68 Джихун не заметил, как заснул. Однако ему снились сны – череда обрывочных картинок. – Джихун-а. Она предстала перед ним как в жизни: светлая кожа, темные глаза, белые, как луна, волосы. – Хальмони. Ты настоящая? Хальмони улыбнулась, вокруг ее сияющих глаз образовались морщинки. – Дух я или плод твоего воображения – говори, что хотел, внук. – Прости меня. – По щекам бежали горячие слезы. – Надеюсь, в следующей жизни я вновь стану твоим внуком, и тогда я должным образом буду беречь и чтить тебя. – О, Джихун-а, ты и в этой жизни успеешь. Надеюсь, ты счастливо проведешь отведенные тебе годы. По-моему, это идеальный способ почтить мою память. – Как я могу? После того, что случилось с тобой из-за меня? – Я свой выбор сделала. Ты точно не хочешь умирать, внук. Мне хочется верить, что тебя столько всего еще ждет в этой жизни… Джихун зажмурился, и последняя слеза стекла по его щеке. Когда юноша открыл глаза, бабушки уже не было, а он оказался на улице. Он лежал в лесу и удивленно смотрел на небо. Звезд было так много, что темнота отступала под их светом. – Похоже, ты и без меня проблем нажить умеешь. Джихун перевел взгляд на Йену, которая сидела рядом, скрестив ноги. Она глядела на небеса, а не на него. Зачем сознание так с ним поступает? Зачем отобрало хальмони и подменило ее на эту женщину? – Ты, может, и любишь свою дочь, но я никогда не прощу тебя за то, что ты сделала. – А я и не просила твоего прощения. Но, если ты любишь мою дочь, позволь ей жить. – Мольба смягчила черты лица Йены – черты, которые он никогда не замечал. – Я не хочу, чтобы она умерла. – Но ты тоже хочешь жить, – твердо произнесла Йена. Юноша осознал, что она права, и на глаза вновь навернулись слезы. Звезды завращались, пока не слились в сплошной поток звездной пыли, ослепивший его. Джихун не мог взглянуть в лицо надвигающейся смерти и принять ее. Ему до боли хотелось жить. – Люди хотя бы попадают в загробный мир, когда умирают, – продолжала Йена. – А кумихо и это вряд ли получат. Джихун молчал, не в силах ответить. – Миён не дает мне забыть о моей человечности, – мягко произнесла женщина. Глаза у нее сияли. Джихун рассеянно моргнул. Йена выглядела почти как человек. – Когда-то у меня была семья. Они предали меня, пытались убить. Меня заклеймили и превратили в чудовище. И, пока у меня не родилась Миён, я думала, что не заслуживаю семьи. – И поэтому вы так за нее сражаетесь? – спросил Джихун. – Потому что боитесь стать чудовищем? – Своей судьбы я не страшусь. Меня предали, потому что я доверяла сердцу, а не инстинктам. И я не дам дочери повторить мою ошибку. Йена встала. В ее глазах плескалась темнота. – Поэтому ты должен умереть. Джихун вдруг понял, что это не сон. 69 Автоответчик сообщил Миён, что голосовая почта заполнена, и девушка нахмурилась. Она целый день пыталась дозвониться до Нары, а шаманка не отвечала. Миён запихнула телефон в карман и выглянула из окон коридора, ведущего к палатам пациентов. Небо было серым, но за дымкой виднелась полная луна. Она крепко сжала два банановых молока, оставив на пластике следы от ногтей. Нара перезвонит. Она знает, что дело важное. Миён старалась не думать о том, что она снова полагается на шаманку. «Слишком поздно метаться. Другого выбора нет», – напомнила она себе. Неожиданно она остановилась. Тело пронзила боль – холодная и острая. Сердце затрепыхалось в груди. Одна из бутылок выпала у девушки из рук, и молоко пролилось ей на ботинки. Она бегом бросилась к палате Джихуна, мимо удивленных медсестер и пациентов. Смятая койка была пуста. Простыни сбились в ногах. Уронив вторую бутылку молока, Миён обернулась и ухватила за руку ближайшую медсестру – измученную женщину с полными руками марли. – Куда делся пациент из палаты 1696? – в панике воскликнула Миён. – Не знаю, может, его на рентген отправили? Медсестра высвободилась из хватки Миён и поспешила дальше, пару раз с любопытством взглянув через плечо. – Нет, – пробормотала Миён, ни к кому конкретно не обращаясь. Она прижала руку к бешено колотящемуся сердцу. Что бы она ни делала, не могла его успокоить. – Что-то не так. Перед глазами замелькали огни – сплетались, расплетались, тянулись в стороны, – и девушка моргнула. Если Миён сейчас не успокоится, то может запросто потерять сознание. К лисице, смерив ту подозрительным взглядом, подошла Сомин. – Где Джихун? – она увидела пустую кровать. – Я не знаю. Миён зажмурилась. Когда она приоткрыла глаза, огни начали угасать, и девушка поняла, что они пульсируют. Совсем как сердце. Они взывали к ней. И Миён знала, что это не воображение играет с ней злую шутку и не галлюцинации из-за слабости. Это бусина звала хозяйку. Бусина вела ее. К Джихуну. Миён подпустила огни к себе, позволила им себя окружить. Из груди, разгораясь, вырвалось пламя, и когда девушка вновь открыла глаза, огоньки перед ней слились в ровную алеющую линию. Миён пошла вдоль нее. Автоматическая дверь на входе открылась, пропуская ее, но дорогу преградил Чуну. – Миён. Лисица попыталась обойти токкэби, но он снова встал у нее на пути. – Ну что? – озлобленно спросила она. – Это все Йена. Внутри, где-то в желудке, в Миён зародился ужас. – Что ты наделал? – Я ничего не делал. Миён сузила глаза. Ее такими обтекаемыми формулировками не проведешь. – То есть ты ее не остановил. Чуну широко развел руками. – Я не стану подставляться под удар. Не хочу пока умирать. – Ты должен был ее остановить. – Она мне неплохо заплатила, чтобы я этого не делал. А еще – чтобы я тебя не выпускал. – А ты попробуй. Миён оперлась на мыски, готовая броситься в бой. – Йена меня убьет, если узнает, что я так легко тебя отпустил. – Тогда лучше беги. Чуну вздохнул, как если бы он ожидал подобного ответа, а потом схватил Миён за запястье. – Я не могу позволить тебе покинуть больницу. А дать отпор ты не в состоянии.