тебя, – продолжил Джарен, пока они медленно брели по Речной улице обратно ко дворцу; солнце уже садилось. – Просто хотел продемонстрировать, что моя жизнь состоит не только из Советов и тоскливой политики. Подумал, что… – Он провел рукой по волосам и бросил взгляд на амулет, который вернулся Киве на шею. – Наверное, хотелось разделить с тобой то, что я ни с кем никогда не делил. Подумал, что ты оценишь. Что тебе даже может понравиться. Кива видела, как на его лице меняются эмоции: сомнение, неловкость, неуверенность. И все потому, что она была так важна ему, как и ее мнение. Она ответила хриплым от переполняющих ее чувств голосом: – Я ценю это. И мне понравилось. Не могу выразить, как понравилось! Он с облегчением улыбнулся, но улыбка померкла, когда он взглянул ей в лицо. Он увлек Киву с дороги к ограде и спросил: – Может, расскажешь, что не так? Ты весь день какая-то… печальная. – Он внимательно оглядел ее. – Из-за детей? Я думал, ты не расстроишься, ты ведь лекарь. – И добавил торопливо: – Не то чтобы тебя не волновало, что они больны, просто… – Я поняла, – прервала Кива. Она полагала, что успешно скрывает свою печаль, но Джарен, по обыкновению, видел ее насквозь, как никто другой. «Воспользуйся этим! – раздался голос, подозрительно напоминающий голос Зулики. – Воспользуйся этой возможностью! Он дал тебе такой шанс!» – Я… – начала Кива, но оборвала себя. Амулет качнулся, будто умоляя не продолжать. А может, то было ее собственное сердце. «Он не то что с Королевским Советом не всем делится, но даже со своей семьей… Однако тебе он доверяет». Это точно был голос Зулики – и он все говорил и говорил. «Найди нам законный способ захватить престол – что-нибудь, что заставит Эвалон признать нас новыми правителями без бунта». Кива в приступе дурноты облокотилась на ограду, не в силах взглянуть на Джарена, и сказала: