– Тогда рассказывайте. Когда-то давно жила-была… – подсказал он начало. Она повернула голову к окну, за которым хлестал дождь, но Сид понял: она сейчас видит другое окно и другое место. – Когда-то давно жила-была девочка, и жила она в Уэльсе, в прекрасном замке Блэквуд. – Я же пошутил насчет «жила-была». Я хочу не сказку, а настоящую историю. – Лежите спокойно, и я расскажу вам настоящую историю. – Тогда продолжайте. – Сам замок не был веселым местом, но вокруг простирались густые леса, журчали ручьи, высились черные холмы. И у девочки была целая компания замечательных друзей, с которыми она играла. У нее была сестра Мод, двоюродный брат Уиш, а также друзья Фредди и Бинг. В эту же компанию входили дети местного егеря: его дочь Би и сын Хью. Дом Хью и Би стоял в лесу. Девочка любила приходить к ним в гости. Их мама, милая улыбчивая женщина, рассказывала сказки у очага. А на столе всегда был чай с печеньем. Так они и росли вместе: девочка и ее друзья, и были они, как говорят, не разлей вода. – А потом появилась злая ведьма? Или волк? – Нет, мистер Мэлоун. Не было там ни ведьмы, ни волка. Зачем нужны придуманные чудовища, когда в мире полным-полно настоящих? Эти слова были нацелены в него. Она косвенно назвала его чудовищем. Сквозь боль пробился гнев. Кто она такая, чтобы его судить? И какое ему дело до ее мыслей о нем? Сид хотел попросить ее уйти, но не смог. Ее голос был единственным, что не позволяло боли взять его за горло. – Но дети выросли и покинули свой лесной дом. Хью стал конюхом в замке, а Би – горничной. – А кем стала девочка? – Печальной и никчемной узницей, приговоренной к ношению корсета и платьев. – Не очень-то счастливая история. – Вполне согласна. Боюсь, дальше будет еще печальнее. Когда Би исполнилось шестнадцать, она влюбилась. В кого – не сказала ни мне, ни остальным. Мы думали, сочиняет она, водит нас за нос. Сид заметил, что теперь разговор шел от первого лица. Голос Индии погрустнел, а взгляд стал отсутствующим. Сид смотрел в ее глаза, и пока они были рядом, он оставался над болью и красными волнами. – Однажды я пришла в конюшню – поболтать с Хью – и застала там Би. Она плакала. Потом вдруг сказала, что у нее будет ребенок. Отец – парень из соседней деревни. Стоило ей заикнуться о ребенке, он исчез неизвестно куда. Я хотела ей помочь и предложила подождать. Вместе мы что-нибудь придумаем. Но Би очень боялась, что о беременности узнают ее родители. И мои. Она работала у моего отца. Если он узнает – тут же прогонит ее из замка. Индия глотнула остывшего чая и продолжила: – У моей матери были два очень дорогих и ценных парных гребня. Один затем появился в лавке местного старьевщика. Думаю, старьевщик не обрадовался, а сильно перепугался. Он сообразил, какова настоящая цена этой штучки и чьи инициалы выгравированы на гребне. Он заявил в полицию и описал приметы молодого парня, принесшего ему гребень. Это был Хью. Полиция искала его, но не смогла найти. А я нашла. Я нашла его в нашем тайном месте – в развалинах старого дома. То место входило в число земель, принадлежащих моему отцу. Там же я увидела и Би. Она лежала на полу. Хью соорудил ей постель из конских попон. Они оба были забрызганы кровью. Кто-то сделал ей аборт… Иные мясники туши разделывают аккуратнее. Хью украл гребни, чтобы заплатить за эту варварскую операцию. Увидев меня, Хью потребовал уйти, но я сказала, что не оставлю Би. Ей нужен был врач. Я попросила его через полчаса принести сестру к воротам. Потом пошла в конюшню и дождалась, пока старший конюх не отправится на обед. Тогда я запрягла лошадь в одну из наших двуколок. Хью поднес Би, я укрыла их обоих попонами, и мы без остановок помчались в Кардифф, где находилась ближайшая больница. С нами поехал Фредди. Индия умолкла и покачала головой. – Я отчаянно сглупила, не взяв денег. Мать внушала мне, что благовоспитанные юные леди не должны носить с собой деньги. Пришлось найти ближайшую лавку ростовщика и продать мои сережки. Мы довезли Би до больницы, но… мертвой. Там сразу вызвали полицию. Я испугалась за Хью. Мы решили поскорее выбраться из больницы, но заблудились. – Она невесело рассмеялась. – Почему вы смеетесь? – Мы очутились в легочной палате. В легочной! Куда ни глянь – повсюду лежали шахтеры, умирающие от легочных болезней. – Я что-то не понимаю. – Простите. Я думала, вы знаете. Многие знают. Мой отец – лорд Бернли. Он владеет половиной угольных шахт Уэльса. Большинство умирающих в той палате работали на его шахтах. А может, все. Мы видели тридцатилетних мужчин, внешне напоминавших столетних стариков. Дети шахтеров страдали от туберкулеза. На одной кровати лежала девочка лет шести. Она кашляла кровью. Ее простыня вся была в пятнах крови. Одна женщина узнала меня. На мне был плащ переливчатого синего цвета. Мать купила его в Лондоне. Женщина плюнула в меня и сказала, что за эту дорогую одежку заплачено жизнью ее мужа. Индия замолчала, не в силах продолжать. – Теперь понятно, почему вы стали врачом. Из-за Хью, егерского сына. Его голос прозвучал резко и насмешливо. «Не смей», – одернул он себя, но было поздно. Слова уже вылетели. Индия уловила эту резкость и вздрогнула, вдруг став хрупкой и беззащитной. – Сама не представляю, зачем я вам все это рассказала. Должно быть, только нагнала на вас скуку. Простите меня, мистер Мэлоун. – Она встала. – Подождите. Что с ним случилось? – Его арестовала полиция, – сказала она, собирая чашки. – Это уж как пить дать! – фыркнул Сид. – Ваш отец обвинил парня в краже. И даже возврат гребней не помог. – Отцу вернули только один гребень. Хью утверждал, что второго он не брал, но ни отец, ни полицейские ему не поверили. – А вы? – Я поверила и продолжаю верить. – Он любил вас? Чашка выскользнула из рук Индии, с шумом упав на поднос. – Этот вопрос относится к числу сугубо личных. – А вы любили его. – (Индия промолчала.) – Но сейчас вы почему-то не с ним. – Вы угадали, мистер Мэлоун. Я не с ним, – глухо ответила она, берясь за ручки подноса. – Бедный красавчик! Поди корячится сейчас на шахте и сохнет по вам. Но я никак не могу представить, чтобы доктор Джонс, она же леди Индия, вышла замуж за арестанта. – Хью умер, мистер Мэлоун. В тюрьме. От тифа. Глумливый ты придурок, сказал себе Сид. – Черт побери! Я… простите, пожалуйста. Я не знал. И не думал… – Естественно, вы не знали. Трудно представить обратное. Занавес опустился. Открытое, сияющее лицо снова исчезло. И все из-за него. Он нарочно сказал такие слова, чтобы задеть ее. Отомстить за то, что задела его. Назвала чудовищем. Разве она это говорила? Может, он сам все придумал? Сид разозлился на самого себя. Ему снова захотелось извиниться и попросить ее остаться, рассказать еще что-нибудь о себе. Но как ее попросишь после всех его слов? – Я скоро зайду и измерю вам температуру, – сказала доктор Джонс, собравшись уйти. – Подождите… пожалуйста. Его боль усиливалась. А под болью… скрывалось что-то еще. Пряталось и выжидало. Сида начало трясти. – Мне нужно еще одно одеяло, – стуча зубами, произнес он. – У вас уже два. Вам снова холодно? – Замерзаю. Она опустила поднос и достала из шкафчика одеяло. Оно не помогло. Сида продолжало трясти. Удары сердца вдруг сделались частыми и громкими. Казалось, еще немного – и оно, пробив ребра, выпрыгнет наружу. – Доктор Джонс, я… Он пытался рассказать ей про боль и темное существо, затаившееся внизу, но не смог. Ему стало трудно дышать. – Сестра Абель! – послышался крик Индии и следом – топот бегущих ног. Кто-то о чем-то кричал. Сид услышал слова «септический шок». Красная волна боли быстро поднималась. Сид потянулся к руке Индии и крепко сжал. Он не должен отбросить копыта. Он должен любым способом остаться в живых. С ней он чувствовал себя в безопасности. Она удержит его, не даст утонуть, какими бы высокими ни были красные волны. Но затем ее голос стал удаляться. Он не слышал ничего, кроме плеска моря. Красные волны перекатывались через него, неся куда-то и увлекая в пучину. Глава 14 – Ты ее любишь? Фредди провел рукой по нагой груди Джеммы Дин, по ляжке и нежной коже бедра. – Нет, Джем, не люблю, – ответил он. – Я люблю тебя. Знаю, ты мне не веришь, но это так. – Я тебе верю, Фредди. Во всяком случае, ты любишь меня настолько, насколько такой, как ты, вообще способен любить. Другими словами, не особо. – Джем… – Если ты ее не любишь, зачем собираешься на ней жениться?