– Хлеб на морозе замёрзнет. Наполеонов ничего не ответил, отставив миску на кухонный стол. – Ешь, давай, – сказал он Мирославе, налив чай в две чашки. – Не хочу. – Тоже мне, принцесса выискалась, – пробормотал он себе под нос. – Я не принцесса, – улыбнулась Мирослава, – сам знаешь. – Знаю, конечно! Амазонка и тигра! – Одна в двух лицах? – Да у тебя этих лиц до фига! Ешь давай, не капризничай. – Шур, я и не капризничаю. – Она взяла кусочек сыра и стала сосредоточенно его грызть. – Ага. Теперь решила мышью поработать, – хмыкнул он. Дону надоело, что Наполеонов ворчит на его хозяйку, и он, запрыгнув ей на колени, уткнулся в сыр в её руках. Она сразу отломила ему маленький кусочек, и кот стал есть с её ладони. – Вот! – сказал Наполеонов. – Все порядочные девушки под Новый год мечтают о принце, а эта с котом тетёшкается. Мирослава весело расхохоталась. – Ты чего? – озадаченно спросил Наполеонов. – Анекдот вспомнила! – Какой? – «Девушки всю жизнь ждут принца на белом коне, а приезжает король – голый, пьяный и на автобусе». Наполеонов состроил страшную рожицу и собрался сделать подруге выговор о неуместности подобных анекдотов в предновогоднее время, но не удержался и расхохотался вместе с ней. Чуть позже, чтобы реабилитироваться хотя бы в собственных глазах, сказал: – Ну и жди своего Балду! – Подожду. А пока ты мне его заменишь. Шура погрозил ей пальцем. Сложил в раковину грязную посуду и велел: – Мой. – А ты что собираешься делать? – Знамо дело, – всплеснул он руками, как бойкая кухарка в фильмах про старинную жизнь, – готовить! Мирослава хмыкнула и принялась за мытьё посуды. А Шура подвязал фартук Мориса, который был ему непомерно велик, из-за чего Наполеонову пришлось сложить его чуть ли не вдвое. – Извини, только фарш купил готовый в фермерском магазине. – Наполеонов бухнул фарш в эмалированную кастрюлю. – Пойдёт! – улыбнулась Мирослава. Наполеонов добавил в фарш замоченный хлеб, яйца, повернулся к Волгиной: – Вымыла посуду? – Так точно, товарищ капитан! – вытянулась она в струнку. – Тогда забирай своего лохматого – и брысь оба с кухни! Расхохотавшись, Мирослава с удовольствием выполнила его приказание. Поужинали они втроём приготовленными Шурой котлетами. К удивлению Мирославы, они оказались очень вкусными. – Спасибо, Шура, – сказала она после ужина, – я не знала, что ты научился так вкусно готовить. – Так с кем поведёшься… – отозвался он. – Надеюсь, ты имеешь в виду не меня. – Это точно, – саркастически отозвался друг детства, – и даже не твоего лохматого. – Он кивнул на Дона. – Но-но! – шутливо погрозила она ему пальцем, – святого не касайся. – А посуду мыть тебе, – в отместку хмыкнул Наполеонов, – а то твоё святое, – он снова ткнул в кота, – только языком может всё отмывать. Мирослава перемыла посуду, подхватила на руки кота, терпеливо дожидавшегося её на кухонном подоконнике, и поднялась к себе. Наполеонов, который всё это время пил чай и молча наблюдал за её работой, остался на кухне. За окном уже было совсем темно. Ни луны, ни звёзд. Только мигающий в начавшемся снегопаде свет замёрзших фонарей. «Если природа не умерит свой энтузиазм, – подумала Мирослава, – то завтра нам с Шурой придётся расчищать дорожки в четыре руки. – Она включила ночник. – Что там вчера Наполеонов говорил о новогодних чудесах? – попыталась она припомнить и подумала: – Если и мечтать о ком-то, то явно не о принце. А о ком? Да вот хотя бы о таком персонаже, как «Иди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что». Исполняет всё, что ни попросишь, вопросов не задаёт, не критикует, не ворчит. Идеальный спутник жизни! Одно плохо, что не видно его». Мирослава улыбнулась, взяла со стола книгу и улеглась в постель. Дон пристроился рядом. Прошло минут тридцать, в дверь постучали. Не дожидаясь ответа, в комнату ввалился Шура. На нём была пижама цвета жёлтого цыплячьего пуха с белыми, прыгающими на этом фоне зайчиками. Мирослава невольно улыбнулась. – Чему радуемся? – спросил Шура. – Твоей пижаме. – Правда красивая? Мне самому нравится, – обрадовался Шура. – Миленькая, только тебе больше пошло бы с волчатами. – Ну вот ещё! Я белый и пушистый, как эти зайчики. Подвиньтесь! – это восклицание относилось и к Мирославе, и к Дону. Мирослава отодвинулась, а Дон просто перепрыгнул через неё и лёг с другой стороны. Шура улёгся рядом с Мирославой и попытался вытащить из-под её головы подушку. – Фиг тебе! – сказала она. – Возьми на кресле. Шура взял с кресла подушку, улёгся рядом с ней и выдернул из её рук книгу. – Ага, опять поэзия древнекитайских поэтов. Что там у нас на этот раз? Так, поэзия эпохи Тан, VII–X века. – Шура! – Мирослава попыталась отнять у него книгу, но он быстро увернулся. – Ишь какая! Не хочет, чтобы родной друг тоже обогатился! Наполеонов быстро пролистал страницы и остановился на одной из них. – Вот. Ван Луню. «Печаль». – Шура принялся читать вслух: За яшмовою шторою Одна Красавица Томится у окна. Я вижу влажный блеск В очах печальных — Кто ведает, О ком грустит она. Наполеонов с притворной пытливостью посмотрел на подругу. – Шура! Я придушу тебя. – Она резко потянулась к книге, но он снова увернулся. – Ладно, не нравится про печаль, поищем про другое. – Он снова полистал страницы и, остановившись на одной из них, воскликнул: – Вот! Нашёл! Слушай, как раз в тему! Цзяожань. «Сосна»: Потому что я шёпот сосны полюбил,