— Да. Больше нет. Не нужен. Я ушёл из Места. Моя семья мне разрешила идти и делать свою семью. Я помог молодым найти новую землю для охоты и сделал всё, что говорили старшие. В воображении сразу вспомнилась скала советов из старого мультика про Маугли. Огромный седой Акела с мудрой, умной мордой слушает просьбу своего сородича и в конце важно кивает головой, соглашаясь отпустить его на вольные хлеба в знак признания заслуг прошлого. Вряд ли в оригинале дело обстояло именно так, но ведь красиво, чёрт побери! — Броню с тебя сняли люди? — Нет. Братья. Они могут. Зубами. Людей мы больше не пускаем к себе. Они не приходят. Давно. – Почему? – Люди занимаются собой. После глупого человека (сразу вспомнился предводитель сектантов с его крысиной физиономией) они ругались, сражались. Много ушли в новые земли. Туда, где мало деревьев. Те, кто остался, к нам не ходят. Неужели со смертью отца Андриана, которого вообще не жаль, его преданная паства пересобачилась? А, плевать. Надеюсь, нормальные люди среди всех этих псевдорусичей умудрились уцелеть. — Вы сохранили секрет вашего Места? — Да. Но наши главные помнят твои слова. Надо искать новое, дальше от людей. Тогда к нему можно увести всех, кто не умеет сражаться и у нас будут два Места. Толковые у разумных вожаки. Соображают, что затишье временное. — Ну и как, нашли? — Нет. Не нашли. Ищем, – последовал рубленый ответ и стало понятно, что далее говорить на эту тему гость не расположен. Пока оставим... – А её как нашёл? – указал взглядом на Зюзю. – Я не искал. Знал. В тот же год, когда мы виделись, мой брат услышал её след перед снегом, сказал, куда она идёт. Я понял. Она мне рассказывала про свой дом и где его искать. – Как смог, пришёл... – непроизвольно закончил я за волчару. – Ты правильно сказал. Я ждал, когда мне можно будет прийти к ней. Просил главных. Суровый индивид. Это же надо, полтора года дожидаться отпуска, терпеливо исполняя волю старших и пристраивая родню в новых краях! – И как надолго ты... к ней? Волк фыркнул, словно сомневаясь, стоит ли отвечать человеку на столь важный вопрос, после вопросительно посмотрел на Зюзю, точно искал помощи. Та сделала вид, что ничего не заметила и именно сейчас ей некогда – она чрезвычайно, вот просто полностью сконцентрирована на пении птиц и во-о-он той бабочке. Пришлось серому действовать без моральной поддержки. – Я хочу навсегда. Будет, как скажет она. Ушастая вздрогнула, враз растеряв всю свою невозмутимость и больше не скрывала своего внимания к говорящему. Смотрела внимательно, настороженно, точно ждала продолжения. Волк молчал, положив морду на лапы, не глядя ни на кого конкретно. Хитёр, зубастый, ой хитёр!.. Понимая нашу взаимную с Зюзей привязанность, он специально решился обозначить свои намерения лишь дождавшись разговора со мной, а до этого мудро держал их в себе. Простенькая хитрость, но эффектная. Целую связку заек одним ударом убил: продуманно поставил избранницу перед выбором – соглашаться на его присутствие или нет, без всех этих охов-вздохов и стеснительных невнятностей; показал двуногому, от кого именно зависит окончательное решение и при этом о своём намерении сообщил непосредственно мне, подчеркнув, что понимает мой статус непостороннего и проявляет вежливость. Ну и, самое главное, озвучил непрямое, но вполне понятное всем присутствующим предложение. Политик с иезуитскими мозгами, а не серенький волчок! Продуманный. Надо разруливать ситуацию. Не хватало нам ещё волков влюбленных с серенадами при Луне! Торопливо, быстрее, чем требовали приличия, я перехватил нить беседы, давая добердаме собраться с мыслями. – Не будем спешить. Я тебя не знаю, Зюзя тебя знает плохо. Ей нужно подумать. Глаза серого сощурились. Он прекрасно понял сказанное между строк: сбавь обороты. Однако сдаваться гость не собирался. – Я умею ждать. Настырный... А может, так и надо? Не ходить вокруг да около, а говорить о своих чувствах понравившейся женщине прямо. К чему тянуть? Тут или да, или нет. Главное –в отношениях наступает ясность. Вон, мы с Ольгой, всё присматривались друг к дружке, словно два фехтовальщика перед первым уколом, выпадами обменивались, и чего добились? Ни-че-го. Не произнеся в моей голове больше ни слова, волк бесшумно встал и направился в сторону дороги, давая возможность нам с подругой посоветоваться и обсудить услышанное. Доберман смотрела ему вслед. – Что думаешь? – Не знаю. Он хороший... С ним спокойно... Я помню, когда мне было плохо, он никуда не ходил и был рядом. На него ругался вожак, а он был рядом... И меня нашёл. Он здесь давно. Узнал от, – знакомая кабанья морда Пряника с вечно грязным от постоянного поиска желудей пятаком, – что я ушла и ждал. Мы увиделись на дороге... Его долго не было, а теперь есть... По медленности, неуверенности, некоторой конфузливой натянутости, с которой мыслеречь звучала в голове, понял – сомневается ушастая, боится решать. Думает, если согласится на предложение серого – в чём-то меня предаст вместе с нашим пёстрым прошлым. Не хочет обидеть. Наивная. Я же прекрасно понимаю, что требовать от кого-то преданности исключительно к себе – чистой воды эгоизм. Зачем мне это? Никогда о таком не мечтал. Я не хочу определять чужую жизнь, не хочу ненужных жертв на алтаре дружбы – они не принесут радости. Гораздо лучше, если доберман попробует найти своё, собачье счастье. Настоящее, от которого голова пьяная, а тело легче пёрышка. Такое, чтобы дыхание спёрло в груди; чтобы мгновения замирали от зависти к чужому блаженству, растягиваясь в бесконечность; чтобы и небо, и солнце, и весь мир только для неё... И почему бы не начать прямо сейчас? – Тебе волк нравится? – Да, – прошелестел мыслеответ смущённым, нежным ветерком. – Ну и не морочь голову. Пусть остаётся. Надоест – прогонишь. Не надоест – оставишь. Мне не мешает... Одна просьба – объясни ему наши правила: все друзья, вожаков нет, в горе и в радости вместе. – Спасибо, – антрацитовые глаза были переполнены благодарностью. – Я так и сделаю. – Тогда зови серого обратно. Хватит ему колючки по кустам собирать. Разумная дважды оглушающе гавкнула и волк не заставил себя ждать. Примчался по кабаньи – напрямую через подлесок, не особо выбирая путь. Нервничал, видать, в ожидании ответа, потому и спешил... Разумные объяснились на своём, без слов. Что говорила Зюзя – не знаю, но по ходу беседы серый гость несколько раз смотрел в мою сторону, принимая для себя какие-то решения. Наобщавшись с ушастой, волк подошёл ко мне. – Я понял правила вашей семьи. – Рад, что понял... У тебя имя есть? – принялся я наконец-то всерьёз знакомиться с Зюзиным воздыхателем. – Конечно. У всех есть имя. – Какое? В нос шибануло чем-то резким. Не противным, а... не могу объяснить, будто смесь мокрой собачьей шерсти с копчёной рыбой. – Его имя слышно, – помогла разобраться подруга. – Оно не звучит на языке людей. Представился, значит. И как мне к нему обращаться? На индейско-анекдотический манер в стиле: «Эй, ты! Мокрый пёс, извалявшийся в висевшей над костром и пропахшей дымом рыбе, иди сюда!» – я бы на такое имечко как минимум обиделся. – А попроще варианты есть? Чтобы голосом звать? Как к тебе люди обращались, с которыми ты на разведку ходил? – Волк. – Понятно. Волк так Волк. Коротко и по сути. Запомнить легко, спутать с барсуком сложно, – и уже к Зюзе. – Давайте делом займёмся. Расскажи, где была и что видела. Пробежавшись по дороге, мест, подходящих для засады, доберман нашла в избытке и ни одного полностью соответствующего моим запросам. То ямы и широки, и глубоки, но на открытой местности; то к дороге можно подобраться практически вплотную, но машина там скорость ни за что не сбросит – асфальт уцелел. Половинчато получается, хреново... Лишь одно заинтересовало, да и то с натяжкой. Надо будет своим глазом глянуть. ...Как-то на стройке, где я работал, после сильного ветра на незаконченную многоэтажку, возводимую в самом центре города, слегка завалился кран. В СМИ данное событие ухитрились не отразить; с соответствующими комиссиями, слетевшимися точно мухи на мёд, оперативно порешали; силовики, после непродолжительного общения с руководством фирмы сделали вид, что ничего не заметили. Однако негласно на происшествие съехалась вся конторская верхушка: от архитектора с инженером по ТБ до исполнительного директора. Ходили, брезгливо ступая дорогущими туфлями по пыльной стройплощадке, много говорили по телефонам; разбившись на кучки, негромко обсуждали случившееся. Не погнушался приехать и генеральный. Выплыл из своего каплевидного Мерседеса, осмотрел неприятность в сопровождении сбежавшейся свиты, глубокомысленно сказал что-то угрожающе-обезличенное и отбыл восвояси, оставив подчинённым разгребать проблему. Удивлённый такой плотностью начальства на квадратный метр, я поинтересовался у стоявшего неподалёку знакомого каменщика, человека в два раза старше меня и видавшего всякое: – Чего это они понаехали? Одного бы прораба с технологом хватило. Никто же из этих, – дальше в оригинале шло жутко непечатное слово, обозначающее скаредное и прижимистое начальство, – ничего в упавших кранах не понимает! – Они не за этим приезжали, – знающим голосом ответил тот.