– И он задействовал Сьюзан. – Которая не хотела этим заниматься, но у которой были серьезные финансовые трудности. – А кто же, на твой взгляд, платил? – Скорее всего, их контролировал все тот же человек, который изначально задействовал Стивенса. Кто-то из подопечных Донахью, может быть, какой-нибудь охранник. Я вспомнила сопровождавшего нас с Марино по тюрьме Робертса. Мне запомнился взгляд его холодных глаз. – Допустим, охранник. И с кем же этот охранник встречался? Со Сьюзан или со Стивенсом? – Полагаю, со Стивенсом. Стивенс не доверил бы Сьюзан такое количество денег. Нечистые на руку люди судят всех остальных по себе. – Он встречается, так сказать, со связным и берет у него деньги, – сказала я. – Затем встречается со Сьюзан, чтобы отдать ей ее долю? – Видимо, по такому сценарию все разыгрывалось в день Рождества, когда она уехала от родителей, чтобы якобы встретиться с подругой. Она должна была встретиться со Стивенсом, но убийца его опередил. Я вспомнила про одеколон, которым пах ее воротник и ее шарфик, и еще, как вел себя Стивенс, когда застал меня в своем офисе. – Нет, – сказала я. – Это было не так. Уэсли лишь взглянул на меня в ответ. – У Стивенса есть определенные качества, которые могли бы способствовать тому, что случилось со Сьюзан, – объяснила я. – Ему плевать на всех, кроме себя. И еще он – трус. Если запахнет жареным, он притихнет, как мышь. У него в первую очередь появляется импульс подставить кого-то другого. – Как в случае с тобой, например, когда он оклеветал тебя, а сам украл документы. – Наглядный пример, – согласилась я. – Сьюзан положила в банк три с половиной тысячи долларов в начале декабря, недели за две до смерти Дженнифер Дейтон. – Правильно. – Хорошо, Кей. Давай-ка вернемся немного назад. Сьюзан, или Стивенс, или оба пытались влезть в твой компьютер через несколько дней после смерти Уоддела. Мы думали, что они искали нечто такое, что могло оказаться в протоколе вскрытия и что Сьюзан могла пропустить во время вскрытия. – Конверт, который Уоддел просил захоронить вместе с ним. – Вот это меня по-прежнему смущает. Коды на квитанциях не соответствуют нашим догадкам. Подходят только даты, а коды не имеют отношения к ресторанам и телефонным будкам между Мекленбургом и Ричмондом. – Знаешь, Бентон, возможно, объяснить это настолько просто, что поначалу нам даже и не могло прийти это в голову. – Я весь внимание. – Когда ты куда-нибудь едешь по делам Бюро, думаю, тебе приходится заниматься тем же, чем и мне, когда я в служебной поездке. Ты отчитываешься за расходы и сохраняешь все квитанции. Если ты часто разъезжаешь по службе, то собираешь квитанции сразу за несколько поездок, чтобы избежать бумажной волокиты. И все эти квитанции у тебя где-то лежат. – Все это превосходно объясняет наличие квитанций, – согласился Уэсли. – Возможно, кому-то из тюремного персонала понадобилось съездить в Питерсбург. Но как квитанции оказались в заднем кармане Уоддела? Я вспомнила про просьбу Уоддела о захоронении содержимого конверта вместе с ним. Потом мне неожиданно пришла в голову одна, казалось бы, непримечательная деталь. В день казни Уодделу была разрешена двухчасовая встреча с матерью. – Бентон, а ты разговаривал с матерью Ронни Уоддела? – Несколько дней назад Пит был у нее в Суффолке. Она не очень-то расположена беседовать с нем-то вроде нас. В ее глазах именно мы отправили ее сына на электрический стул. – Значит, она не поделилась ничем по поводу своих впечатлений от беседы с сыном в тот день. – Из ее слов можно лишь сделать вывод о том, что он был каким-то пришибленным и испуганным. Хотя вот один интересный момент. Пит поинтересовался, куда делись личные вещи Уоддела. Она сказала, что ей отдали его часы и кольцо, объяснив, что он пожертвовал свои книги, стихи и прочее Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения. – У нее это не вызвало недоумения? – спросила я. – Нет. Похоже, она считала, что Уоддел вполне мог так поступить. – Почему? – Она не умеет ни читать, ни писать. А главное – ее обманули, так же как и нас, когда Вэндер пытался добраться до личных вещей Уоддела в надежде снять с них отпечатки его пальцев. И, скорее всего, эта ложь исходит от Донахью. – Уодделу было что-то известно, – сказала я. – И Донахью стремился заполучить каждую записочку, которую тот писал, каждое адресованное ему письмо, потому что, должно быть, Уоддел знал нечто такое, что определенные люди хотели сохранить в тайне. Уэсли сначала не ответил. Потом он спросил: – Как, ты говоришь, назывался одеколон Стивенса? – "Ред". – И ты уверена, что почувствовала тот же запах на воротнике и шарфике Сьюзан? – Я бы не стала это утверждать в суде под присягой, но этот запах довольно запоминающийся. – Думаю, пора нам с Питом немножко побеседовать с твоим администратором, чтобы предоставить ему шанс покаяться. – Хорошо. Мне кажется, я могла бы помочь создать ему соответствующий настрой, если ты дашь мне время завтра до полудня. – Что ты собираешься предпринять? – Попробую потрепать ему нервы, – ответила я. * * * Тем же вечером я сидела и работала за столом на кухне, когда услышала, как Люси въехала на машине в гараж. Я пошла ее встретить. На ней был синий тренировочный костюм, одна из моих лыжных курток, в руках – спортивная сумка. – Я такая грязная, – сказала она, пытаясь ускользнуть из моих объятий, однако я уже почувствовала, что ее волосы пахнут порохом. Глянув на ее руки, можно было не сомневаться, что некоторое время назад она держала оружие. – Ого, – воскликнула я ей вслед. – Где он? – Где кто? – невинным тоном откликнулась она. – Пистолет. Она нехотя вытащила из кармана куртки мой «смит-вессон». – Я и не знала, что у тебя есть разрешение на тайное ношение оружия, – сказала я, забирая у нее револьвер и проверяя, разряжен ли он. – Оно мне и не нужно, если я тайно ношу его в своем доме. А до этого он лежал у меня на виду на сиденье машины. – Все это замечательно, только мне это не нравится, – тихо сказала я. – Рассказывай. Она молча проследовала за мной на кухню, и мы сели. – Ты сказала, что едешь в «Уэствуд» поразмяться, – начала я. – Я помню, что сказала. – Где ты была, Люси? – На полигоне Мидлосиэн-Тернпайк. Это крытое стрельбище. – Я знаю, что это такое. И в который раз ты уже туда ездишь? – В четвертый. Она смотрела мне прямо в глаза. – О Господи, Люси. – А что же мне делать? Пит меня больше с собой не берет. – Лейтенант Марино сейчас очень и очень занят, – ответила я, и это прозвучало так многозначительно, что мне самой стало не по себе. – Ведь ты же знаешь, в чем дело, – добавила я. – Да, конечно. Сейчас он не может приехать. А если он не может приехать к тебе, значит, он не может приехать и ко мне. Он где-то ищет убийцу-маньяка, который расправляется с такими людьми, как лаборантка из твоего морга и начальник тюрьмы. Хорошо хоть, что Пит может постоять за себя. А я? Мне всего лишь один-единственный раз показали, как надо стрелять. Премного благодарна. Это все равно что разок позаниматься теннисом, а потом сразу принимать участие в Уимблдоне. – Ты переоцениваешь свои беды.