– Да, отец. Она поможет нам, если мы придем к ней. – Может, ты и прав. А может быть, от нее не будет никакого толку. Отец нахмурился, словно сама мысль о том, чтобы обратиться к Леди, причиняла ему боль. Но эта боль, конечно, не превышала ту, что уже давно мучила его. – Вот что я сделаю, Кори, – проговорил он, когда морщины на его лице немного разгладились. – Я спрошу своего друга, что он об этом думает. Я до смерти испугался этих его слов. Очень, очень испугался. – Пожалуйста, возвращайся домой поскорее, – сказал я ему. – Скоро вернусь, – пообещал он. Я оставил отца на валуне под низким серым небом со свинцовыми облаками. Добравшись до Ракеты, я оглянулся и увидел, что отец стоит на самом краю утеса. Взгляд его был обращен вниз, в ужасные глубины озера, словно он искал там следы канувшего туда автомобиля. Я крикнул ему, чтобы он отошел от опасного края, но отец сам повернулся и, возвратившись к своему валуну, уселся на него снова. «Не сегодня», – сказал он. Мне оставалось лишь верить ему. Я покатил к дому той же дорогой, что и приехал сюда, но на обратном пути уже не думал о звере из Затерянного мира – голову мою занимали другие, более важные мысли. Следующие дни были такими же холодными и серыми, холмы вокруг Зефира сделались коричневыми, как трава на Поултер-Хилле. Пришел декабрь, месяц веселья и удовольствий. Иногда, когда я возвращался из школы, отец был дома, а иногда нет: он куда-то уезжал. Мама, усталая не по годам и пребывавшая в постоянном напряжении, объясняла, что отец уезжает искать работу. Мне хотелось надеяться, что отец больше не ездит к утесу над озером Саксон, к знакомому валуну, откуда так удобно смотреть на темную зеркальную гладь воды, размышляя о будущем. Матери моих друзей помогали нам как могли. Под тем или иным предлогом они заглядывали к нам в гости, приносили еду в кастрюльках, корзиночки с бисквитами, домашние соленья и маринады, всякую всячину. Мистер Коллан пообещал угостить нас олениной с первой же охоты в нынешнем сезоне. В ответ мама настойчиво угощала всех своей выпечкой. Отец ел то, что приносили нам знакомые, но я знал, что ему было стыдно принимать эту неприкрытую милостыню. Выяснилось, что в скобяном магазине не требовался водитель для доставки товара, никто не нуждался и в новом кассире. Часто по ночам я слушал, как отец поднимается с кровати и ходит по дому. Вошло в обыкновение, что утром, часов до одиннадцати, он отсыпался, а по ночам не спал часов до четырех. Он тоже превращался в «сову». Однажды в воскресенье мама попросила меня съездить к Вулворту на Мерчантс-стрит и купить ей коробку формочек для пирожных. Я отправился в путь. Ракета бежала сегодня подо мной особенно быстро. В магазине я исполнил поручение мамы и поехал обратно. По пути я остановился у кафе «Яркая звезда». Здесь трудился мистер Юджин Осборн, который в войну служил в Первой пехотной дивизии. Тот самый Юджин Осборн, который так легко узнавал немецкие ругательства, стоило ему их услышать. С самой Брэндивайнской ярмарки воспоминания о том, что я услышал в доме сестер Гласс, не давали мне покоя. Где попугай мог научиться немецким ругательствам, если его хозяйка не знает ни слова по-немецки? Кроме того, я вспомнил еще кое-что, а именно слова мистера Осборна: «Конечно, он не только ругался. Там были и другие немецкие слова, но они прозвучали невнятно». Как такое могло получиться? Я оставил Ракету на тротуаре и вошел в кафе. Кафе было совсем маленькое, всего на несколько столиков, пару кабинок и стойку, у которой сидели посетители, болтая с официантками – миссис Мадлен Хакаби и молоденькой Кэрри Френч. Нужно сказать, что хорошенькая блондинка мисс Френч пользовалась большим успехом, а миссис Хакаби более всего напоминала пару миль разбитой проселочной дороги. Но миссис Хакаби служила официанткой в «Яркой звезде» задолго до того, как я появился на свет, и хватало одного ее сурового взгляда, чтобы в кафе воцарился порядок. В это время дня здесь было пустовато, вот и сейчас за столиками сидели лишь несколько человек, преимущественно пенсионеры. Среди них был и мистер Каткоут, который читал газету. Работал телевизор. Сидевший у стойки мужчина ухмылялся, глядя на мисс Френч. Это был не кто иной, как Дик Моултри, похожий на тюленя в людском обличье. При виде меня его улыбка испарилась как призрак, которого коснулся первый рассветный луч. – Привет! – крикнула мисс Френч, увидев, что я направился к стойке, и просияла лучезарной улыбкой. Если бы не выступающие вперед зубы, она могла бы поспорить красотой с самой Чили Уиллоу. – Чем могу служить? – Мистер Осборн сегодня работает? – Само собой. – Можно мне поговорить с ним? – Обожди минутку. Мисс Френч повернулась к окошку в стене между залом и кухней. Я увидел, как большой живот мистера Моултри вдавился в край стойки, когда он наклонился вперед, чтобы получше разглядеть ноги мисс Френч. – Юджин! – позвала она. – Тут с тобой хотят поговорить! – Кто? – услышал я в ответ. – Как тебя зовут? – спросила меня мисс Френч. Мы с ней вращались в разных кругах, да и я был в «Яркой звезде» слишком редким гостем, чтобы меня узнавали в лицо. – Кори Маккенсон. – А, так ты сын Тома? – удивилась она, и я утвердительно кивнул в ответ. – Это мальчишка Маккенсонов! – крикнула она мистеру Осборну. Мой отец, как и «Бич бойз», иногда любил потусоваться. Я почувствовал на себе пристальный взгляд мистера Моултри. Он с шумом отхлебнул кофе, пытаясь привлечь мое внимание, но я и ухом не повел. Из вращающейся двери в кухню появился мистер Осборн. На нем были фартук и белый поварской колпак. Он шел, на ходу вытирая руки полотенцем. – Добрый день! – приветствовал он меня. – Что привело тебя сюда? Мистер Моултри весь подался вперед – и ушами, и пузом. – Может быть, мы присядем за столик? – спросил я мистера Осборна. – Вон туда. Я кивнул в сторону одного из самых дальних столиков. – Можно и присесть. Давай веди. Я, намеренно усевшись так, чтобы находиться спиной к мистеру Моултри, сказал: – Я был в доме мисс Гласс в тот вечер, когда вы привели свою дочь Уинифред на урок музыки. – Да, я помню тебя. – А того попугая помните? Вы еще сказали, что он ругается по-немецки. – Да, то, что он болтал, насколько я понимаю, звучало как немецкая речь. – А вы не помните, что именно говорил попугай, кроме ругательств? Мистер Осборн откинулся на спинку стула. Склонив голову набок, он задумчиво вертел в руке вилку из столового набора, так что была видна татуировка на пальцах с буквами «А», «Р», «М», «И», «Я». – А для чего тебе нужно это знать, могу я спросить? – осведомился он. – Да просто так, – легкомысленно пожал я плечами. – Стало любопытно, и все. – Значит, тебе стало любопытно? – Мистер Осборн слегка улыбнулся. – И ты пришел сюда только для того, чтобы спросить у меня, что наболтал попугай? – Именно так, сэр. – Но это случилось почти три недели назад. Почему же ты не заглянул ко мне раньше? – Дело в том… что у меня не было времени. Все это представляло собой чистую правду: я хотел зайти к мистеру Осборну и расспросить его, но последние события – сбежавший динозавр из Затерянного мира и то, что мой отец потерял работу, – действительно оказались для меня более важными, и эта встреча отошла на задний план. – Сейчас я уже не помню точно, что именно говорил попугай, за исключением, конечно, соленых словечек, которые я тебе не могу сказать без разрешения Тома. – Так мой отец заходит к вам? Я и не знал. – Иногда бывает. Последний раз он приходил, чтобы написать заявление для приема на работу. – Вот как? – удивился я. – Не знал, что мой отец умеет готовить. – Мыть посуду, – поправил мистер Осборн, внимательно меня разглядывая. Кажется, я вздрогнул. – У нас в кафе приемом на работу заведует миссис Хакаби. Она тут установила просто казарменные порядки. Я кивнул в ответ, стараясь не встречаться с внимательным взглядом мистера Осборна. – Так вот, попугай, – снова заговорил он, и его улыбка стала шире. – Попугай цвета морской волны. Ругается без умолку. Но он ведь живет в доме сестричек и принадлежит мисс Гласс Голубой. Чему же тут удивляться? – Не она же научила его этим ругательствам! Я и не знал, что взрослые тоже называют ее мисс Гласс Голубая. – Признавайся начистоту, Кори. Зачем тебе понадобилась болтовня этого несчастного попугая? – Дело в том, что я хочу стать писателем, – объяснил я, сам удивляясь своей находчивости. – И меня интересуют всякие любопытные вещи. – Писателем? Собираешься писать рассказы и все такое? – Именно, сэр. – Сдается мне, трудновато тебе будет заработать этим кусок хлеба. Мистер Осборн поставил локти на стол. – Так ты сейчас вроде как собираешь материал для своего рассказа, или что ты там решил написать?