У Гарри снова мелькнула мысль: «А были ли они любовниками? Сколько ей лет? Двадцать пять? Двадцать шесть?» — Значит, у вас не получится провести праздники с родителями, — произнесла София. — Мои родители умерли. — Как грустно. — Отец погиб во время Первой мировой. Мать сразу после, от гриппа. — Да, — кивнула София. — Испания не участвовала в той войне, хотя эпидемия была и у нас. Это тяжело — потерять обоих родителей. — У меня есть тетки и дядя, а еще кузен. Он держит меня в курсе того, что происходит дома. — Бомбежки? — Да. Они случаются, но не такие страшные, какими их здесь рисует пропаганда. Гарри заметил, что при последних его словах София быстро огляделась, и обругал себя за неосмотрительность. Нельзя забывать: они находятся в стране, где нужно тщательно следить за своими речами. — Простите, — добавил он. — Я понимаю. А еще кто-нибудь дома у вас есть? — спросила София. — Жена, например? Гарри оторопел от ее прямоты: — Нет. Никого. Совсем никого. — Простите мне этот вопрос. Я, должно быть, показалась вам нахалкой. Вы, наверное, считаете, что испанские женщины не должны задавать такие вопросы. — Я не против откровенных разговоров. — Гарри посмотрел в ее большие карие глаза. — На контрасте, в посольстве они вовсе не приняты. Пару недель назад я был на приеме у одного министра из правительства, его дочери исполнилось восемнадцать. Официоз был удушающий. Бедная девочка. — Я из другой среды, — заметила София, выпустив клуб дыма. — Да? — Республиканской. Мой отец и его родители были республиканцами. Для богатых иностранцев Испания — это древние церкви, коррида и женщины в кружевных мантильях, но тут есть и совсем другие традиции. В моей семье к женщинам относились на равных. Меня растили в убеждении, что я ничем не хуже любого мужчины. По отношению к матери отец держался старомодных представлений, но у него, по крайней мере, хватало такта иногда их стыдиться. — Чем он занимался? — Работал на складе. По многу часов за гроши, как и я. — Думаю, семья, с которой я познакомился, когда был здесь в тридцать первом, держалась тех же традиций. Хотя тогда я видел все под другим углом. Он вспомнил рассказ Барбары про Кармелу и ее ослика. — Вам, видно, нравились эти люди, — сказала София. — Да, они были очень хорошие. — Гарри улыбнулся. — А ваши родные, они были социалисты? София покачала головой: — У нас были друзья-социалисты. И анархисты. И левые республиканцы. Но не все вступали в какую-нибудь партию. В партиях толковали про утопии, коммунистическую ли, анархическую, но большинство людей хотят только мира, хлеба на каждый день и уважения к себе. Разве не так? — Так. София подалась вперед, в упор глядя на Гарри: — Вы не понимаете, что значил для таких людей, как мы, приход Республики. Мы вдруг стали значимы. Я получила место в медицинской школе. Мне приходилось учиться и работать в баре, но у всех было столько надежд, наконец настали перемены, появился шанс на достойную жизнь. — Она улыбнулась. — Простите, сеньор Бретт, что-то я разболталась. Мне не часто выпадает шанс поговорить о тех временах. — Не извиняйтесь. Мне так легче понять. — Понять — что? — Испанию… — Он замялся. — Вас. София опустила глаза, достала еще одну сигарету и закурила. Когда она подняла взгляд, в нем читалась неуверенность. — Вероятно, вам придется покинуть Испанию раньше, чем вы планировали. Если Франко вступит в войну. — Мы надеемся, что этого не произойдет. — Все говорят, Англия даст Франко что угодно, лишь бы удержать его от войны. А что тогда будет с нами? Гарри вздохнул: — Полагаю, мое руководство скажет, мол, наш долг — делать все возможное, чтобы не допустить вступления Испании в войну, но… Гордиться нам особо нечем, я знаю. Неожиданно София вновь улыбнулась: — О, простите меня, у вас такой грустный вид. Вы так много для нас сделали, а я с вами спорю, простите. — Ну что вы! Взять вам еще кофе? — Нет, боюсь, мне пора возвращаться, — покачала она головой. — Мама и Пако ждут меня. Я должна купить продукты. Попытаюсь найти оливковое масло. Гарри замялся. Он видел одно объявление в вечерней газете и решил, что спросит Софию, если этот вечер пройдет удачно. — Вы любите театр? — выдал Гарри и смутился, потому что София мгновение смотрела на него озадаченно. — Простите, — торопливо извинился он, — просто завтра в театре «Зара» дают «Макбета». Вот я и подумал, вдруг вы захотите пойти? Мне интересно посмотреть эту пьесу на испанском. София молчала, глядя на него большими карими глазами. — Спасибо, сеньор, но, думаю, пожалуй, нет. — Очень жаль, — сказал Гарри. — Я только хотел… стать вашим другом. У меня совсем нет друзей среди испанцев. Она улыбнулась, но покачала головой: — Сеньор, было приятно поговорить, но мы живем в очень разных мирах. — Разве мы такие уж разные? Я слишком буржуазен? — В «Заре» все будут разодеты в пух и прах. Мне нечего надеть. — София вздохнула и снова посмотрела на него. — Несколько лет назад я не позволила бы себе таких мыслей. — Ну что ж… — улыбнулся Гарри. — У меня есть одно годное платье. — Прошу вас, приходите. София с улыбкой ответила: — Хорошо, сеньор Бретт, — и зарделась. — Только как друзья. Глава 28 Всю прошлую неделю шли дожди, холодные, иногда переходившие в мокрый снег. На пути к каменоломне заключенные шлепали по липкой красной грязи, линия снега на горной гряде с каждым днем опускалась немного ниже. То утро тоже выдалось сырым и стылым. Рабочие отряды стояли рядами у карьера, люди притопывали, чтобы согреться, а двое подрывников осторожно закладывали динамитные шашки в длинную щель, бегущую вдоль скалы высотой в двадцать футов. Сержант Молина, вернувшийся из отпуска, разговаривал с водителем армейского грузовика, который привез взрывчатку из Куэнки. Берни думал об Августине. Несколько дней назад тот убыл в отпуск. Во время утренней переклички Берни видел, как парень шел через двор, закинув за плечо вещмешок; на секунду он встретился с ним взглядом, а потом быстро отвернулся. Ворота были открыты, и Августин быстро скрылся из виду — ушел по дороге в сторону Куэнки. — Большой заряд, — пробормотал Пабло. Приятель Берни, коммунист, теперь работал вместе с ним в каменоломне. Бывший горняк из Астурии, он все знал о взрывных работах. — Нужно встать подальше: осколки полетят во все стороны, — заметил он. — Надо было им тебя взять закладывать взрывчатку, amigo. — Они побоятся, как бы я не заложил ее под их грузовик, мы делали так в Овьедо в тридцать шестом. — Нам бы до нее добраться, да, Винсенте?