– Но я должна. – Она просто знала: ей необходимо внутрь, увидеть, что творится за дверью. – Тогда откроем вместе. Миён кивнула. Джихун сжал ее ладонь. Дверь плавно отворилась. Сначала девушка не увидела ничего, кроме белоснежной плитки и сверкающих хромированных кранов. Ванна была заполнена до краев, и вода уже лилась на пол, заливалась в сток посередине комнаты, но ее было слишком много, и на полу образовалось небольшое озерцо. Джихун подошел к ванне. От его шагов по воде расходилась рябь. – Миён-а. – Ее имя эхом разлетелось по ванной комнате. – Что? – Девушка смотрела на крошечный водоворот над сливом. Миён пробил пот, словно вместе с водой в трубу могло утянуть и ее. – Миён-а, – уже настойчивее повторил обеспокоенный Джихун. Она попыталась ответить, но в горле что-то застряло. Девушка закашлялась, и с губ, как из фонтана, полилась вода. Джихун продолжал звать ее, пока его не поглотила вода. Миён попыталась доплыть до него, но от страха все тело парализовало. Она не любила воду. Девушку затянуло течением, и она начала тонуть. Она отчаянно отбивалась. Попыталась потянуть за красную нить, ведущую к Джихуну, но та порвалась у нее руках, и, как бы она ни искала, найти ее вновь не удалось. И в конце концов под весом воды Миён сдалась. 60 Джихун и сам не понимал, что он делает на улице в три часа ночи. Он проснулся в холодном поту, задыхаясь, как будто только что чуть не утонул. Яркий сон хорошо отпечатался в памяти: коридор, Йена без сознания, потоп в ванной. И Джихун подозревал, что это не просто сон. Бусина ведь связывала его с Миён. А значит, скорее всего, Джихуну не одному снилось, как он умолял ее вернуться. Неужели она видела его в столь ранимом состоянии? От одной только мысли разболелась голова. Джихун проснулся в полном раздрае и никак не мог снова заснуть. Он поневоле переживал за Миён. Чтобы успокоить бешено колотящееся сердце, парень решил пройтись и в конце концов оказался у старой детской площадки. За ней, охраняя позабытые качели, возвышались серые статуи деревьев. А на карусели сидела Миён. Наверное, Джихуну следовало бы удивиться, но он откуда-то знал, что встретит ее здесь. – Джихун-а! – невнятно выпалила Миён, поднимая бутылку соджу. Еще одна, пустая, лежала у ее ног. Закрыв один глаз и высунув кончик языка, девушка сосредоточенно налила в пластиковый стаканчик алкогольный напиток. – Почему ты здесь? – спросил Джихун. – Не могла заснуть. Кошмары. – Она одним глотком опустошила стакан. – А это ты где взяла? – Джихун приметил пакет с еще одной бутылкой и стаканчиками. – В CU. Продавец так юлил передо мной, просил никому не говорить, что продал мне соджу. По-моему, он в меня втюрился. Как там его зовут – Бебе? Как-то так, да. – Миён пьяно улыбнулась. Джихун бы посмеялся над тем, как девушка исковеркала имя Бёджу, но сейчас его больше волновало, как бы Миён не свалилась с вертящейся карусели. – Веселый у тебя вечерок, смотрю. – Джихун присел на краешек рядом с лисицей и затормозил карусель. – Давай тебе тоже налью. – Миён наклонила бутылку над вторым стаканчиком, и расплескала добрую часть соджу. – Спасибо, не надо. – Чушь! – Она подняла стакан. – Мы же подростки! Мы должны творить всякие глупости! У меня теперь есть отец, и надо как-то наверстать все те упущенные годы, что я его презирала. Пей, – сказала – нет, потребовала – Миён, не сводя с юноши выжидающего взгляда. Джихун со вздохом поднял стакан. Девушка неуклюже с ним чокнулась. – Конбэ![106] Миён запрокинула голову, осушая стакан. Джихун свой быстренько вылил. – Кья! – довольно воскликнула лисица. Кажется, она пересмотрела дорам. Миён протянула Джихуну стакан, а когда тот не отреагировал, помахала рукой у него перед лицом. – Ты что, не в курсе, что принято наливать друг другу? Юноша не тронулся с места, и тогда она со вздохом схватила бутылку. – Ладно! Она так быстро наклонила бутылку, что половина соджу оказалась на земле. Джихуну оставалось лишь порадоваться, что Миён меньше достанется. – Я всегда была такой терпеливой. Наверное, потому, что времени у меня было – завались. Девушка коротко хохотнула. Взгляд ее затуманился, расфокусировался. – А ты знаешь, каково быть бессмертным? – заплетающимся языком произнесла она. Похоже, последний стакан все-таки был лишним. Джихун вдруг понял, что Миён смотрит на него в ожидании ответа. – Нет. – Ну вот я должна была жить вечно. – Миён налила себе еще стакан. – Когда перед тобой лежит вечность, все кажется таким пустяком. Пропавший отец, строгая мать… даже то, что люди постоянно ненавидят тебя без всякой причины. Ну, конечно, кроме той, что я могу высосать из них жизнь. – Миён усмехнулась собственной шуточке. – Смертные ко всему относятся как к вопросу жизни и смерти. Больше всего люблю, когда они начинают возмущаться из-за очередей в магазине. Прям такая ярость! – Она взмахнула рукой, расплескав соджу. – А потом они начинают ругаться, и в конце концов кто-нибудь кричит: «Да в чем дело-то?!» Вечно они забывают: дело все в том, что однажды они умрут. Миён с мрачным взглядом опустила стакан, но, едва Джихун потянулся отобрать алкоголь, девушка тут же снова его подняла. – А в моем мире все сводилось к кумихо. Мать, бессмертие… И когда я оказываюсь на пороге смерти, в моей жизни вдруг объявляется отец. Как думаешь, это знак? Что я должна стать обычным человеком – и пфф. – Она опустила большие пальцы вниз, обозначая смерть. – Миён-а, а с тобой точно это случится, если ты сто дней питаться не будешь? – спросил Джихун. Он обязан был услышать это от нее. Она растерянно моргнула и недовольно скривила губы. – Ты не хочешь знать. – Хочу. – Я не уверена, – призналась Миён. – Но да, похоже, для меня это конец. Кумихо приносят только смерть. Даже самим себе. Джихун потряс головой. – Если ты перестала питаться ради меня, то я не хочу этого. Не хочу такой ответственности. Из-за меня и так хальмони в коме лежит. – Парень вдруг осознал, что все это время был зол не только на Миён, но и на себя. Он никогда не был хорошим внуком – а хальмони все равно пожертвовала всем ради него. Идея выпить неожиданно показалась Джихуну не такой уж и плохой. Он взял бутылку, налил еще соджу в свой стакан и, залпом выпив, зашипел от жара в горле. – Если я и умру, то не ради тебя, а ради себя. – И что это значит? – Джихун не понимал, о чем Миён говорит. Это на нее алкоголь так действует или она просто ведет себя как обычно? Хотя, наверное, и то и другое. – Я смотрю на мать и понимаю, насколько же она одинока. Джихуну оставалось только подивиться, как разговор зашел в эту степь. У него не было ни малейшего желания сочувствовать Йене. Он еще раз глотнул из стакана, и в этот раз соджу не показалось ему таким отвратительным. – Меня никогда не волновало, что я что-то в этой жизни упускаю. Друзья, отношения… всегда казалось, что у меня еще будет на них время. А теперь… – Миён вздохнула. – Все напоминает о том, как мало мне осталось. Я стала слабее. У меня появились шрамы. – Она показала на белую отметину у себя на ладони – такую же, как у Джихуна. – Мать всегда говорила, что надо делать выбор. И я выбирала. – Девушка широко раскинула руки и не удержалась на ногах. Джихун поймал ее за мгновение до того, как она упала. Миён оперлась ему на плечи. – С каждым днем, что я выбираю не питаться, я все больше убеждаюсь, что обязана это сделать. Не ради тебя. Не ради матери. Я сделала выбор, и это решение – мое. Больше у меня ничего своего нет. Тело Джихуна прострелила боль, легкие сжались. Он легко прикоснулся к ее щеке. Почему он так упорно отрицал, что скучал по ней? По ее голосу, по возможности дотронуться до ее волос, по глазам, в радужках которых он отражался. Она была подобна распустившемуся цветку. Как же Джихун по всему этому скучал. – Миён-а, – тихо произнес он, скользя рукой по ее шее. – Я не… – Не извиняйся, – перебила его она. – Мы с тобой вечно друг перед другом извиняемся. Извиняющаяся парочка. – Она усмехнулась. – Как я хочу, чтобы все было по-прежнему, – тоскливо вздохнула Миён. – Почему мы не можем стать прежними Миён и Джихуном? Почему не можем на пять минут притвориться, что все нормально? – Думаю, я могу попробовать. – Хорошо. – Девушка нежно улыбнулась. – А то меня сейчас вырвет. Вскочив, она подбежала к краю площадки, где ее и стошнило. А Джихун зачесал ей назад волосы и услужливо их держал.