– Сукин сын! – заорал Дональдсон, которому блевотина забрызгала ботинки. – Я убью тебя, Мэлоун! К этому времени Сид уже сидел на койке. Он сорвал с тела мокрые простыни и раскачивался, пытаясь спустить ноги на пол. Индия не верила своим глазам. – Прекратите! Немедленно прекратите! – закричала она. – Немедленно покиньте отделение! Все! Эванс, позовите санитаров. Она подбежала к Сиду. Его глаза остекленели. Он начал бредить. В Королевской бесплатной больнице Индия изучала приемы обращения с психически больными. Она вытолкнула руки Сида наружу и навалилась на него всем телом, придавив к койке. – Лежите смирно! Вы все швы себе разорвете! Он был намного крупнее Индии и отчаянно дергался. – Фрэнки! Томми! – завопила она. Друзья Сида пришли ей на помощь. Втроем они кое-как смогли его унять. Прибежали три санитара. Они схватили мокрую простыню, сброшенную Сидом, положили на его грудь, а концы связали под койкой. То же санитары проделали и с его ногами. После этого Индия распорядилась принести шприц и успокоительное. Она не хотела применять сильнодействующее средство, но Сид не оставлял ей иного выбора. Появление полицейских сделало его неуправляемым. Недавно наложенный белый бинт быстро становился красным. Индия готовила дозу для инъекции. А Дональдсон продолжал говорить. – Констебли, арестуйте этих людей! – приказал он. – Арестовать нас? – взвился Фрэнки. – За что? Мы ничего не сделали! – Вы не закрылись в установленное время. – Мы… что? – Сегодня «Баркентина» работала до четырех часов утра. Я отправил туда полицейских в штатском. Вы нарушили закон о лицензии. – Шутить изволите! – Попрошу подать наручники. – Слушайте, Дональдсон! За такие нарушения берут штраф, а не отправляют в тюрьму! Вам ли не знать? – закричал Фрэнки. – Это компетенция мирового судьи. На мгновение стало тихо, затем Индия услышала возбужденный голос Томми: – Фрэнки, не смей глупить! Ему это только на руку. Он хочет, чтобы ты его ударил. И тогда загребут всех. Потерпи немного. Боуси приедет и мигом нас вытащит. Не падай духом, парень. Дональдсон подошел к койке Сида. Индия только что закончила вводить успокоительное и вытащила шприц из его руки. – Доктор Джонс, ему придется отправиться с нами. Он тоже арестован. – Это исключено, – сказала Индия, прижимая тампон к месту укола. – Если вы стронете его с места, это его убьет. Тогда уже я добьюсь вашего ареста, сэр. Дональдсон сердито снял с пояса наручники и приковал запястье Сида к раме койки. – Рид, – обратился он к одному из полицейских, – останетесь здесь и будете стеречь Мэлоуна. Индия подняла голову. Ее глаза, ставшие ледяными, уперлись в глаза Дональдсона. – Снимите наручники с моего пациента. Немедленно! – потребовала она. – Увы, не смогу. Он может сбежать. – Вы считаете, он может сбежать? В его-то состоянии? – резко спросила она. – Выбор за вами, доктор. Он или останется здесь, но в наручниках, или отправится в тюремную камеру, где их не будет. Возмущенная Индия повернулась к полицейскому: – Советую не путаться у меня под ногами. Когда успокоительное подействовало, Индия позвала санитаров, и они перенесли Сида в отдельную палату. Констебля она туда не пустила, велев сидеть в коридоре. Присутствие полицейского не лучшим образом подействует на Сида. Он по-прежнему бредил, дергая головой. – Они меня преследуют. Они меня преследуют, – повторял он. Индия не знала, как его успокоить. Она без конца повторяла, что с ним все в порядке и никто его не преследует. Она развязала простыни, которыми он был привязан к койке, сняла бинты и сердито покачала головой: – Вы, никак, пытаетесь себя убить? Посмотрите, что вы наделали! Индия обрезала нити поврежденных швов и наложила новые. Сид попытался было встать и сорвать наручники. Он напрягся изо всех остававшихся у него сил, отчего на шее проступили жилы. – Прекратите, мистер Мэлоун! Ради бога, лежите спокойно! Он повернул к ней голову, и в его глазах мелькнуло такое отчаяние, что у Индии перехватило дыхание. Она ненавидела избранный им жизненный путь и то, чем он занимался, но в этот момент вдруг прониклась сочувствием. – Неужели в этом смысл вашей жизни? – спросила Индия. – В насилии? В вечной загнанности? – Вам-то что? – вопросом на вопрос ответил Сид и снова рухнул на подушку. Наложив новые швы, Индия еще раз измерила ему температуру. Никаких перемен. Придется опять давать хинин. Она взяла пузырек. Дверь палаты приоткрылась. Вошел доктор Гиффорд. За ним следовала Элла Московиц, записывая его распоряжения. – Добрый вечер, доктор Гиффорд. Добрый вечер, сестра Московиц. – Доктор Джонс, я завершил дела на сегодня. Заглянул по пути. – Он мельком взглянул на Сида. – Слышал об этом молодце. Судя по виду, не жилец. Внутри Индии вспыхнул гнев. Сид то терял сознание, то снова приходил в себя. Возможно, он слышал слова Гиффорда. – Он силен и намерен бороться за жизнь. Я помогу ему, – громче, чем следовало, сказала Индия. Если Сид слышал слова Гиффорда, возможно, услышит и ее слова. – Хм… Что ж, дело ваше. На вашем месте я бы не стал тратить время на таких, как он. Хотя… если он умрет, тоже приятного мало. Тогда у нас будет две смерти за вечер и обилие писанины завтра. – Двое? – переспросила Индия. – Да. Мы потеряли Элизабет Адамс. Она умерла час назад. Индия помнила эту женщину. Гиффорд поддерживал в ней уверенность, что она беременна, а у нее была опухоль. Индия хотела исследовать характер опухоли. Гиффорд запретил. – От чего умерла миссис Адамс? – Рак матки. Индия не удержалась от восклицания. – Опухоль была совершенно неоперабельной. Индия кивнула. Большинство раковых опухолей в последних стадиях были неоперабельными, но ведь они не сразу становились такими. Если бы Гиффорд сразу, как только она пришла к нему на прием, направил ее на операцию, сейчас миссис Адамс, вероятно, была бы жива и укладывала детей спать. – Со временем, доктор Джонс, вы убедитесь, что не всегда можно руководствоваться правилами. Когда ваш опыт возрастет, вместе с ним появится и чутье на подобные случаи. Иногда куда милосерднее давать пациентам надежду вместо правды. Сестра Московиц, эти записи должны быть готовы к завтрашнему утру. – Конечно, доктор Гиффорд, – ответила Элла. Индия дождалась, когда смолкнут его шаги в коридоре, затем сердито повернулась к Элле: – Я хорошо помню миссис Адамс. Она мне рассказывала о болях и жуткой усталости. В чем, спрашивается, проявлялось его милосердие? – Успокойтесь, Индия… – Это просто невыносимо. Он делает клятву Гиппократа посмешищем. Элла, клянусь Богом, все, что он говорит, его замшелые взгляды… В его присутствии я не чувствую себя врачом. Я себя чувствую… проституткой. – Последнее слово она произнесла шепотом. – Лучше бы вы ею были. Тогда ваши заработки принесли бы нам намного больше денег. Кстати, сколько их в нашем фонде? – Пятьдесят восемь фунтов и пять шиллингов, – со вздохом ответила Индия. – Если вас уволят, у нас не будет даже этого. А деньги вам нужны, чтобы платить за жилье. – Вы правы, Элла. Простите. Просто я очень рассердилась на него. «Иногда куда милосерднее давать пациентам надежду вместо правды», – повторила она, подражая высокопарной манере доктора Гиффорда. – Элла, а почему нельзя давать им и то и другое? Почему? – Можно. Мы так и будем делать. Но не сейчас. Индия сокрушенно кивнула. – Знаете, когда я в первый раз шла к нему на собеседование, мне говорили, что он настоящий праведник. Набожный человек. Представляете? Темные глаза Эллы озорно сверкнули.