– Вы задаете мне вопрос, мистер Паттерсон? – Помимо того, что главный судмедэксперт откровенно злоупотребляла своим служебным положением, когда спала с агентом ФБР, этот момент не имеет непосредственного отношения к делу. Так что я не стану... Я не дала ему договорить. – Моя дружба с Марком Джеймсом началась в юридическом институте. Никакого злоупотребления служебным положением не было, и я возражаю против заявлений главного прокурора о том, с кем я сплю. Протоколист продолжала печатать. Я так стиснула руки, что у меня побелели суставы. Паттерсон решил вновь задать тот же вопрос: – Кто такой Чарлз Хейл, и с какой стати вы решили дать ему сумму в размере десяти тысяч долларов? Я мгновенно вспомнила розовые шрамы, розовую кожу на оставшихся от двух пальцев обрубках. – Он был продавцом билетов на лондонском Викторианском вокзале, – ответила я. – Был? – Он работал там в понедельник восемнадцатого февраля, в тот день, когда взорвалась бомба. Никто не сообщил мне. Весь день я слышала об этом в новостях, но узнала о случившемся лишь в два сорок одну ночи девятнадцатого февраля по телефону. В Лондоне было шесть сорок одна утра, и Марк был мертв уже почти целые сутки. Я была настолько потрясена, что звонившему мне Бентону Уэсли нелегко далось объяснение, как это могло произойти. – Это же случилось вчера, я читала об этом вчера. Ты хочешь сказать, что подобное повторилось? – Взрыв произошел вчера утром в самый час пик. Но я только что узнал про Марка. Наш атташе в Лондоне сейчас сообщил мне. – Ты не ошибся? Ты уверен, что не ошибаешься? – Боже мой. Мне очень таль, Кей. – Его уже опознали? – Да. – И нет никаких сомнений? То есть... – Кей. Я сейчас дома. Я могу через час подъехать. – Нет, нет. Я вся дрожала, но почему-то не могла плакать. Я бродила по дому и, заламывая руки, еле слышно стонала. – Однако вы не знали этого Чарлза Хейла до того, как он пострадал во время взрыва, доктор Скарпетта. Что же вас побудило дать ему десять тысяч долларов? – Паттерсон вытер лоб носовым платком. – Они с женой не могли иметь детей, но им очень хотелось ребенка. – А откуда вам известны такие интимные подробности жизни незнакомых вам людей? – Мне рассказал Бентон Уэсли, и я решила предложить им обратиться в Борн-Холл, ведущий институт, занимающийся искусственным оплодотворением. Искусственное оплодотворение не предусмотрено государственной медицинской страховкой. – Но вы сказали, что взрыв произошел в феврале, а чек был выписан вами в ноябре. – Я не знала о проблемах Хейлов до прошлой осени, когда ФБР, разведав все это каким-то образом, напечатало его фотографию. Я давно просила Бентона сообщить мне, что я могу сделать для мистера Хейла. – И потом вы решили взять на себя финансирование искусственного оплодотворения чужих вам людей? – спросил Паттерсон таким тоном, будто я только что призналась ему, что верила в существование живых гномов. – Да. – Вы, часом, не святая, доктор Скарпетта? – Нет. – Тогда, будьте любезны, объясните свои действия. – Чарлз Хейл пытался помочь Марку. – Пытался ему помочь? – Паттерсон принялся расхаживать взад-вперед. – Пытался ему помочь купить билет, сесть на поезд, найти туалет – как помочь? Что вы имеете в виду? – Марк был некоторое время в сознании, а Чарлз Хейл, серьезно покалеченный, оказался на земле рядом с ним. Он пытался убрать с Марка обломки. Он разговаривал с ним, снял пиджак и укрыл... Он пытался остановить кровотечение. Он делал все, что мог. Его ничто не могло спасти, но он все-таки был не один. Я очень благодарна ему за это. Сейчас зарождается новая жизнь, и я рада, что могла хоть как-то отблагодарить. Мне это помогает. Хоть как-то. Нет. Я – не святая. Это было нужно для меня. Когда я помогала Хейлам, я помогала и себе. В зале воцарилась такая тишина, словно там никого не было. Несколько подавшись вперед, женщина с ярко накрашенными губами обратилась к Паттерсону: – Чарли Хейл, я так думаю, продолжает жить в Англии. Нельзя ли вызвать Бентона Уэсли? – Нет необходимости вызывать ни того ни другого, – сказала я. – Они оба здесь. * * * Меня не было в зале, когда старшина присяжных сообщила Паттерсону о том, что специальное большое жюри отказалось предавать меня суду. Не присутствовала я и при том, когда об этом сообщали Грумэну. Закончив давать показания, я занялась поисками Марино. – Я видел, как он выходил из туалета около получаса назад, – сказал мне какой-то офицер, куривший возле фонтана. – А вы не могли бы попробовать вызвать его по радио? – спросила я. Пожав плечами, он отстегнул радио от ремня и попросил через диспетчера Марино. Марино не отвечал. Я спустилась по лестнице и выбежала на улицу. Сев в машину, я захлопнула дверцы и завела мотор. Потом схватила телефонную трубку и позвонила в полицейское управление, которое находилось напротив суда через улицу. Пока взявший трубку детектив говорил мне, что Марино нет, я проехала по стоянке в поисках его белого «форда-лтд». Так и не обнаружив его, я свернула на свободное резервное место и позвонила Нилзу Вэндеру. – Вы помните то ограбление во Фрэнклине – где обнаруженные отпечатки совпали с отпечатками Уоддела? – спросила я. – Когда украли гагачью куртку? – Да, именно это. – Помню. – А нет ли у вас случайно карточек с отпечатками пострадавшего? – Нет, лишь отпечатки, обнаруженные на месте преступления. – Спасибо, Нилз. После этого я позвонила диспетчеру. – Скажите, лейтенант Марино не объявлялся? – спросила я. – Объявлялся, – услышала я через пару секунд ее голос. – Пожалуйста, если вы сможете связаться с ним и выяснить, где он, передайте ему, что с ним срочно хочет поговорить доктор Скарпетта. Примерно минуту спустя в трубке вновь раздался голос диспетчера: – Он на центральной заправке. – Передайте ему, что я в двух минутах оттуда и уже еду к нему. Городская заправка, которой пользовалось полицейское управление, находилась на пятачке асфальта, окруженном проволочной оградой. Она работала только по методу самообслуживания. Там не было ни своего персонала, ни зала для отдыха, ни автоматов для продажи чего бы то ни было. Лобовое стекло можно было почистить лишь в том случае, если у вас имелось с собой все необходимое для этого. Когда я подъехала, Марино засовывал в боковой карман свою заправочную карточку. Он вылез из машины и подошел ко мне. – Только что по радио слышал, – сказал он, не в силах сдержать улыбки. – Где Грумэн? Я хочу пожать ему руку. – Он остался в суде с Уэсли. Что случилось? – Неожиданно я почувствовала легкое головокружение. – Вы не знаете? – удивленно спросил он. – Черт возьми, док. Они отцепились от вас, вот что случилось. Нечто подобное со специальным большим жюри происходило лишь пару раз на моей памяти. Глубоко вздохнув, я покачала головой. – Наверное, кто-нибудь другой на моем месте уже плясал бы джигу. Но у меня что-то нет большого энтузиазма. – Да, вероятно, вы правы. – Марино, как звали того человека, который заявил о том, что у него украли куртку на гагачьем пуху? – Саливан. Хилтон Саливан. А что такое? – Когда я давала показания, Паттерсон сделал чудовищное предположение о том, что я могла воспользоваться револьвером из лаборатории, чтобы убить Сьюзан. Иными словами, всегда рискованно пользоваться своим оружием, потому что, если его проверят и докажут, что из него стреляли такими-то пулями, придется долго объяснять и оправдываться.