Карие глаза капитана вспыхнули весельем: очевидно, мимо его внимания не прошло ее изумление. – Не кровный. – Мы с Верисом росли вместе, – объяснил Киве король Стеллан, передавая ей блюдо с жареной картошкой. – Когда я был ребенком, моих родителей унесла речная лихорадка, так что семья Вериса взяла меня к себе. Когда он записался в королевскую стражу, то пригласил меня на выпускную церемонию, и там я встретил любовь всей моей жизни. Королева вспыхнула – вспыхнула! – от взгляда, которым одарил ее Стеллан, и продолжила: – Мои родители были не в восторге от того, что за мной ухаживает молодой человек без титула и должности. Еще и сирота. Верису пришлось изощряться, помогая нам пробираться на встречи друг с другом. Если бы не он, кто знает, где бы оказались мы все сегодня? – Наконец родители Ари поняли, что от меня так просто не отделаться, – довольно улыбаясь, поведал Киве Стеллан, – и мы зажили долго и счастливо. Слова тяжело повисли в комнате. Типп и Ориэль ничего не заметили, уминая кушанья и с хихиканьем подкармливая под столом Флокса объедками. Но все прочие… Они знали, что король болен, что его «долго и счастливо» подходит к концу. Прочистив горло, Кива сделала вид, будто не заметила печали, повисшей над столом. – Как мило, – ответила она. – Очень мило, – с деланым отвращением подхватил Кэлдон. Наколов на вилку кусок свинины в глазури, он указал на Киву: – Но я обещал тебя развлекать. Так что теперь моя очередь делиться историями, и я как раз вспомнил одну. Кэлдон, как уже понимала Кива, был не просто занозой. Он был умной занозой. Считав настроение в комнате, он тут же понял, что нужно разрядить обстановку. Интересно, задумалась Кива, часто ли он так делал – отвлекал семью в критические моменты, притворяясь, будто жаждет внимания к своей персоне? Она думала над этим, пока ужинала, слушая его рассказ об их с Джареном дипломатической поездке в пустынное королевство Хадрис на дальнем западе Вендерола. Когда он приступил к рассказу, Джарен тихо застонал и накинулся на еду, избегая взгляда Кивы. Когда Кэлдон добрался до конца своей дикой истории, она поняла почему. – …и он, конечно, не имел ни малейшего представления, что я подлил ему кое-что в напиток, но если кому и надо было хорошенько надраться после четырнадцати часов уверток от династических браков, так это нашему Джарену. Откуда мне было знать, что он не отрубится, как нормальный человек, а вместо этого рванет на Полуночный Рынок и пропляшет там до рассвета? – Все было не совсем так, – едко заметил Джарен. – И как мне припоминается, я не один отправился на этот рынок. Кэлдон будто не услышал. – Они и по сей день зовут тебя «голозадый принц», – сказал он, широко ухмыляясь. – Это лучше, чем прозвище, которое они дали тебе, братик, – с усмешкой вмешалась Миррин. Кива взглянула на Кэлдона: – А как они… – Никак! – торопливо ответил он. Набив рот морковкой, повторил: – Вообще никак! Правда, звучало это как «фофе ныхах». Он метнул на Джарена и Миррин взгляд, который прямо говорил: они поплатятся, если рискнут ответить. Решив не перебарщивать, принцесса рассказала новую историю – про их с Кэлдоном и Джареном детство. Однажды ночью они втроем улизнули из дворца, подслушав, что один дипломат из Нерине хотел заехать в Красный Дом перед возвращением в свое королевство. Они, невинные, решили, что речь про какое-то здание красного цвета, так что прокрались за дипломатом в доки. И увидели там… – Нас на месяц посадили под домашний арест, – рассказала Миррин. – Но не за то, что сбежали, а за то, что смутили королевского посла Нерине, когда он обнаружил нас – с уже квадратными от ужаса глазами – и был вынужден вернуть нас родителям. Никогда не забуду, как у него полыхали щеки, когда он, заикаясь, объяснял, что для него очень важно познать все глубины нашей культуры. – Глубины он точно хотел познать, но мы-то знаем: культура его не особо интересовала, – пробормотал в бокал Кэлдон. – Кэлдон! – возмутилась Ариана. – Тетушка, ты будто сама про это не подумала. Королева не ответила, отломила себе хлеба и макнула его в растительное масло. – Кто хочет еще что-нибудь рассказать? Может быть, что-нибудь не такое унизительное? – Так ведь это самое интересное, – ответил Кэлдон, откидываясь на стуле. Миррин, кажется, была с ним согласна, потому что она посмотрела на него столь же коварно и спросила: – А помнишь, как в Лирасе к Джарену клеились придворные? Джарен страдальчески вздохнул: – Кто-нибудь, убейте меня. Прямо сейчас. Принцесса дьявольски улыбнулась и пустилась в рассказ о том, как толпа фанатиков не давала Джарену даже поесть самостоятельно, пока он пребывал в их королевстве. – В Валорне считается грубостью отказать хозяевам в гостеприимстве, – веселясь, пояснила Миррин Киве. – Просто наши западные союзники слишком уж обожают бедного Джарена. Кива засмеялась вместе со всеми, а Джарен только тихо вздохнул. Она взглянула на него и, заметив по его глазам, что он тоже над собой смеется, поняла: неважно, сколь он смущен, портить всей семье забаву он не намерен. Однако, когда все остальные начали припоминать свое, он наконец не выдержал. – Почему я не слышал про это? – спросил Кэлдон, покатываясь со смеха от рассказа Ориэля про отдых на берегу моря и добрую старушку, которая решила, что Джарен – ее давно потерянный внук. – Может, потому что так мне не пришлось бы переживать дивные минуты вроде этой, – ответил Джарен. Он окинул взглядом стол: – Пожалуйста, ради всех богов, расскажите что-нибудь не про меня. – У меня есть история, – сказал капитан Верис, отодвигая опустевшую тарелку. – Про упрямую девчонку, которая подростком сбежала с арены Джиирвы, пересекла Заброшенные земли, имея при себе лишь мечи, не потерялась в смертельно опасных трущобах Эрсы и в конце концов пробралась на эвалонский корабль, идущий в Валлению. – Он отечески подмигнул Наари. – Все это вы и так знаете. Но я еще не рассказывал, что случилось, когда я только нашел вот эту девицу, – он ткнул большим пальцем в стражницу, – пока ее тошнило за борт. Верис принялся громко и со вкусом рассказывать, как встретил Наари и как та убедила его, что ее нужно взять под крылышко, а не выкидывать акулам на корм. Королевская семья смеялась над его подробным рассказом, Наари закатывала глаза, но Кива слушала вполуха: ее слишком потрясло сказанное Верисом вначале. Наари сражалась на одной из печально известных арен Джиирвы. Кива слышала о них достаточно, чтобы понимать: пусть, в отличие от Залиндова, они не всегда становились смертным приговором, но для оказавшихся на арене было лишь два пути: стать воином… или трупом. Мало того, Наари еще и сбежала, а потом прошла в одиночку по Заброшенным землям. Кива и так уважала стражницу, зная, сколько всего ей пришлось пережить за свою короткую жизнь – взять хотя бы то, что она потеряла руку, защищая Джарена, – но теперь Наари еще сильнее выросла в глазах Кивы. Выросла и тревога. Наари умрет, но не допустит, чтобы с Джареном что-нибудь случилось. Не только потому, что такова ее работа, но и потому, что она явно была не просто стражницей, не просто Золотым Щитом, ведь ее позвали сегодня сюда, на семейный ужин. Если Наари почует хоть намек на предательство, она расправится с Кивой без сомнений, невзирая на дружбу. Чувствуя, как еда просится наружу, Кива вновь прислушалась к беседе, как раз когда Наари перехватила нить повествования и рассказала ту часть истории, от которой Верис смущенно поперхнулся и принялся отрицать каждое слово. Подал голос король, довольно подтвердивший все сказанное, и добавил подробностей, вновь всех насмешив. Так и продолжалось. Каждый рассказывал что-нибудь из своей жизни – порой смешное, порой неловкое, порой просто проливающее свет на прошлое, и все это, как и попросил Джарен, когда они вошли в комнату, помогало Киве и Типпу поближе познакомиться с остальными. С каждой новой историей у Кивы внутри что-то отмирало. Она улыбалась, как и остальные, но внутренне чувствовала себя невыносимо. Семья Валлентис была такой обычной. Нет, не просто обычной: они очень любили друг друга. Каждое слово дышало этой любовью, каждый взгляд, каждая поддевка и каждая похвала. И они так общались не только между собой. Они так же вели себя с Верисом и с Наари – да что там, даже с Кивой и Типпом. Они столь охотно включали их в свое общество, принимали их, встречали такой нежностью, что стало тесно в груди. «Я устал смотреть, как хорошие люди страдают во имя победы, а я даже не знаю, верю ли в нашу цель». Кива вспомнила усталый голос Торелла, и его слова глубоко отозвались в сердце. А потом она вспомнила, что сказал Джарен. «Ты и так идеальна». Но она не идеальна. Она была совсем не идеальна, и очень скоро ему предстоит в этом убедиться. Тогда он ее возненавидит. От этой мысли дыхание у Кивы перехватило, но она продолжала вымученно улыбаться, а Джарен вместе со своей семьей делали все, чтобы они с Типпом не ощущали себя лишними. Кива никогда еще не испытывала к себе такой ненависти, как этим вечером, и знала, что это чувство останется с ней надолго. Может, навсегда. Глава шестнадцатая