На разрушенной кухне воцарилась тишина. Бусины больше не было. 36 В больнице их навестила полиция. Этого стоило ожидать. Ресторан стал настоящим местом преступления, всюду была кровь. Конечно, это не могло не вызвать вопросов. Миён отвели в зал ожидания, чтобы задать несколько вопросов. – Можете описать нападавшего? – Полицейским оказался молодой парень в серой рубашке и неоново-желтой жилетке. Его грудь украшала огромная надпись «ПОЛИЦИЯ», и черные буквы выглядели почти агрессивно. Миён стояла обхватив себя руками и не сводя глаз с этих букв – лишь бы не видеть осуждающего взгляда мужчины. – Не могу, – покачала головой Миён. И она не врала. Что бы Йена ни делала, Миён ни за что не могла ее сдать. – Миён-а, что, черт возьми, случилось? – В комнату ворвалась Сомин. Глаза у нее опухли от слез. Следом за девушкой с видом потерянного щенка семенил Чханван. – Пожалуйста! Я веду расследование, – попытался одернуть их полицейский. Сомин недовольно поджала губы и отступила назад, пристально уставившись на полицейского. Мужчина обратил недоверчивый взгляд к Миён. – То есть ты утверждаешь, что ничего не помнишь о нападавшем? Ты ведь в курсе, что сокрытие информации карается законом? И подозрениям тоже можно было не удивляться. Когда Миён нашли, руки у нее буквально были по локоть в крови. – Я ничего не знаю. – Миён опустила голову под тремя парами сверлящих ее глаз. – Может, поездка в участок освежит твою память? – А это обязательно? – подал голос Чханван. – Вопросы тут задаю я. – Вы бы лучше нашли того, кто это сделал, а не угрожали свидетелю, словно он и есть преступник! – огрызнулась Сомин. – Я просто хотел узнать, действительно ли она ничего не помнит, – боязливо проговорил полицейский. – О. – Сомин слащаво улыбнулась, но глаза ее резали не хуже лазеров. – Ну тогда, видимо, с вопросами на сегодня покончено: вам же уже все рассказали. – Ладно. – Полицейский убрал блокнот в карман. – Если что-нибудь вспомните, сообщите. Он достал визитную карточку и вручил не кому иному, как Чханвану. Миён бы рассмеялась, если бы не готова была в любой момент разрыдаться. Когда полицейский ушел, Сомин снова набросилась на Миён. – Что произошло? Кто это сделал? – Гнев Сомин пронзил сердце Миён насквозь. Она и подумать не могла, насколько привязалась к этой девчонке. Под разочарованным, мучительным взглядом Сомин Миён замялась. – Я не могу… – Миён не сумела закончить фразу. – Но ты же знаешь. Я вижу, ты что-то недоговариваешь. – Извини. – Не нужны мне твои извинения. – Сомин, громко топая, направилась в сторону палаты Джихуна, оставив Чханвана с Миён. Миён наконец обрела голос: – Чханван-а. Он кинул на девушку грустный взгляд. – Ты правда не можешь рассказать, что произошло? Даже если это поможет Джихуну и его хальмони? Миён молча покачала головой. Лицо Чханвана вытянулось, и он бесцветным голосом произнес: – Иди домой. Мы посидим с Джихуном. И Чханван ушел, оставив Миён одну в зале ожидания. Она никогда не слышала, чтобы он так резко с кем-то говорил. А его разочарованный вид добил ее окончательно. * * * Миён не стала возвращаться домой, но и в палату не пошла – решила дать Сомин и Чханвану побыть наедине с Джихуном. Впрочем, даже когда они направились в палату хальмони, Миён осталась сидеть на неудобном стуле в зале ожидания. Медсестра, работавшая в ночную смену, принесла Миён стакан воды. Девушка приняла его и благодарно кивнула. – Иди посиди с ним, – посоветовала медсестра. – Пациентам становится лучше, когда рядом с ними близкие. – Не уверена… – И близким от этого тоже лучше. Иди поговори с ним. Он тебя услышит. Миён хотела сказать, что не знает, можно ли ее назвать близким Джихуну человеком, но не могла сопротивляться доброте медсестры. Тишину в маленькой палате нарушали лишь звуки работающего оборудования. Джихун лежал неподвижно, и на мгновение Миён запаниковала – но потом увидела, как его грудная клетка слабо вздымается и опускается. Она села и взяла ладонь Джихуна в свои забинтованные руки. Почему-то ожоги на ладонях никак не хотели заживать. Несмотря на все протесты, медсестры забинтовали Миён руки. – Прости меня, – произнесла она. – За мою мать, за твою хальмони. За все. Она крепко сжала его ладонь; раны на руках заболели, а костяшки побледнели. – Ты должен проснуться, просто обязан. – Казалось, от стыда она вот-вот сгорит дотла и останется только пепел. Рука Джихуна дернулась, и взгляд лисицы взметнулся выше, к его лицу. Парня затрясло, и Миён отскочила назад. Оборудование бешено запищало, словно крича: «Сделай что-нибудь!» В палату вбежали медсестры и, оттеснив Миён в сторону, опустили поручни на койке Джихуна. – Тебе лучше уйти. – К Миён подошла та же самая медсестра, что говорила с ней чуть раньше. – Что происходит? – спросила девушка. – У него приступ, такое случается после травм, – ответила медсестра. Но Миён была превосходной лгуньей и знала, когда люди что-то недоговаривают. Она вышла в коридор. Ноги подкосились, и она без сил рухнула на скамейку возле стены. Что-то было не так. Она чувствовала в Джихуне энергию, что-то знакомое, что-то сильное. Миён вдруг осознала, что бусина никуда не исчезала. Она была внутри Джихуна. * * * – Он жив. – Йена села рядом с Миён в зале ожидания. Медики спасли Джихуна, но девушка не осмеливалась вновь зайти к нему в комнату.