И вдруг в углу он заметил бумажку, которая на секунду лишила его возможности дышать. Там было написано: Найден мобильный телефон. И фотография. Никаких сомнений. Это был тот самый телефон, с которым играл Адам, когда исчез. Прошло много времени, прежде чем Майя возобновила контакт с Бекке, после того дня, когда прижала его к стенке. Он ничего не отрицал, но и ни в чем не признавался. Просто молчал на другом конце провода, а потом произнес что-то вроде «мне надо кое-что выяснить, я перезвоню». Майя понятия не имела, что все это значит, ее раздирали мучительные подозрения. Несмотря ни на что, она хотела дать ему шанс объясниться, прежде чем двигаться дальше. Наконец от него пришла эсэмэска: Ты завтра дома? Надо поговорить. Решили, что он подъедет к ней вечером, часам к семи. Майя просто места себе не находила. Пробовала поработать с фотографиями, настроить резкость и свет, некоторые снимки обрезать. Но ничего не получалось. Она была выбита из равновесия. Вместо этого она достала свои записи, сделанные по той информации, которую собрал Мартин. Сверху было написано «Улоф Меландер» и несколько раз подчеркнуто. Майя открыла ноутбук и ввела имя в поисковую строку. На острове не оказалось ни одного человека, которого бы так звали, и Майя выписала тех, кто жил не очень далеко и подходил по возрасту. А потом начала обзванивать. — Здравствуйте, меня зовут Майя Линде, я звоню по несколько… странному вопросу. Я ищу Улофа Меландера, который в семидесятые годы проживал на острове Уруст в Бохуслене. Это случайно не вы? — К сожалению, вы ошиблись. Следующий: «Вы не поверите, но я в Бохуслене даже никогда не был». Следующий просто бросил трубку. Однако с четвертой попытки ей повезло. — Да, все верно. А вы кто? Низкий дружелюбный голос, идущий как будто из самого нутра. — Как я уже сказала, меня зовут Майя Линде. Надеюсь, вы меня простите, но я звоню в связи с трагическим исчезновением мальчика на острове Уруст в семидесятые годы. Это ведь ваш сын тогда исчез? Молчание. — Мне правда очень жаль, что я вот так врываюсь и начинаю бередить старые раны. — Нет, нет, — ответил Улоф. — Ничего страшного. Я просто… обескуражен. Меня уже много лет никто не спрашивал о Юхане. — Юхане? — переспросила Майя. — Значит, так его звали? — Да, это наш Юхан тогда исчез. Не хотите же вы сказать, что… его нашли? Трудно было определить, но Майе послышалась надежда в голосе Улофа. Надежда на то, что можно похоронить тело, или то, что от него осталось. — Нет, я не поэтому звоню. Просто недавно на том же самом месте исчез еще один мальчик. Я знакомая отца ребенка. — Да что вы говорите? — Да, все это очень печально. И… я хотела спросить, не согласитесь ли вы встретиться со мной? Я хочу кое-что обсудить, и предпочитаю сделать это с глазу на глаз. Если вы не против. Улоф помолчал. — Я не возражаю. Когда вы сможете подъехать? * * * Она видела, как машина Бекке карабкается вверх по холмам. Они нерешительно обнялись. Майя попыталась расшифровать его жесты, выражение лица, но так и не поняла, чего ей ждать, как он объяснит произошедшее. Они сели на кухне подальше друг от друга, он на стул, она в кресло в углу. — Что ты обо мне думаешь? — тихо спросил он. — Что я теперь я уже ничего не понимаю. Не знаю, кто ты такой. Он кивнул, словно подтверждая этот мрачный факт. — Я много размышлял о том, что ты сказала, — произнес он. — О том, кто мог написать эти письма у меня дома, если кто-то действительно это сделал. Он немного помолчал. — Особенно долго думать не пришлось. Снова молчание. — Разумеется, это мог сделать только мой сын, — продолжил он. — Если, конечно, ко мне не вломились, пока меня не было дома, но это маловероятно. Поэтому я поехал и поговорил с Йокке. И… оказалось, что так и есть. Это был он. — Твой сын? Он писал письма с угрозами Мартину и Александре? — Да. — Но почему? Бекке вздохнул. — Не знаю, как тебе описать Йокке, ты ведь его плохо знаешь. Это человек, который относится легко почти ко всему — кроме страданий животных. Когда я спросил про письма, он сразу все признал. Как-то вечером он пил пиво с братьями — оказывается, они знакомы, я об этом не знал, — и братья рассказали, что хотят вынудить одного мужика закрыть устричную ферму. Потому что он хранит свои вещи на их участке. Они рассказали, что пригрозили ему при встрече, а потом названивали ночами и ему, и его отцу, пытаясь запугать, но ничего не помогало. И тогда Йокке пришла в голову идея объединиться с братьями, он решил написать письма с угрозами. Ради благого дела, как он сказал. — И что это за благое дело? — Устричная ферма требует крупных вложений. Чтобы защитить ее от гаг, поедающих устриц, часто вокруг ферм устанавливают сети. Птицы попадают в эти сети и тонут или умирают мучительной голодной смертью. В прошлом году одну крупную устричную ферму судили за жестокое обращение с животными. Майя уставилась на Бекке. — Но нельзя же из-за этого посылать письма с угрозами. Должны существовать другие способы. А так они пугают людей, целые семьи. — Знаю. Похоже, он рассылал письма и другим людям, которые, как он считает, создают угрозу морской фауне. Например, в клуб аквабайкеров. Его никогда особо не волновало, что чувствуют люди — только животные. Не знаю, откуда это у него. Я много раз пытался вправить ему мозги, но, когда ему исполнилось восемнадцать, отпустил ситуацию. У меня просто не осталось сил. Хотя теперь, когда он сошелся с Анникой, он заметно повзрослел. Она девушка умная и внимательно следит за ним. Особенно сейчас, когда он готовится стать отцом. Майя встала, пересекла кухню и села за стол напротив Бекке. — На него следовало бы заявить в полицию, — взволнованно сказала она. — К тому же он мог бы дать показания против братьев. — Знаю. Они первые развязали эту войну, они же повредили оборудование на ферме. Разумеется, ты можешь подать заявление, если хочешь. Но, откровенно говоря, я не думаю, что полиция сможет сделать что-то серьезное. Это касается и Йокке, и братьев Юханссон. В лучшем случае их заставят выплатить небольшой штраф. Бекке встал. — Я пойду, на тебя, наверное, и так свалилось слишком много информации. — Ты уходишь? Она поднялась и подошла к нему, положила руку ему на плечо. — Может, останешься? Он посмотрел на нее таким взглядом… ей трудно было понять, что именно он выражал, но что-то внутри Бекке как будто надломилось. Только теперь она поняла, что натворила, как неосторожна была, как глубоко усомнилась в нем, даже не услышав объяснений. — Сейчас как-то не хочется. Мне очень жаль, Майя. — Прости. Я должна была… я просто так остро отреагировала. Не подумала. — Понимаю. В этом-то вся и проблема. Именно такая реакция оказалась ближе всего, буквально под рукой.