– А точнее? – Черт, Джек! Я вешу двести девяносто фунтов! Теперь ты доволен, садист ты этакий? – Возможно, Дик, у тебя сломаны ноги. И ребра тоже. Не исключено, что вдобавок повреждены какие-то внутренние органы. А теперь оказывается, что ты весишь двести девяносто фунтов. Как ты думаешь, Том, сможем мы втащить его наверх по стремянке? – Ни за что на свете, – ответил отец. – Я тоже так думаю. Ему придется ждать, пока сюда доставят лебедку. – К чему это вы клоните? – взвизгнул мистер Моултри. – Хотите бросить меня здесь? – Он вновь испуганно оглянулся на бомбу. – Тогда хотя бы уберите подальше от меня эту чертову штуковину! – Я готов сделать для тебя, Дик, все, что угодно, – отозвался шериф. – Но бомбу я трогать не могу. Что, если взрывной механизм на взводе и все, что нужно для того, чтобы она взорвалась, – это прикоснуться к ней пальцем? Думаешь, я хочу брать на себя ответственность за твою жизнь, не говоря уже о Томе и самом себе? Нет уж, увольте, сэр! – Мэр Своуп сказал мне, – подал голос отец, – что разговаривал с каким-то военным с авиабазы Роббинс. Этот парень ему не поверил… – Я знаю. Лютер заглянул сюда, прежде чем отправился прочь из города вместе с семейством. Он в подробностях рассказал мне, что наболтал ему этот сукин сын. Но не исключено, что пилот, сообразив, что натворил, мог до смерти перепугаться и просто ничего никому не сказать. Может быть, он и в кабину самолета забрался, изрядно нагрузившись, прямо из-за праздничного стола. Так или иначе, помощи с авиабазы придется ждать долго. – А что мне прикажете здесь делать? – завопил мистер Моултри. – Просто лежать и терпеть эти невыносимые муки? – Если хочешь, я могу сходить наверх и принести тебе подушку, – предложил шериф Марчетт. – Дик? Как ты, в порядке? – донесся сверху тихий, испуганный голос. – Да я просто хоть куда! – заорал в ответ мистер Моултри. – Я безумно рад лежать здесь с переломанными ногами и этой чертовой бомбой рядом с башкой! Господи всемогущий! Не знаю, кто ты, там, наверху, но ты еще больший идиот, чем тот парень, что уронил на меня бомбу, раз задаешь такие вопросы… А, это ты! – Привет, Дик! – робко проблеял мистер Джеральд Харджисон. – Как дела? – Отлично: мы только что прервали танцы и прилегли отдохнуть! – Лицо мистера Моултри стало покрываться красными пятнами. – Вот дерьмо! Стоя на краю дыры в полу, мистер Харджисон опасливо глянул вниз. – Так это и есть та самая бомба, вон там? – снова проблеял он. – Нет, это жирный гусиный огузок, – огрызнулся мистер Моултри. – Конечно, это бомба! Мистер Моултри сделал несколько резких движений, пытаясь выбраться из-под кучи мусора, но не преуспел, только поднял облако густой удушливой пыли и причинил себе сильную боль. Отец оглядел подвал. В одном из углов стоял письменный стол, над которым на стене висела табличка с надписью «Мой дом – моя крепость». Рядом красовался плакат, изображающий пучеглазого негра, отплясывающего степ. По низу плаката шла приписка от руки: «Бремя белого человека». Отец подошел к столу и обнаружил на нем кипу беспорядочно разбросанных газет. Потянув на себя верхний выдвижной ящик стола, потрясенный отец увидел огромные голые груди красотки с обложки журнала «Джаггз». Под журналом обнаружилась мешанина из канцелярских скрепок, карандашей, аптечных резинок и тому подобных мелочей. Под руку отцу попалась передержанная фотография, сделанная на «кодаке». На фото мистер Моултри был в белом одеянии, с винтовкой в одной руке, а другой прижимал к груди белый остроконечный колпак и капюшон. Мистер Моултри широко улыбался, чрезвычайно довольный собой. – Эй, Том, уйди оттуда! – внезапно крикнул мистер Моултри, с трудом повернув голову. – Хоть я и не могу двигаться, но я еще не умер, и ты не имеешь права запросто копаться в моем столе! Закрыв ящик с фотографией, отец вернулся туда, где стоял шериф Марчетт. Наверху, прямо над их головами, нервно шаркал подошвами по перекошенному полу мистер Харджисон. – Эй, Дик, – наконец снова подал он голос, – я просто хотел заглянуть к тебе. Чтобы убедиться, что ты… ну, в общем, жив и все такое, сам понимаешь! – Да,пока я еще жив. Это так же верно, как то, что моя жена предпочла бы, чтобы эта бомба стукнула меня прямо по черепу. – Мы уезжаем из города, – смущенно объявил мистер Харджисон. – Скорее всего, вернемся на следующий день после Рождества, часов около десяти утра. Ты слышишь меня, Дик? В десять утра! – Да, слышу! Мне наплевать, когда ты вернешься! – И все же, Дик, я вернусь после Рождества в десять утра. Я думал, что тебе нужно это знать… Чтобы ты смог верно поставить часы. – Чтобы я смог поставить часы? Ты что, спятил… – Мистер Моултри внезапно замолчал. – Ах да, все в порядке. Я обязательно это сделаю. Мистер Моултри ухмыльнулся, повернувшись к шерифу Марчетту: – Дело в том, что мы с Джеральдом договорились помочь одному нашему другу вынести весь ненужный хлам из его гаража на следующий день после Рождества. Вот почему он все твердит мне о времени, когда вернется. – Ах вот как! Что это за друг, Дик? – Этот парень живет в Юнионтауне, – торопливо отозвался мистер Моултри. – Ты его не знаешь. – Я знаю многих жителей Юнионтауна. Так как же его зовут? – Джо, – отозвался мистер Харджисон, в то время как мистер Моултри назвал совсем другое имя: «Сэм». – Джо Сэм, – торопливо поправился мистер Моултри, улыбаясь и истекая потом. – Джо Сэм Джонс. – Сдается мне, Дик, что тебе не удастся помочь после Рождества никакому Джо Сэму Джонсу расчистить его гараж, – покачал головой шериф Марчетт. – Скорее всего, ты встретишь утро этого дня в уютной палате какой-нибудь больницы. – Эй, Дик, я ухожу! – крикнул сверху мистер Харджисон. – Уверен, у тебя все будет хорошо, так что не переживай. И тогда мистер Харджисон случайно задел носком левого ботинка серебристую звездочку, давно уже висевшую на краю пробитой бомбой дыры в полу. Отец наблюдал, как маленькая звездочка плавно и грациозно, словно большая снежинка, летит вниз. Звездочка ударилась в один из стабилизаторов в хвостовой части бомбы и разлетелась дождем блестящих кусочков стекла. В последовавшее за этим мгновение полной тишины все четверо мужчин услышалиэто. Из бомбы донесся шипящий звук, как будто внутри проснулась змея, растревоженная в своем логове. Потом шипение стихло, и из недр железной махины донеслось негромкое зловещее тиканье, не похожее на тиканье будильника, а скорее напоминавшее звук перегретого мотора, в котором вот-вот закипит вода. – Вот черт! – прошептал шериф Марчетт. – Господи помилуй! – задыхаясь, произнес мистер Моултри. Его лицо, только что пылавшее румянцем, стало белым, как у восковой куклы. – Бомба заработала, – сказал отец, едва сдерживая волнение. Речь мистера Харджисона оказалась еще более выразительной. За него все сказали ноги, которые моментально вынесли его по искривленному полу на скособоченное крыльцо домика мистера Моултри и дальше, к припаркованной у обочины машине, да так шустро, словно почтальоном, как ядром, выстрелили из пушки. Автомобиль мистера Харджисона унесся прочь стремительно, как Роуд Раннер[42]: мгновение назад он был еще здесь – и тут же исчез. – Господи, Господи, Господи, – твердил мистер Моултри, обливаясь слезами. – Не дай мне умереть! – Том! – подал голос шериф Марчетт. – Нам, похоже, пора уносить ноги. Он говорил тихо, словно взрывной механизм бомбы мог сработать от сотрясения воздуха. – Не оставляйте меня одного! Джек, ты не имеешь права! Ты ведь шериф! – Ничего не могу больше для тебя сделать, Дик. Клянусь, что хотел бы тебе помочь, но это не в моих силах. Возможно, тебе поможет чудо или волшебство, но, боюсь, дело – труба. – Не бросайте меня здесь одного! Вытащите меня отсюда – я заплачу вам столько, сколько вы захотите! – Извини, Дик. Будем выбираться, Том. Отцу не требовалось второго приглашения. Ловко, как обезьяна по стволу дерева, он взлетел по стремянке. – Я подержу стремянку, Джек, – сказал он, оказавшись наверху. – Давай выбирайся. Бомба продолжала тикать, отмеряя время. – Ничем не могу помочь тебе, Дик, – еще раз повторил шериф Марчетт, взбираясь по лестнице. – Нет! Послушайте! Я все для вас сделаю, только вытащите меня! Я вытерплю любую боль! Но отец и шериф Марчетт уже шли к двери. – Умоляю вас! – заорал им в спину мистер Моултри. Его голос задрожал, из горла вырвались глухие рыдания. Он вновь попытался вырваться из-под обломков, но безуспешно. Сильная боль заставила его кричать еще громче: – Вы не можете оставить меня умирать здесь одного! Это бесчеловечно! Когда шериф и отец оказались на улице, мистер Моултри все еще кричал им вслед и плакал. Их лица были вытянутыми и напряженными. – Да, работу здесь предстоит проделать нелегкую, – заметил шериф Марчетт. – Тебя куда-нибудь подвезти, Том? – Да, – ответил отец, нахмурившись. – Нет. Не знаю. Он прислонился к машине. – Да не убивайся ты так, Том. Мы все равно ничем не можем ему помочь, ты и сам это прекрасно знаешь. – Может быть, кому-нибудь из нас стоит подождать снаружи, на случай если появится команда саперов. – Отличная мысль. – Шериф Марчетт оглянулся по сторонам. – Хочешь вызваться добровольцем, Том? – Нет.